месяцев будет так качать, можно сойти с ума.
Надо было выдержать, ведь это не должно было продолжаться бесконечно. Половина матросов в рыбцехе едва держалась на ногах. На палубе качка еще не так утомляла — видно все-таки, куда кренится судно, можно приготовиться, а вот в цехе приходилось все время быть в напряжении.
Даже Сеня перестал шутить и недовольно бурчал, когда приходилось подваривать ковши.
К исходу пятых суток ветер спал, волны заметно уменьшились, и мы подняли удачный трал. А ночью и совсем стихло, матросы ожили, повеселели, я услышал смех в салоне, рассказы о штормах и о том, что все это ерунда. И мне тоже очень хотелось хвастать, показать, что вот — выдержал и работал все эти дни, но я молчал, и Вася Кротов, заметив мое настроение, сказал:
— Ну, наставник, теперь полный порядок!
За ночь мы прошли еще южнее и окончательно убежали с банки, на которой внезапно появилась и исчезла серебристая путассу. Мы вышли в промысловые квадраты, где вдали флотилии прославленный траулер «Крым» брал ставриду.
Об этом мы узнали на промысловом совете. Я стоял в рубке и слушал, как незримые капитаны совещались в эфире. Наш капитан сидел на столике радиста, голубой шерстяной костюм плотно облегал его спортивную фигуру. Он сидел, уперев ноги в радиостанцию. Начальник радиостанции крутил рычаги настройки, добиваясь чистоты звука. Вел совет капитан-флагман с траулера «Орехово».
— Добрый день, товарищи капитаны и все присутствующие на совете, — услышали мы сквозь потрескивания его голос в эфире. — Прошу доложить обстановку.
Докладывали капитаны соседних судов, и мы слушали их невнимательно. Все ждали очереди «Крыма», все ждали, когда будет говорить его капитан, которому удача всегда сопутствует на промысле. Два года назад он поймал сто тысяч центнеров, в два раза больше, чем любое судно такого типа. Правда, шутили, что в тот год рыбу на шельфе можно было и штанами ловить. Однако и сейчас он нашел рыбу, а не мы.
Выступал он одним из последних, я сразу узнал его хрипловатый голос, который не раз слышал с трибуны.
Наш капитан прильнул к передатчику и записал координаты.
— Утром пойдем туда, на «большую рыбу», — сказал он.
Последним выступал капитан «Бологое». Дела там были хуже некуда, вырвало сальник дейдвуда, не работал вспомогач, капитан-флагман приказал траулеру «Антей», который был ближе всех к «Бологое», работать рядом.
После промсовета стармех сказал мне:
— У меня есть сальниковая набивка, надо было бы передать на «Бологое», — и спросил: — А ты перебивал сальник на плаву?
— Приходилось, — ответил я, — только не на плаву.
— Да, но ведь тут другие фокусы, — сказал стармех, — тут давление.
Он был прав, и я вспомнил, как мы возились на сухогрузах, когда я работал в сдаточном цехе, вечно при спуске выдавливало сальники, но там было проще, любой домкрат, любая набивка, любой зажим — все под рукой. А как справятся с этим на «Бологое»?
Надо было срочно договориться о шлюпке, и я направился к капитану. Капитан сидел у себя в каюте в белой тенниске и читал лоцию, мягкая спокойная музыка слышна была по приемнику, иллюминаторы зашторены, и от этого в каюте стоял полумрак.
— Викентий Борисович, распорядитесь, пожалуйста, чтобы меня доставили на «Бологое». Мне необходимо быть там.
— Знаю, — сказал он. — Только никогда не надо спешить, давайте свяжемся с траулером по радио, может быть, им достаточно совета, отпадет необходимость прогулки на шлюпке. Вы не смотрите, что море стихло, погода здесь обманчива.
— И все-таки я должен быть там.
— Давайте подождем, — сказал он и уткнулся в книгу, давая понять, что разговор окончен.
Я понимал его: спускать шлюпку — значит тратить время, отвлекать людей, кого-то посылать, тем более сейчас, когда он наметил переход в район «Крыма».
Узнав о моем разговоре с капитаном, Вася Кротов сказал:
— Не имеет права не давать тебе шлюпку! В крайнем случае дашь на берег радиограмму, капитана так пропесочат, что он сам за веслами побежит и про все забудет, лишь бы тебя поскорее доставить куда приказали. Ты требуй. А мы эти сутки нагоним, у нас пока все в норме.
Утром я увидел, что боцман и матросы расчехляют шлюпку. Делали они это охотно, оказалось, что на «Бологое» есть для нас почта.
— Смотри, штормит, оденься потеплее и нагрудник не забудь, — наставлял меня Антон.
На палубе уже отдали крепления шлюпки и приготовили тали, я закинул в шлюпку фуфайку и нагрудник.
— Ботинки расшнуруй, Андреевич, — крикнул боцман.
— Зачем? — спросил я.
— Упадешь в воду — узнаешь!
Желающих пойти в шлюпке много. Последним в шлюпку затащили судового пса Яшку, который визжал и отчаянно вырывался, как будто чувствовал, что будет несладко.
В этот день море немного успокоилось и траулер почти не качало, но, когда шлюпка плюхнулась в воду, я понял, что на судне, с высоты борта, волны кажутся маленькими, а на самом деле это далеко не так. Едва мы отошли, как первые же волны хлестанули через шлюпку, и мы приняли соленый душ.
— Держи нос на волну, джигит чертов, — крикнул тралмастер штурману, сидевшему на руле.
Горизонт исчез, его заполнили бушующие валы. Мы перекатывались по ним, то поднимаясь вверх, то вновь опускаясь. Я вцепился в банку. Тралмастер недвижно стоял в носу. Вася сидел около двигателя и грел ноги, задрав их на кожух. Судно наше все удалялось, теперь его было видно только тогда, когда шлюпку возносило на гребень волн.
Солнце уже клонилось к закату. Тралмастер достал фонарь с резной дверцей. Фонарь был почти музейный. Наверное, такие фонари были еще на старинных корветах.
— Правильно ли мы идем, ведь «Бологое» рядом должно быть? — спросил я.
— Ничего, — сказал Вася, — не пропадем, за нами следят и с нашего судна, и с «Бологое», если что — пойдут нам навстречу, у нас в прошлом рейсе тоже так было, заблудились мы на шлюпке, да еще ночью, так все суда сбежались нас искать.
Через полчаса мы заметили мачты какого-то судна и двинулись к нему.
Старший механик «Бологое» Кириллов провел меня в свою каюту. Небритый, с воспаленными красными глазами, он устало откинулся на спинку дивана и сказал:
— Ну как там на «Ямале»?
— Нормально, — сказал я. — А что у вас с дейдвудом, почему не вызывали меня на промсовете?
— Прет вода, и все, я только оттуда, уже и зажали, и несколько шлагов накинули, а все ничего…
— Надо было сразу сообщить.
— Но вы ведь, я слышал, по технологическому оборудованию.
Мы спустились через шахту, мимо рыбцеха, мимо мукомолки с нагромождением ржавых труб, с клочьями торчащей изоляции.
— Вы муку хоть варили? —
