Прочитать бесплатно книгу 📚 День святого Жди-не-Жди - Раймон Кено 👍Полную версию
- Дата:09.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: День святого Жди-не-Жди
- Автор: Раймон Кено
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раймон Кено
Творчество Раймона Кено (1903–1976) — уникальное явление во французской литературе XX века. В нем органично сочетаются литературная традиция и авангардизм, мистификация и философский подтекст. Все это в полной мере проявилось в лучшем романе Р. Кено «День святого Жди-не-жди», повествующем об удивительной стране, которой руководит статуя, стоящая перед мэрией.
На русском языке роман выходит впервые.
* * *Изначально автор задумал роман из пяти частей. Первые три были опубликованы в 1934 г. под общим названием «Gueule de Pierre» («Каменный зев» / «Глотка Пьера»). Четвертая часть, написанная в 1938 г. (ее отрывок «Крестьянин, что едет в город» напечатан в журнале «Volontes» № 5, 1938), вышла в 1941 г. отдельной книгой «Temps mêlés» («Смутные времена» / «Спутанные погоды»). Она включала «монолог» и несколько стихотворений. Отрывки из пятой части «Saint-Glinglin» («День святого Жди-не-жди») публиковались в журналах: «Жди-не-жди у Серединных людей» в «Poesie 44», № 21, 1944 и «Элен у Артроподов» в «Labyrinthe» № 18, 1946. В 1948 г. вышел роман под названием «Saint-Glinglin», включающий значительно переработанные варианты первых двух книг, в которых автор изменил имена почти всех персонажей, отказался от «театральной формы» четвертой части, внес большое количество поправок, а также еще не опубликованную последнюю часть. Таким образом, это издание можно рассматривать как полную и окончательную версию старого проекта и/или воспринимать как совершенно новое оригинальное произведение.
В октябре 1936 г. в письме английскому поэту, художнику и искусствоведу Хьюгу Гордону Портиасу Кено заявляет: «В книге под названием „Каменный зев“ […] я попытался исследовать область мифов, создать свои собственные и использовать их так, чтобы вслед за мной ими пользовались другие. Но было ли это возможно? Сейчас мне думается, что нет. Миф — не литература и не поэзия: он представляет собой социальную, жизненную, эффективную и, самое главное, общечеловеческую силу. Он нисходит для людей, а не исходит от них (или из них). Он имеет значение космическое, но никак не психологическое. Значение универсальное, но никак не индивидуальное. А значит, в одиночку человек не может выдумать миф, как он выдумывает механизм, философскую систему, новую игру или новый вид бутоньерки». (Цит. по: Р. Кено. Полн. собр. соч. Библ. Плеяды, т. II, Галлимар, 2002, с. 128.) «Стремление к мифологии» раскрывается в статье Р. Кено «Миф и подлог» (1939).
«À la Saint-Glinglin» (досл. «В день святого Глэнглэна») — устойчивое выражение, соответствующее русским фразеологизмам «когда рак на горе свистнет» и «после дождичка в четверг».
День святого Жди-не-Жди
(Роман)
Неужели рыба никогда не смотрит что происходит по другую сторону толстого стекла, отделявшего ее от мира людей?
Раймон КеноI. Рыбы[*]
ПЬЕР:
Рыбья жизнь — странная жизнь… страннодорада![2] радужник[3]… Я никогда не мог понять, как можно так жить. Сутьществование[4] жизни в этой форме беспокоит меня намного будьте, чем любой иной повод для слез, который предоставляет этот мир. Вид аквариума бульдоражит во мне целую цепь докрасна раскаленных клещей. Сегодня, во второй половине дня я пошел смотреть на аквариум, которым гордится Зоологический Сад Чужеземного Города[5]. Я простоял там в потрясении до тех пор, пока меня не выгнали сторожа.
Положение пленника еще больше подчеркивает странность этой жизни. Я заметил, что одно из созданий, исполосованное черным, плавало туда-сюда с совершенной регулярностью. Поскольку эти твари не спят — по крайней мере, мне так кажется, — предполагаю, что в этот поздний час, когда и пока я пишу, моя зебра по-прежнему фланирует сюда-туда и по-прежнему радикально бездельничает. Ей необязательно останавливаться даже для того, чтобы есть, равно как и для того, чтобы воспроизводиться. Последний вид деятельности, говорят, происходит столь безличным образом, что для его осуществления, вовсе не требуется останавливать движение плавника.
