Прочитать бесплатно книгу 📚 Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин 👍Полную версию
- Дата:23.04.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Люпофь. Email-роман.
- Автор: Николай Наседкин
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Л ю п о ф ь
Email — роман
Целую тебя поминутно в мечтах моих всю, поминутно взасос. Особенно люблю то, про что сказано: «И предметом сим прелестным восхищён и упоён он». — Этот предмет целую поминутно во всех видах и намерен целовать всю жизнь. Анечка, голубчик, я никогда, ни при каких даже обстоятельствах, в этом смысле не могу отстать от тебя, от моей восхитительной баловницы, ибо тут не одно лишь это баловство, а и та готовность, та прелесть и та интимность откровенности, с которою это баловство от тебя получаю…
…Пишешь: А ну если кто читает наши письма? Конечно, но ведь и пусть; пусть завидуют…
Из писем Ф. М. Достоевского жене Анне Григорьевне из Эмса (1879 г.)Главный материал для прозаика — всякого рода неудобные, неприличные ситуации.
Ю. ТыняновОбязательно напиши про НАС роман!!! Только ты сможешь! Используй наши мэйлы, я тебе доверяю!..
АлинаЧасть первая
1. Прелюдия
Друзей у Алексея Алексеевича Домашнева не было.
Впрочем, один всё-таки, наверное, имелся — Пётр Антошкин. Он в отличие от Алексея Алексеевича, «пысатэла» (так с натужной иронией Домашнев сам себя порой именовал), действительно стал писателем. Начинали они в юности вместе, ходили в одну литстудию при молодёжной газете. Домашнев тогда ещё служил в армии, в барановском гарнизоне (попал сюда из Сибири), приходил на занятия со своими первыми рассказами в военной форме. Заканчивая службу, Домашнев подал документы в местный пединститут, поступил, да так и остался здесь, в Баранове. После окончания учёбы попал в аспирантуру, защитился, пробился в доктора-профессоры, заведует кафедрой в бывшем своём пединституте, превратившемся в университет, а творчество, писание рассказов и повестей осталось для него занятием на досуге. Но две книжечки издал — приобщился.
А Пётр, друг-писатель, давно перебрался в Москву, живёт за пятьсот вёрст, так что видятся они раза два-три в год, не чаще. А дружба, как известно, требует-жаждет ежедневного общения. Но, действительно, так получилось, что ближе запятьсотвёрстного Петра человека у Алексея Алексеевича не было — только с ним он мог быть вполне и более-менее откровенным. А вообще говоря, с мужиками ему было скучно (темы: пьянки, гулянки, бабы, политика, футбол, анекдоты — тьфу!), с женщинами дело обстояло ещё хуже: без секса они ему были не интересны, а сексом он мог заниматься только по любви или хотя бы по влюблённости (почувствуйте разницу!). Такой вот урод! Ему уже пятьдесят, а он ни разу в жизни не пробовал проститутку, никогда не платил денег женщине за трах-тибидох. Как говорит один из его героев в давней повести: если при оргазме не теряешь сознание — к чему тогда трахаться? А другой ещё образнее поддакивает: если от поцелуя голова не кружится — к чему тогда целоваться?
Нет, бывали у Домашнева, что называется, случайные связи, особенно подшофе, но в момент сближения с малознакомой партнёршей он всегда и каждый раз был уверен, что встретил, наконец, её, ту самую, с которой предстоит ему долгое сладкое счастье разделённой любви… Самообманывался конечно дурил самого себя. И наутро, как правило, вместе с похмельем терзало его раскаяние за напрасные поцелуи, ласки, фрикции, разбрызганную зря сперму, и, само собой, — страх перед какой-нибудь венерической заразой, который точил потом его сознание несколько дней.
И ещё немаловажный штрих: обычно и чаще всего на этот самый трах-тибидох соблазнял не Алексей Алексеевич, а — его. Он вообще-то страшно закомплексованный и неуверенный в себе человек, так что первый шаг самому в сближении с женщиной сделать ему всегда было невероятно тяжело и мучительно. Но, надо признать, поддавался на соблазнения он довольно легко. И, как правило, женщина (девушка), положившая на него взгляд, хорошела-расцветала для него прямо на глазах, так что уже в момент жарких поцелуев и предварительных ласк он почти на все сто процентов уверялся, что уже влюблён, уже счастлив, уже вытащил свой билет в лотерее любви. Чуть-чуть из другой оперы, но всё равно можно вспомнить классические строки к случаю: «Ведь обмануть меня несложно, я сам обманываться рад…»
Стоит упомянуть для торжества истины, что жила немало лет в судьбе Домашнева ещё Маша, при мысли-воспоминании о коей сердце его каждый раз сладко притискивало, и редкие её звонки, письма, а в последнее время и мэйлы явно убыстряли кровоток в его организме, но с Машей он в последний раз виделся уже более трёх лет назад, так как обитала она теперь страшно далеко — в Америке…
Итак, понятно, что Алексей Алексеевич Домашнев в свои пятьдесят был глобально, тотально и хронически одинок. Все пять (или сколько там) миллиардов человеческих особей, обитавших вместе с ним на земном шарике, были для него абстракцией, условностью, тенями. Рядом (в пространстве) только три души обретались: старый рыжий кот Фурс (по человеческим меркам — старичок лет 70‑ти), тёща, Пелагея Петровна, уже совсем больная, не встающая с постели, и крашенная хной жена, Дарья Николаевна (она преподавала литературу и русский язык в лицее), с которой вековали они под одним потолком чаще всего в разных комнатах двухкомнатной квартиры, словно в коммуналке. Жар страсти, любви, влюблённости давно прошёл-растворился (почти тридцать лет уж вместе — поженились ещё в аспирантуре!), осталась привязанность, привычка совместной жизни и, в часы обоюдного хорошего настроения, — ровная нежность. Доходило порой дело и до объятий-поцелуев, но, увы, всё реже и реже. Дело катилось к тихой спокойной совместной старости.
