Прочитать бесплатно книгу 📚 Дело дАртеза - Ганс Носсак 👍Полную версию
- Дата:07.05.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Дело дАртеза
- Автор: Ганс Носсак
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Носсак Ганс Эрих
Дело д'Артеза
Ганс Эрих Носсак
Дело д'Артеза
Пер. с нем. - И.Каринцева.
Изобразить такого клоуна нелегко по
причине его чрезмерной реальности.
Макс Бекман
1
На вопрос, имеет ли он обыкновение делать заметки или вести дневник, д'Артез отвечал:
- Помилуйте, для нашего брата это было бы величайшей неосторожностью.
Господин обер-регирунгсрат Глачке был, разумеется, слишком искушенным чиновником, чтобы выразить удивление по поводу такого ответа. Сам автор этих записок при разговоре не присутствовал, а сидел, надвинув наушники, в темной кабинке, где подобные допросы записывались на магнитофон. Несмотря на это, он был уверен, что господин Глачке попытается, пусть хотя бы вскользь поставленным вопросом, поймать д'Артеза на слове. Достаточно было бы, вскинув брови, шутливо спросить; "Неосторожностью?"
Этого, однако, не случилось. Не говоря уже о том, что у господина Глачке начисто отсутствовало чувство юмора, его, кажется, в ответе и поведении д'Артеза насторожило нечто совсем другое, отчего он и оставил наметившийся след.
Что именно его насторожило, выяснилось тут же. То было отнюдь не подозрительное в данном случае словечко "неосторожность", как напрашивается догадка, а выражение "наш брат". Едва д'Артез удалился, господин Глачке неоднократно прослушал запись и на следующий день еще дважды - столь сильно встревожило его это выражение. Кроме ближайших сотрудников, господин Глачке пригласил на прослушивание даже известного эксперта по методике допросов из уголовной полиции, желая узнать его мнение. Очевидно, господину Глачке хотелось установить, можно ли на основе выражения "наш брат" заключить, что существует некая тайная партия или подрывная секта. Магнитофон, как правило, безошибочно обнаруживает такие нюансы, каких не уловить в непосредственной беседе.
Однако и запись не показала ни малейших изменений в голосе, ни бессознательного ударения на подозрительном слове. Единственно, что выявил магнитофон, - это легкое, но ничуть по странное в данном случае саксонское произношение. Впрочем, как явствовало из документов, д'Артез вырос и посещал школу в Дрездене. Судя по документам, он там и родился в начале 1911 года, месяц-другой спустя после возвращения его родителей из Нью-Йорка, куда они отправились в свадебное путешествие. Отец его собирался заодно ознакомиться с положением дел в производстве искусственного шелка в США и вступить в переговори с каким-нибудь нью-йоркским банком об участии в модернизации его дрезденского завода. Кстати, и мать, принадлежавшая по рождению к состоятельнейшим кругам богемских промышленников, располагала, по-видимому, прочными связями с иностранными, в особенности американскими, банками. По всей вероятности, именно это обстоятельство ускорило завершение переговоров.
Как ни странно, место и дата рождения д'Артеза во всех документах оказались помечены вопросительным знаком. С точки зрения тайной полиции, здесь могла быть речь о давнишней и весьма ловкой фальсификации, но, принимая во внимание многочисленные миновавшие войны, разрушенные города, уничтоженные архивы, а в особенности неоднократно менявшиеся идеологии, доказать, что налицо фальсификация, не представлялось возможным. Сам же д'Артез утверждал, что это вопрос второстепенный. В интервью по случаю своего пятидесятилетия он выразился следующим образом:
- Дата рождения - случайность, которой вполне можно пренебречь. Несравненно важнее знать, когда ты умер. Но как раз в этой дате большинство из нас ошибается. Вот и я, милостивые государи, не могу сообщить вам на этот счет никаких надежных данных.
И как обычно, трудно было понять, хотел ли д'Артез подобным заявлением уклониться от вопросов навязчивого репортера или таково его действительное мнение. Впрочем, речь об этом еще впереди.
Пока же достаточно упомянуть, что в день допроса господин Глачке праздновал день своего рождения, сорок шестой, как свидетельствовала сахарная глазурь на торте, который преподнесли ему сотрудники отдела. Кое-кто из его сотрудников и подчиненных был приглашен на торжество, имевшее место в служебной квартире начальника в одном из стандартных коттеджей с крошечным садиком в северной части Франкфурта. "На бокал вина после ужина" - значилось в приглашении. В свою очередь и автор этих записок, о ком в дальнейшем будет идти речь лишь как о протоколисте, удостоился такого приглашения и, разумеется, в качестве одного из младших подчиненных и думать не посмел об отказе. Тем более что в Управлении были наслышаны о кузене госпожи Глачке, служившем в министерстве иностранных дел, и знали, с каким чисто женским упорством добивается она для мужа перевода в Бонн, а также связанного с этим продвижения по службе. Вот как случилось, что госпожа Глачке поинтересовалась у протоколиста, когда они танцевали в крошечном холле - тоже одна из служебных обязанностей младшего подчиненного, - не было ли у них сегодня в отделе неприятностей. На что ее партнер ответил корректно, но именно так, как его учили:
- Мне ни о чем таком не известно, сударыня. Дела сегодня шли своим порядком.