Так о чем она думает, моя рыба? Разумеется, я не требую, чтобы она размышляла, предавалась рациональной деятельности, выстраивала силлогизмы и опровергала софизмы, конечно же нет, но неужели моя рыба никогда не смотрит, что происходит по другую сторону толстого стекла, отделяющего ее от мира людей? По всеобщему мнению, ответ негативный: нет, моя рыба не думает, ее интеллектуальная деятельность ничтожна. Я нахожу это жестоким. С рыбами невозможно установить человеческие отношения. Хотя рассказывают же о них анекдоты рыбаки. Но эти люди редко встречаются в моем Родимом Городе; а их анекдоты словно придуманы как раз для меня: легенды и плод воожабрения. Вне своего аквариума рыбье смущество имеет какую-то жизнь. Его смуществованию можно придать какой-то смысл: оно плывет по реке вверх и вниз (у чужеземцев я видел немало рек), проплывает меж водорослей, прижатых течением ко дну, подстерегает свою жертву, попадается на наживку. Да, насчет речной рыбы понять еще можно. Но насчет рыбы морской? Сардины? Селедки? Трески? Сардина — это ведь полное отупение! Недавно, попав по ошибке в один из кинематографов Чужеземного Города, я увидел сардин[6]. Плашмя, друг на дружке, неисчислимые в компактной морепродуктовой массе, они плебейски терлись чешуей. Но ведь сардина — это живое субщество! А треска?! А селедка?! У меня на глазах наворачиваются слезы. Папа! Мама! Как жестока жизнь рыбы в косяке! Стоит только вдуматься, и кажется, что сейчас расколется голова. Мы рождаемся миллионным хором, затем, всем вместе нам, сестрам-селедкам, предстоит пересечь неизмеримый Океан, прижимаясь плавником к плавнику и рискуя попасть в сети. Вот она, наша селедочная жизнь. А особь, что находится в середине косяка? Миллионы сородичей окружают ее со всех сторон, и вот, в один прекрасный день — хотя ей не ведом ни день, ни ночь, — и вот однажды она, серединная селедка, чувствует головокружение. Да, головокружение. Какая участь ее ожидает? О, какое мрачное сгуществование! Папа! Мама! Как жестока жизнь рыбы в косяке!
Это становится просто невыносимым. У меня от этого чешуя встает дыбом. Соль разъедает десны. От кипящего Океана под мое окно долетают последние лопающиеся пузыри. Я так одинок в этом городе, где вынужден томительно изучать чужеземный язык. Но это меня волнует меньше всего. Меня это не интересует. Мой Родимый Город присудил мне Почетную Стипендию, чтобы я смог глубоко познать этот язык. Учитель тарабарщины — вот та единственная роль, которую прочит мне отец. Я не хотел бы его разочаровывать; я покажу себя достойным милости, которой он для меня добился; я способен на сердечность и признательность; но почему отец считает меня глупым? Я стану учителем абракадабры, пусть. Я могу склониться и смолчать, но я не в силах избавиться от других переживаний, касающихся науки жизни. Жизнь! Я посвящу свою жизнь изучению жизни![7] Клянусь, здесь и сейчас, перед этим окном, которое выходит на одну из коммерческо-стратегических улиц Чужеземного Города. Я встал, вытянул руку в сторону наружного воздуха и сказал: «Я и т. д. … жизни». Затем снова сел. Дело сделано. Отныне мое судьбществование имеет смысл, и я считаю, что, придав жизни смысл еще в молодости, можно расширить свои возможности и интенсифицировать свое будущее, короче, выстроить судьбу. Мне кажется, что именно сейчас восходит та звезда, что приведет меня к вершинам, которых я хочу достичь и которых я достигну. Ибо у меня есть гордость. Я доберусь до вершин науки жизни, и хрен с ней, с этой чепухой-чебурлой, с этим говором чужеземцев, которых мы видим лишь в качестве туристов, да еще и редких к тому ж. Да и зачем вообще с ними говорить?
Сегодня я опять пошел в аквариум. Видел мурен. Их держат поодиночке. Они свирепы. Питаются мясом. Во времена, когда у народов были императоры, мурены ели рабов — так пишут журналисты. Мурены очень отличаются от других рыб, и прежде всего — жестокостью. Однако жестокость — одна из кардинальных категорий жизни человека в обществе[8]. Все это очень загадочно. То, что жестокость некоторых рыб спасает их от ужаса, присущего жизни рыбьего рода в целом, представляет еще один повод для беспокойства. Кажется, лишь в силу своей жестокости мурена становится независимым индивидуумом!
У меня есть и другой повод для опасения: скат. От анатомического строения этой рыбы у меня сжимается сердце; я страдаю при одной мысли о том, что ее голова расположена непонятно где — то ли на спине, то ли на животе… Ее жабры… я принимаю их за глаза. А глаза… они у нее на брюхе! А еще у нее есть нос! И маленький свирепый рот! Рассмотрев этот страшный лик, я чуть не заплакал от горя; тут явление взмахнуло плавниками, словно крыльями, взмыло к поверхности воды и внезапно превратилось в какую-то морскую птицу, в отраженный образ ширококрылого альбатроса[9]. Нет, скуществование ската — это что-то невероятное! Иметь расположенные таким образом глаза, летать в воде, да еще и ничего не делать! Невероятно!
- Упражнения в стиле - Раймон Кено - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Каменный плот - Жозе Сарамаго - Современная проза
- Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер - Современная проза
- Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) - Гурам Дочанашвили - Современная проза
- Каменный ангел - Маргарет Лоренс - Современная проза
- Под сенью Молочного леса (сборник рассказов) - Дилан Томас - Современная проза
- Игнат и Анна - Владимир Бешлягэ - Современная проза
- Все проплывающие - Юрий Буйда - Современная проза