Форма входа
Прочитать бесплатно книгу 📚 Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский 👍Полную версию
- Дата:28.04.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Повесть "В начале жатвы"
- Автор: Станислав Китайский
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
На сайте можно читать бесплатно Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский. Жанр: Классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте knigi-online.club (книги онлайн клаб) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
0/0
Описание онлайн-книги Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский:
В сборник вошли уже известные и новые произведения иркутского писателя("В начале жатвы.", "Спеши строить дом.", "Рупь делов.", "Собачья школа", "Ягодка", "Такая вот картина", "Когда же ты вернешься?", "Утро этого дня"), которого привлекают вечные и злободневные морально-этические вопросы, часто ускользающие в обыденной жизни от нашего внимания.
Читем онлайн Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Станислав Борисович Китайский
Повесть
В начале жатвы
I
Сидит Филиппушка на обочине дороги, сидит — смерти ждет. Он знает, что сейчас, пока солнце на небе, она не придет. Разве только потом, когда засереет дорога и выглянет из-за ближнего леса круглая и полная, как выхоженная квашня, луна, тогда она, возможно, и появится. Сам он маленький, сухонький, и смерть у него должна быть такая же — маленькая, нестрашная совсем, тихая и постная, вроде Секлетиньи-богомолки, что коптит небо еще со старорежимных времен. Появится она в серой сермяжине вон за тем далеким поворотом, пройдет мимо черного черемухового куста, одиноко тянущего к небу обломанные корявые сучья, поравняется с Филиппушкой, сгорбленно остановится и скажет холодным спокойным голосом:
— Ну, пойдем, дружочек. Пора.
Оно и правда пора: когда уже себе седьмой десяток разменял! Ан нет, не хочется. И думает Филиппушка: а вдруг она задумается, пройдет мимо и не заметит его. Зайдет в избу, а там никого — пусто. Не возвращаться же старухе обратно сюда. И пойдет она по пыльной дороге — через село, и опять окажется в поле, на другом конце...
Не хочется помирать Филиппушке. И в годы свои нету веры у него. Когда скажет кто, вот, прошла, мол, жизнь, — он на словах согласится: прошла, прошла, как летний день прошла, — устать устал; а оглядеться кругом, налюбоваться красой земной не успел. А в душе подумает: когда же это она успела пройти? И наедине верит: не прошла. Какой дурак выдумал считать годы, дни? Зачем? Правду говорил заезжий лектор, что для одного сто лет может пройти, а для другого за тот же момент только минута. Это правильно, очень даже верно. Иначе все и помирали бы одного веку, а так живут сколько кому положено, — иной за тридцать себя вычерпает, другому и девяноста мало. У всякого свой счет.
Филиппушке иногда кажется, что он был всегда,— как вот поля, пшеница, жаворонки, пыльная полынка у сапога, иногда — что только вчера свет увидел. Но постоянно живет в нем уверенность, что будет он вечно, потому как нельзя же, чтобы вдруг разом исчезло все. Ведь как любо проводить солнышко на покой и знать, что завтра оно снова встанет и ты встретишь его, и скажешь ему: здравствуй, и ответом будет все прибывающее тепло — залог нескончаемой жизни.
А бывает — засосет что-то в груди, застенает луговой чернокрылой чайкой, будто далекий кто-то позовет к себе, и такое смятение — опустошительное и студеное — охватит душу, что покажется, будто ты и не на земле уже, а плывешь в пустоте над миром, над всем живущим, и нет тебе дела ни до чего, и сам ты не свой. Это не предчувствие близкого конца, нет, с концом Филиппушка твердо не согласен, а что это такое — черт его знает, названия ему не подберешь. Накатывает оно на Филиппушку обычно к вечеру, когда сидит он одиноко у мутного окна и знает, что впереди длинная, неуютная ночь.
Вот в такие часы и стал он выходить за село: смехом — смерть встречать, на деле — успокаиваться.
Шел медленно, степенно, попыхивая в усы дымком из трубки, старался примечать всякое движение в природе: юрких сусликов, неопасливых придорожных птичек, названия которым он не знал, телят в потраве — «экую вольность за моду взяли! попробуй-ка лет двадцать назад пусти теленка в хлеб — ого!» — мало ли чего увидишь, пока отшагаешь два немеряных километра. Глядишь, смятение ушло, заглохло.
Присядешь на жидкую траву за кюветом, подставишь закрытые веки предвечернему солнцу — тепло, ласково. И размечтаешься о чем-нибудь хорошем. Потом и глаза откроешь, а хорошее продолжается. Божья коровка уселась на руку и заползала живой кровавой капелькой. Ловко ползает, а не слышно, чтобы щекотала...
— Здравствуй, дед! —внезапно раздалось над Филиппушкиной головой.
Филиппушка вздрогнул всем телом, сделался как будто еще меньше, беззубый рот его кисло раскрылся, и в слезящихся мутных глазах замер на секунду ужас. Потом, не меняя выражения лица, он тихонько рассмеялся: над ним стоял человек, старый, тучный, в белой рубахе и с пиджаком на руке.
— Ты пошто хихикаешь? Чокнулся, что ли? — строго спросил мужик.
Филиппушка взмахнул обеими руками и не то кашляя, не то смеясь проговорил:
— Эдак я же Ее мог не заметить, а тут ты!
— И впрямь чокнулся... Ну что ж, здорово, Филипп Степанович! —Человек протянул широкую, толстопалую руку.
Филиппушка сидя пожал ее, но признать человека не признал, а знакомы, видно, давно: по отчеству его в селе и сам забыл, когда навеличивали.
— А ты из чьих? — спросил он, вытирая пальнем глаза. — Меня откуда знаешь?
