Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он застонал, сам не понимая, то ли от страсти, то ли от разочарования: словно услышав его мысли, Вера прекратила ласкать вздыбившийся член, рука вернулась на его плечо.
— Я говорю, что готова к тому, о чем ты мечтал.
— Не… — начал он, но она прижала длинный палец к его губам, заставив замолчать. Тусклое солнце продолжало заливать землю призрачным светом, и Сергей без удивления увидел на земле только свою слабую зыбкую тень. В конце концов, это был просто сон.
Рука бывшей жены снова оказалась на его плече, и он вдруг понял, что она была холодна как лед, как этот отвратительный свет, изливаемый подобием солнца. Это ведь сон, а он не подросток, чтобы бояться происходящего во сне, убеждал он себя, но при этом сердце заходилось в бешеном ритме, член обмяк и съежился, словно его опустили в холодную воду.
— Ты понимаешь.
Он хотел помотать головой, но мышцы не слушались, оставались неподвижными, заставляя его смотреть прямо перед собой на мертвый поселок, где он провел детство. Только на самой границе зрения он видел бледную руку жены, по-прежнему лежавшую на его плече. По телу снова прошла дрожь, но уже не похоти, а холода и страха.
— Посмотри на меня.
— Нет, я не…
— Посмотри на меня, — лишенным интонаций голосом повторила она, и Сергей почувствовал, как ногти, покрытые красным лаком, впились в плечо. Вера
нет нет это не может быть твоя жена!
начала неторопливо, как в замедленной съемке разворачивать его лицом к себе. Он попытался сопротивляться, но мышцы безвольно обмякли, словно переваренные макаронины. Он снова сделал попытку остановиться, но ничего не вышло. Тогда попробовал закрыть глаза… с тем же результатом: он продолжал смотреть прямо перед собой, не в силах сделать ни единого движения. И при этом она говорила и говорила страшным, монотонным, бесчувственным голосом слова, которые резали Сергея сильней, чем осколки стекла.
— Ты ведь всегда хотел иметь ребенка. Всегда хотел, я знаю. Что ж, теперь я готова, я готова сделать то, что ты хочешь. Возьми меня и у нас будет прекрасный ребенок, обещаю, ты полюбишь его. Правда, это будет не единственное дитя, которое я произведу на свет. Меня можно назвать Евой, ведь я буду одна из первых, кто выпустит нового Каина в мир. Это совсем не больно, поверь мне, даже в какой-то мере приятно. Кстати, ты знаешь, чье дитя я носила тогда под сердцем? Чье семя дало жизнь тому несчастному, не рожденному мальчику? Да, это был мальчик, хороший мальчуган. Я думаю, ты догадываешься, кто был его отцом. Это знание живет в тебе, где-то там, в глубине твоей души, но ты не хочешь верить в это, правда? Посмотри на меня!
Резким рывком — перед глазами все поплыло — она развернула Сергея, и он застонал от бессилия, отвращения и ужаса. Его жена стояла перед ним с закрытыми глазами, совершено обнаженная, но то, что раньше выглядело соблазнительно и аппетитно, что вызывало в нем вполне определенные и естественные желания, теперь выглядело просто отталкивающе. Груди, которыми он так любил «играться», как они это называли, теперь обвисли, больше похожие на полусдутые воздушные шарики, нежели на два крупных грейпфрута. Кожа стала бледной и выглядела рыхлой, как изнанка шляпки у поганки. Волосы сальной свалявшейся паклей свисали по обеим сторонам лица, которое было словно покрыто кружащейся в воздухе едкой пылью. Сергей почувствовал дурноту, увидев, как из неряшливых грязных волос в промежности женщины выбрался жук и, деловито пробежав по животу, проскользнул за ее спину.
— Люби меня, — прошептала она бескровными губами и потянула его к обнаженной груди с синевато-сизыми опухшими сосками. Он попытался сопротивляться и с несказанным облегчением понял, что ему это удается, что у него есть шанс вырваться из цепких лап жены, которую когда-то любил. Сергей дернулся назад, ногти Веры оставили на плече три длинные царапины, но он не заметил этого. Его переполняло чувство ликования.
— Люби меня… — тихий шепот сорвался с ее губ, она открыла глаза, уставившись на него белесыми, без зрачков буркалами, в которых не было ни грамма человеческого. В них вообще ничего не было, только на матовой белой поверхности отражалось тусклым пятном висящее в небе солнце. Она улыбнулась, обнажив зубы, торчащие из сочащихся кровью десен, и тогда он закричал, вырывая самого себя из оков кошмара.
7.Он упал с дивана, больно стукнувшись плечом о доски пола. Все еще находясь во власти сна, Сергей широко раскрытыми глазами слепо таращился в темноту. Легкое одеяло перекрученными веревками стягивало ноги, все тело было мокрым от пота, в голове шумело и гудело. Безумными глазами он огляделся кругом, не понимая, где находится; на какое-то долгое, ужасно долгое мгновение ему казалось, что эта женщина затащила его в дом родителей и что скоро она вернется, чтобы закончить начатое. Голова все еще была дурная со сна, и он не мог толком понять, то ли это реальность, то ли всего лишь изощренное продолжение кошмара.
