Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машинальным движением мистер Дамфи потянулся к конверту. Выразив в ответном жесте любезное сожаление, полковник Старботтл отстранил его руку; затем, положив конверт на стол, продолжил свою речь:
— Полагаю очевидным, что, поскольку — по моему разумению — для передачи дела в суд серьезных поводов нет, первая часть инструкции остается в силе и вскрывать конверт я не должен. Но допустим на минуту другую возможность. Если я забуду этот конверт здесь на столе и получу его завтра назад в запечатанном, как и прежде виде, то, полагаю — как джентльмен и человек чести, — я не нарушу тем принятых на себя обязательств.
— Понимаю, — сказал, коротко хохотнув, мистер Дамфи.
— С вашего разрешения я поставлю еще одно условие, чисто формальное, конечно, как водится между джентльменами. Возьмите перо, пишите то, что я скажу. — Мистер Дамфи взял перо. Полковник Старботтл принялся медленно, сосредоточенно вышагивать по комнате, прижав руку к своей высокопочтенной груди, как если бы он был секундантом, отмеряющим расстояние до барьера. — Вы готовы?
— Я жду, — нетерпеливо откликнулся Дамфи.
— »Настоящим заявляю, что в случае, если разглашу секретные сведения, доверенные мне полковником Старботтлом, то обязуюсь немедля оказать ему принятое между джентльменами удовлетворение, без какого-либо дополнительного вызова на дуэль; причем предоставляю ему выбор времени и места поединка, а равно и оружия; если же я откажусь драться с ним, то да буду я лжецом, подлецом и трусом!»
Поглощенный сочинением этого примечательного документа, а также по причине того, что непомерно вздувшаяся от важности грудь полностью закрывала ему поле зрения, полковник Старботтл не видел, сколь презрительная улыбка кривила губы человека, выполнявшего сейчас обязанности его секретаря. Как бы там ни было, мистер Дамфи подмахнул документ и передал полковнику, спрятавшему его в кармане. Но полковник не считал дело поконченным.
— Что касается… гм… чека, — сказал он, слегка откашлявшись, — полагаю, что всего лучше, если он будет выписан по вашему приказу и вами же индоссирован. Во избежание недоразумений.
С минуту мистер Дамфи колебался. Со строго деловой точки зрения было бы правильнее сперва ознакомиться с содержанием конверта. Чуть усмехнувшись, он выписал чек и вручил полковнику.
— Если это не слишком затруднит вас, — сказал полковник самым изысканным тоном, — извольте приказать кому-либо из ваших клерков получить для меня деньги по чеку.
Торопливо, не сводя глаз с конверта, мистер Дамфи позвонил в колокольчик и отдал чек вошедшему клерку; полковник Старботтл тем временем скромно удалился к окну, напустив на себя самый рассеянный вид.
До конца жизни полковник Старботтл не переставал горько сожалеть, что обратился к Дамфи с этой последней просьбой вместо того, чтобы попросту сунуть чек в карман. В тот самый момент, как он подходил к окну, пол под его ногами вдруг словно встал на дыбы; потом опустился; полковника отбросило к камину. Он почувствовал дурноту и головокружение; в его смятенном мозгу мелькнула мысль, уж не хватил ли его апоплексический удар. Но когда он обернулся к мистеру Дамфи, то увидел, что тот тоже вскочил с места и стоит, бледный как смерть, ухватившись за край куда-то двигающегося письменного стола. Тут книжный шкаф с грохотом повалился на пол, из соседних помещений понеслись громкие вопли, и оба они — полковник и Дамфи — под аккомпанемент бьющихся стекол, топота ног и скрипа обретших вдруг голос деревянных перекрытий, повинуясь неодолимому инстинкту самосохранения, ринулись к двери. Дверь приоткрылась не более чем на два дюйма; потом стала, словно ее заклинило. С ревом угодившего в капкан зверя Дамфи бросился к окну и, выбив стекла, вывалился на тротуар. Через мгновение полковник Старботтл очутился рядом с ним, а в следующее мгновение они потеряли друг друга из вида, нисколько о том не печалясь, как если бы никогда не были даже знакомы. Сведшее их вместе общее дело, которое только что так волновало обоих и которое они не успели довести до конца, было начисто позабыто, стерто, испепелено новым всепоглощающим стремлением, суть которого могла быть выражена в едином слове: бежать! Куда угодно, но бежать!
Улица была запружена людьми, бледными, задыхающимися от волнения, перепуганными до полусмерти, утратившими обличив цивилизованных существ. Одни были в истерике, хохотали без причины и несли невесть какой вздор. Другие, в некоем параличе и даже не пытаясь укрыться от опасности, стояли растерянные, неподвижные под осыпающимися карнизами, под градом падающих кирпичей. Третьи, потревоженные во время работы, словно не в силах были от нее оторваться: один какой-то держал в руках пачку бумаг и счетов, другой сжимал под мышкой толстую бухгалтерскую книгу. Некоторые потеряли нормальное чувство стыдливости и бегали по улице полуодетыми; а какой-то мужчина, выскочивший из бани с одним лишь полотенцем, пытался наспех прикрыть им свою наготу. Были и такие, которых испуг кинул в объятия смерти: один пытался пробить собственным телом стеклянную крышу, другой выбросился очертя голову с четвертого этажа. Были прославленные храбрецы, дрожавшие, как малые дети; одного авантюриста, проведшего всю жизнь в опаснейших приключениях, нашли скорчившимся в углу, хотя в его комнате лишь чуть-чуть потрескивала штукатурка. Были оптимисты, твердившие, что опасность уже миновала и что они ручаются за это чем угодно; были пессимисты, качавшие головами и пророчившие, что следующий удар будет роковым. Некоторые сгрудились у кирпичных обломков; другие глазели на убитых лошадей, обезумевших и разбившихся о фонарные столбы; люди стояли толпами у телеграфа и у газетных редакций, желая поскорее узнать о размерах катастрофы. В более отдаленных от Центра улочках и переулках жители сидели на своих порогах или на стульях, выставленных прямо на мостовую, и с опаской взирали на дома, которые они выстроили собственными руками, и даже на синий свод вверху, улыбавшийся им так обманчиво. Они страшились теперь и самой земли вокруг. Они поделили ее на участки, обратили в предмет купли-продажи, нажились на ней; и вдруг она восстала против них, ушла из рук, ускользнула из-под ног. В этом было что-то нестерпимо чудовищное: тупая, бесконечно терпеливая земля, облагодетельствованная ими, украшенная ими, служившая им верой и правдой во всех превратностях лихой судьбы, вдруг взяла да изменила своим законным хозяевам! Никто не удивился, когда владелец маленького особняка на взморье, безвозвратно сгинувшего в открывшейся трещине, утратив в безумном гневе дар речи, бешено потряс крепко сжатым кулаком перед лицом матери-природы.
- Кресси - Брет Гарт - Прочие приключения
- Малыш Сильвестра - Брет Гарт - Прочие приключения
- Милость! - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Поход - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- В Петербурге - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Корабль в бурю - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Степан Груздев - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Суд людской - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Трефовый король - Василий Немирович-Данченко - Прочие приключения
- Новогоднее путешествие Большой Лужи - Борис Алексеев - Прочая детская литература / Прочие приключения / Прочее