Уж тебя-то как не знать? — сказал мужик.
— Меня раньше многие знали. В районе где-нибудь служил?
— Ослабла у тебя память, — упрекнул незнакомец. — Из Сычовки сам. Вместе, можно сказать, по девкам бегали... Да чего?.. Жизнь ты мне под корень извел, вот что. Тут не забудешь.
Филиппушка вмиг посерьезнел, поважнел, будто ему сказали невесть какую приятность, достойно поправил усы — жидкие, прокуренные, подстриженные со значительной овальностью, и со статуйным спокойствием стал долго смотреть на пришельца.
— Никак Колюхов Федор? Нешто ты?
— Я и есть,— подтвердил Колюхов.— Помнишь, стало быть?
— Да на кой ты мне, помнить тебя? На добрых людей памятливости не напасешься, а на вашего брата... — Филиппушка коротко взмахнул рукой, вернее, одной только желтой кистью руки, ровно отбросил, оттолкнул от себя нечто неприятное, хмыкнул в нос и стал набивать табаком короткую изогнутую трубку.
Колюхов тяжело опустился на землю рядом с Филиппушкой, бережно отложил в сторонку сложенный пиджак и надолго замолчал. Сорвал низкий пшеничный колосок, размял его на ладони, посчитал негнущимся пальцем зерна, подул на них и бросил в рот. Зерно еще не застекленело, было мягким, но совсем спелым, крахмально вкусным — самый раз убирай.
— Там вон шел, пшеница уже в валках, а здесь пошто не свалили?
Филиппушка непонимающе дернул плечом.
Живешь-то как?
— Живу, — независимо сказал Филиппушка.
— Ну и ладно...
Они сидели рядом, два старика, чем-то непонятным похожие, как все старики, друг на друга, и в то же время совсем разные. Один рыхлый, багроволицый. Пот затемнил свежую белизну рубашки на груди и на спине и стекал кривыми дорожками по тяжелым бритым щекам. Слишком городские башмаки на толстой подошве жали ему ноги, привыкшие к просторным сапогам, и он развязал шнурки, пошарил по карманам, чем бы смахнуть пыль, не нашел, оставил в покое. И все сопел, не мог начать разговора, от которого было не уйти.
Другой — высохший, желтый, с лицом, похожим на засохшее на ветке яблочко, в тужурке, саморучно сшитой из плохо выделанной кожи, сыромятно белеющей на швах и на сгибах, и в таком же картузе — неторопливо попыхивал трубкой и молчал озлобленно, ершисто.
Вокруг стояло позднее лето. Зелень была уже совсем не та, что еще месяц назад, — суховатая, жесткая, пыль на ней — омывай не омывай дождями — так и останется; земля не пахнет весенним любовным обещанием, за нее теперь пахнут хлеба, а она серая, будто седая, лелейно колышет их; в недальних колках и перелесках, должно, осинки уже желтеют и роняют ранний лист на сырые грибницы, там просветленно, ясно; деревня же вдали темнеет почти черной зеленью тополей и высокими пирамидами нескольких елей, оставшихся на месте бывшей церкви. Заходящее солнце припекает, ласкает этот желто-зеленый мир, хочет прогреть все живущее перед долгими осенними дождями.
— Не жарко тебе? — спросил Колюхов, кивнув на Филиппушкину одежду.
— Привык.
Сколько Колюхов помнил его взрослым, Филиппушка всегда был одет именно так с тех пор, как еще в гражданскую комиссар какого-то эскадрона отдал ему, представителю первого комбеда в Сычовке, свою боевую тужурку. Тужурка была Филиппушке большевата, и, чтобы не поддувало, он подпоясывал ее тонким, сделанным из чересседельника ремешком с двумя небольшими уздечными кольцами на правом боку, куда подвешивался в особых случаях большой австрийский штык-тесак в ножнах с балаболкой на конце. Зачем нужен был этот тесак, Филиппушка никому не объяснял. Гоголем ходил по селу, нагонял на баб страх своим новым положением и блеском еще доброй одежки. А мужики смеялись над ним. И вышло, что смеялись зря: с каждым годом Филиппушка входил в силу, числился в друзьях у местного начальства, сопровождал при подворных обходах разных уполномоченных, на каждом сходе держал слово, и нередко оно оказывалось решающим — голос бедняка вес имел не абы какой. В тридцатом он был последним из односельчан, кого Колюхов видел у своей новой пятистенной избы. Пораженного в нравах и раскулаченного Федора навсегда увозили из Сычовки на его же конях. Он лежал в санях, зажатый женой и детьми, и смотрел на село, а видел только желтую от навоза подтаявшую дорогу и на ней стоявшего по-командирски Филиппушку — Комбеда. Таким он и запомнился Колюхову: рыжеусый, руки за спину, ноги врозь — как раз перед распахнутыми для весенних ветров воротами.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский бесплатно.
Похожие на Повесть "В начале жатвы" - Станислав Китайский книги
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба - Жан-Поль Сартр - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Луна и грош. Роман. Пироги и пиво, или Скелет в шкафу. Роман. Театр. Роман. - Уильям Моэм - Классическая проза
- 7. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле - Анатоль Франс - Классическая проза
- Крещение поворотом - Михаил Булгаков - Классическая проза
- Путешествия Гулливера - английский и русский параллельные тексты - Джонатан Свифт - Классическая проза
- Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Солнце - Дэвид Герберт Лоуренс - Классическая проза
- Маленький человек, что же дальше? - Ханс Фаллада - Классическая проза
- Зеленые глаза (пер. А. Акопян) - Густаво Беккер - Классическая проза