Сергей застонал и попытался подняться, но с первого раза у него ничего не вышло, он только опять бухнулся на ушибленное плечо. Тупая боль немного привела его в чувство, и он, наконец, сообразил, где находится. Немного успокоившись, мужчина смог выпутаться из одеяла и снова улечься на диван. Мокрая от пота простыня неприятно холодила тело, но Сергей не обращал на это внимания. Теперь, когда он более менее успокоился, глаза видели знакомые очертания комнаты, кресло, тумбочку, телевизор… Тут он кое-что вспомнил, приподнялся на локте и стал шарить рукой по тумбочке, стоявшей у изголовья дивана. Да где же она, черт побери… Точно же ставил ее сюда. Наконец, пальцы нащупали немного влажный и еще прохладный стеклянный бок пивной бутылки, Сергей схватил ее и осушил в несколько больших глотков. Откинувшись на спину, он, отдуваясь, стал смотреть в потолок, на котором бледным пятном лежал лунный свет, падающий из окна.
В голове почти сразу же зашумело — в пятницу он весьма неплохо накушался на праздновании дня рождения Рыжего, так что бутылка пива, припасенная на опохмел, пришлась, что называется, «на старые дрожжи». Сердце гулко бухало в груди, хотя и не так, как в первые секунды пробуждения. Боже, ну и кошмар… все было настолько реалистично, что это даже немного пугало. Сергей нервно усмехнулся. Чего уж там, «немного»… Бред какой-то. Верка, старый дом, в котором он жил с родителями, почему-то Каин… Он поморщился, вспомнив жука. Приснится же такое…
Сергей закрыл глаза, снова засыпая, уплывая на мягкой, обволакивающей сознание алкогольной волне. В затуманенном сном и пивом мозгу без всякой видимой связи мелькали обрывки сна, работы, которую надо было сделать в понедельник и вчерашней пьянки. Через две минуты он спал.
Той ночью снов ему больше не снилось.
8.Васька чувствовал себя очень плохо.
Он лежал в темном, прохладном углу цеха, рядом с лужицей набежавшей дождевой воды. Бока тяжело вздымались и опадали, затрудненное дыхание с хрипом вырывалось из пасти пса. Собака посмотрела слезящимися глазами на воду, но пить больше не хотелось. К тому же он чувствовал неприятный запах, шедший от воды, влажный и горький. Никогда еще обоняние не было так обострено, как сейчас: Васька мог различить мельчайшие нюансы аромата. Нет, раньше он тоже все это мог, но сейчас запахи были более резкими и, можно сказать, болезненными. С каждым новых вздохом сотни ароматов проникали в утомленный мозг пса, заставляя его тихонько повизгивать, как щенка. Запах сырой земли, дождя, асфальта, щепы, мочи… Все это перемешивалось в диких пропорциях в отвратительную смесь, заставляя глаза слезиться. Но это было еще терпимо, не так уж страшно. Пес дрожал не только от сводящей с ума какофонии ароматов. Один запах, выделяющийся из всего многообразия пахнущих штук, был особенно силен и чрезвычайно отвратителен.
Васька почувствовал стыд (собаки тоже умеют стыдиться, и иногда показывают это лучше многих людей), потому что этот запах был хорошо знаком. Не то чтобы это был любимый аромат: иногда он был приятен, иногда нет. Как правило, запах состоял из сонма других, с одной общей, немного вонючей, надо признать, основой. Но в целом Васька любил, как пахли Люди: в конце концов, они в большинстве своем неплохо к нему относились. Сейчас же запах Человека, обостренный до предела, был не просто неприятен… он был мерзок.
Пес едва слышно завыл. Он боялся. Боялся того, что заболел, боялся всей этой вони, окружавшей его. Но больше всего боялся злости, которая проникала в него вместе с запахом. Он помнил, как Плохой Человек сунул ему кусок колбасы с выжигающей язык и желудок гадостью. До сих пор во рту оставался намек на этот жгущий вкус, почему-то смешанный с солоновато-кислым привкусом крови. Пес подозревал, что этот кусок был Плохой (иногда он подбирал Плохую еду у мусорных баков, отчего его потом несколько дней выворачивало наизнанку). А если кусок был Плохой, то можно заболеть.
- Живые и мертвые. Часть II (СИ) - "allig_eri" - Постапокалипсис
- Живые и мертвые. Часть III (СИ) - "allig_eri" - Постапокалипсис
- Враг Порядка (СИ) - Ефремов Андрей Николаевич "Брэм" - Постапокалипсис
- Мир пауков. Башня и Дельта - Колин Уилсон - Постапокалипсис
- Пурград (СИ) - Рудик Артем - Постапокалипсис
- Фэйри — время перемен (СИ) - Василий Панфилов - Постапокалипсис
- Волчьи тропы - Андрей Фролов - Постапокалипсис
- Купола (СИ) - Горшков Тимофей - Постапокалипсис
- Ураган - Жан-Марк Линьи - Постапокалипсис
- Последний поход - Игорь Вардунас - Постапокалипсис