- Ах, все-то вы скрытничаете! - воскликнула госпожа Глачке, кокетливо шлепнув его по плечу.
Тем не менее кое-какие слухи о причине, испортившей настроение главе семейства, видно, просочились в семью еще до ужина, и дочь его, пребойкая девица восемнадцати лет, танцевать с которой доставляло куда больше удовольствия и которую нимало не заботили честолюбивые планы матери, тоже это подметила.
- Что за саксонец был у вас сегодня в отделе? - спросила она во время танца.
Оказывается, когда она позвала к обеду отца, просматривавшего почту, он хлопнул ладонью по письменному столу и прошипел:
- Треклятый саксонец!
Восклицание тем более примечательное, что господин Глачке был родом из Мерзебурга и лишь после войны попал, на Запад. Самая фамилия - Глачке - с головой выдает его лужицкое происхождение. Где родилась его жена, протоколист запамятовал, но что звали ее Зиглинда, не было ни для кого тайной, ибо отдельские сплетники, шушукаясь о начальнике, охотно пользовались этим именем. Подобные имена передаются из поколения в поколение. Родители ее, должно быть, восхищались Вагнером, "Нибелунгами" и, по всей вероятности, нацистами.
Дочь зато звалась Ирмгард. Она без передышки болтала.
- Папа был просто вне себя. По дороге в столовую он сказал: "Не удивительно, что нацисты засадили этого субъекта в концлагерь. Я бы его тоже засадил. А ты лучше помалкивай. Ничего, мы его козни раскроем". Опасный, должно быть, человек этот саксонец. Жаль, что вы не присутствовали на допросе. К счастью, на десерт подали крем-рюс, папино любимое блюдо.
За четверть часа до полуночи протоколист счел возможным откланяться. Не забыв поблагодарить за приятный вечер и оказанную ему честь.
События эти упомянуты здесь потому, что они, по крайней мере в плане нравственном, явились толчком к созданию этих записок. И хотя речь пойдет не о протоколисте, а единственно о д'Артезе, следует отметить, что день допроса и вечер, проведенный у господина Глачке, стали поворотным пунктом в жизни протоколиста. Все, что он знает или думает, что знает о д'Артезе, взято из документов службы государственной безопасности и других учреждений, из магнитофонных записей, телевизионных передач, газетных интервью, иллюстрированных монографий и тому подобных публикаций о явлении, именуемом "д'Артез", и, стало быть, из вторых и даже третьих рук. Именно поэтому, а отнюдь не за ложную скромность следует одобрить намерение автора выстудить всего-навсего в роли протоколиста, тем самым он свидетельствует, что не превышает своих возможностей, ибо он долгое время состоял референдарием службы государственной безопасности, а наименование это в переводе с латинского и означает "докладчик, протоколист".
Куда важнее подобных сомнительных документов были, пожалуй, для этих записок впечатления, вынесенные протоколистом из разговоров с людьми, близкими или считавшими себя близкими д'Артезу, даже учитывая, что их высказывания эмоционально окрашены. Тут прежде всего заслуживают упоминания два человека, с которыми соприкасался протоколист. В период его подготовительной работы они находились во Франкфурте: это фройляйн Эдит Наземан, дочь д'Артеза, и его друг Ламбер. Протоколист рад случаю поблагодарить их за готовность, более того, откровенность, с какой они рассказывали ему об отце и друге, и просит поэтому не счесть нескромностью его попытку по возможности дословно передать их показания.
Кстати говоря, когда Ламбер узнал, что готовятся какие-то записки, он всячески пытался помешать их написанию. Он не пожалел насмешек и цинических замечаний в адрес протоколиста, желая заставить его отказаться от своего замысла и вконец обескуражить. Но именно это сопротивление многое и прояснило. Отрицательная позиция, которую Ламбер занял не ради себя, а в интересах своего друга д'Артеза, сама по себе входила в существо проблемы. К примеру, он обвинил протоколиста в трусости, поскольку тот предполагал упоминать о себе в записках только под этим наименованием.
- Том 7. Три конца. Охонины брови - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Проза
- На Западном фронте без перемен. Возвращение (сборник) - Эрих Мария Ремарк - Проза
- Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев - Проза
- Трое в снегу - Эрих Кестнер - Проза
- Смерть барона фон Фриделя - Ганс Эверс - Проза
- Синие индейцы - Ганс Эверс - Проза
- Призрачный снимок - Эрве Гибер - Проза
- Настигнут радостью. Исследуя горе - Клайв Стейплз Льюис - Проза
- Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика) - Макс Фриш - Проза
- Папа сожрал меня, мать извела меня - Майкл Мартоун - Проза