Впрочем, Алексей Алексеевич о старости даже и думать не желал, бодрился: по утрам зарядочку делал, на дачу ездил-гонял на велосипеде, с первым же снегом лыжи с антресолей доставал, в еде был умерен, живот не распускал (одежду носил 48‑й нумер), ещё пятнадцать лет тому бросил курить, а последние три года и сухой закон сам для себя объявил — спиртного в рот не брал ни капли (до этого же ох как употреблял во зло!). К тому же природа явно благоволила Домашневу: выглядел он значительно моложе своего возраста, старался и одеваться помолодёжнее — джинсы, куртки, майки, свитера, а галстук напяливал только в исключительных случаях, что не очень-то нравилось коллегам-профессорам (особенно — профессоршам) старорежимной закваски. Зато Домашнева нередко ещё на улицах и в транспорте городском именовали-величали «молодым человеком». Надо признать, такое обращение слух Алексея Алексеевича ласкало, но голову особо не кружило: на молодых женщин, а тем более девочек-студенточек он поглядывал в последнее время уже, можно сказать, чисто эстетически. Он и в молодости уж шибко рьяным донжуаном не был, а с годами и вовсе ему скучно стало тратить время на мимолётные романы-приключения, ухаживания-волочения, влюбиться же опять по-настоящему, горячо и пылко, как в свою Дарью в молодости или позже в Машу, никак что-то не вытанцовывалось.
Как вдруг случилось ЭТО…
В судьбе, наверное, каждого человека бывают периоды, когда события начинают накатывать-обрушиваться одно за другим штормовыми волнами, словно испытывая — выдержит ли он такое ускорение, такое взвихрение ритма повседневной жизни и напор перемен? Вот у профессора Домашнева подобное и началось в середине прошлого года. Алексей Алексеевич работал ещё в техническом университете. Сначала появилась в его повседневности Оля. Он, конечно, давно мечтал заиметь настоящую любовницу, то есть такую, с которой встречался бы тайно и регулярно, которая ласкала бы его, лелеяла и любила, но не требовала бы от него ничего серьёзного — жениться, допустим, на ней или подарить ей ребёнка… Ведь вот читаешь всякие романы-повестушки или киношки-видео смотришь: блин, ну у каждого нормального женатого мужика есть на стороне такая милая любовница — где они только их берут-откапывают? Но вот Бог, видно, услышал и Алексея Алексеевича тайные мечтания.
Дело в том, что на кафедре русской литературы, коей он заведовал, работала одна очень милая женщина лет сорока, Ольга Львовна. Она была доцентом, кандидатом наук, работала над докторской — что-то там по Евгению Замятину. Во-первых, у неё были дивные глаза. Не глаза — очи! Прозрачно-голубые, бездонные, таинственные. У неё были шикарные губы — пухлые, чувственные, манящие. Да и вообще она была более чем привлекательна и даже чуть наметившаяся полнота фигуры не портила общее впечатление. А уж сколько прелести добавляли ей мягкая плавность движений-жестов, таинственная молчаливость, грудной мелодичный смех и застенчивость, заставляющая её краснеть от самых безобидных шуток. Определённый шарм этой обаятельной женщине придавал и её статус матери семейства: у неё имелись два совсем взрослых сына, дочь-подросток и муж-профессор (он работал на физмате) — совсем уже старый козёл, ровесник Фурса. Оля выскочила за него, своего преподавателя, в восемнадцать, будучи студенткой и влюбившись без памяти. В то время тридцать лет разницы в возрасте только добавляли жара в их отношения. Теперь же дряхлый муж все оставшиеся силы тратил на ревность. Он беспрестанно грозился её убить в случае супружеской измены. Будь его воля, этот стрекозёл не задумываясь надел бы на свою жену средневековый стальной пояс верности и запечатал-замкнул на три-четыре запора. Оля после работы сразу спешила домой, в выходные если и могла отлучаться, то не далее чем на рынок да в магазины. Лишь изредка дозволялось ей сходить на два-три часа в гости к подруге, чем они с Алексеем Алексеевичем потом и пользовались…
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Могу! - Николай Нароков - Современная проза
- Тополь берлинский - Анне Рагде - Современная проза
- Секс в большом городе - Кэндес Бушнелл - Современная проза
- ТАСС не уполномочен заявить… - Александра Стрельникова - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- 2. Работа под прикрытием - Маргарита Гришаева - Современная проза
- Все, что осталось от любви - Мария Захарова - Современная проза