Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обещаю.
— Так вот, — начал Рукомойников. — К большому счастью для самого Штейна, я знаком с Олегом Николаевичем намного дольше, чем ты. Мы с ним еще в детприемнике вместе были. Потом в колонии на соседних кроватях спали. А после колонии каждый пошел своим путем. Он в РККА, я — в ОГПУ. Но занимались-то мы, в сущности, одним делом. Теряли, конечно, связь, выпускали друг друга из виду, особенно на время заграничных командировок, но отношений не прекращали. Остались такими же друзьями, какими были в колонии. Дня за четыре до того, как ты его направил в Стокгольм, Олег позвонил мне и попросил совета, как ему быть. Мы встретились тут же, на Цветном, где с тобой сейчас гуляем. Он тебя не в Стокгольме просчитал. Он тебя еще здесь просчитал. Еще в Москве он понял, что живым ты его из игры не выпустишь.
— Он тебе открыл, что это за игра? — встревоженно спросил Головин.
— Нет, Филипп Ильич, не открыл. Даже не намекнул. Хорошего ты себе помощника воспитал. И голова работает, и мысли твои, будто рентген, видит насквозь, и тайны служебные хранить умеет. Он мне сказал только, что едет в краткосрочную командировку в Стокгольм и ликвидация генерала Синяева служит лишь прикрытием для его настоящей миссии. Есть еще и второе, главное задание. Куда опасней первого. И что за выполнение или невыполнение этого задания ты его в любом случае… — Рукомойников сделал жест, будто стрелял себе в висок из пистолета.
— Да-а, — протянул Головин. — Умен Олег Николаевич, ничего не скажешь. Трудно мне теперь без него будет. Многое самому делать придется.
— Ну, вот! — снова улыбнулся Рукомойников. — А ты его хотел зачистить. Всегда найдется тонкая работа, которую можно доверить только самым-самым…
— Это все?
— Все, Филипп Ильич. Как на исповеди.
— А в Стокгольме кто за ним смотрит?
— Мой агент Амин. Один из самых лучших.
— С какого момента он взял Штейна под контроль?
— С прибытия в Стокгольм.
— Они знакомы?
— Нет. Даже в глаза никогда друг друга не видели.
— Как же ваш Амин его контролирует?
— Обыкновенно. Амин знает явку Штейна. Недалеко от явки есть табачный киоск. По-прибытии в Стокгольм Штейн нарисовал углем свастику сзади киоска. Никто не обратил внимания, а Амин прочитал: «Прибыл и приступил к выполнению задания». А перед тем как уйти к союзникам, Штейн надломил ветку дерева напротив киоска. Амин понял, что Штейн ушел. Судя по тому, что Штейн до сих пор ни разу не вызывал Амина на личную связь и не запрашивал помощи, дела у Олега Николаевича идут неплохо. Он жив, здоров, и ему ничего не угрожает… кроме тебя и твоих орлов.
— Да уж. Обхитрил меня Олег Николаевич. Со всех сторон обштопал. Всюду подстраховался.
— Так мы договорились? Отпустишь Олега?
— Не отпущу. Самому нужен. Сказал же — передам во временное пользование. До тех пор, пока не воскреснет. А у себя в управлении пусть пока походит предателем. Из партии мы его, конечно, выгоним, отдадим под трибунал, вынесем заочно приговор… Пусть будет. Как только он рыпнется, то к нему поедет чистильщик. А пока пускай живет спокойно. По рукам.
Вернувшись в кабинет, Головин стал размышлять над ситуацией, которая сложилась после вмешательства Рукомойникова. То, что Штейн далеко не прост, для Головина не было великим открытием. Конечно, он никак не ожидал, что Штейн сбежит, но какой-то неожиданный финт предугадывал. Не стал бы Олег Николаевич свою жизнь за просто так отдавать. Начал бы искать лазейки и увертки. Но то, что он начал подстраховывать себя еще тут, в Москве, до отправки в Стокгольм, было полнейшей неожиданностью для Головина. Он больше не сердился на Штейна.
Он им восхищался.
Его привели в восторг проницательность и изворотливость этого человека.
«Молодец, Олег Николаевич, все правильно сделал, — думал он. — Удавить бы тебя, мерзавца, но, видно, не судьба тебе пока умирать. Ты еще поживешь. Ты еще послужишь. Не только Родине, не только головорезу Рукомойникову. Ты еще и мне послужишь и ох как пригодишься. Если вдуматься, то все сложилось не так уж и плохо. Да что там скромничать. Отлично все сложилось».
Штейн, заручившись поддержкой Рукомойникова и перейдя под его покровительство, тем самым переложил всю ответственность за свои действия на Павла Сергеевича. Теперь именно Рукомойников непосредственно отвечал за Штейна и за все то, что тот предпримет в дальнейшем. Приговор военного трибунала в отношении Штейна навсегда отсечет его от Головина. Никому в голову не придет увязывать активность Штейна в Европе с указаниями самого Головина. Штейн больше не являлся сотрудником Генерального штаба, и тонкий волосок, еще связывающий его с СССР, держал в руке старший майор госбезопасности.
Прокрутив в голове эту цепочку, Головин успокоился. Даже если бы Штейн теперь решился рассказать о том, зачем Головин посылал его в Стокгольм на самом деле, то его слова выглядели бы как бред сумасшедшего. Да и какая цена словам предателя? Если бы у Головина потребовали официального отчета о целях командировки Штейна в Стокгольм, то у него в руках был козырной туз — приведение в исполнение приговора в отношении белогвардейского генерала Синяева.
Приговор исполнен. Какие еще вопросы лично к Головину?
И тут генерал вспомнил о Саранцеве-Осипове-Неминене.
«А с мордвиненком этим что делать? Он тоже много знает. С одной стороны, не мешало бы его… нейтрализовать. С другой стороны — парень таскает ценные сведения о шведской руде. Какой смысл убирать его одного, если все равно останется Штейн? Пусть лучше и дальше сообщает об объемах поставок руды из Нарвика. По крайней мере, это направление в разведработе будет давать результаты. Может быть, это и неправильно — оставлять его в Стокгольме, но уж очень ценный агент Тиму Неминен. Пусть живет».
Головин тут же набросал телеграмму с приказом капитану Саранцеву оставаться в Стокгольме для выполнения прежнего задания, вызвал шифровальщика и передал ее ему для шифровки и передачи. Он уже собирался спуститься в буфет, чтобы перекусить, как на столе затарахтел зуммер телефона правительственной связи.
«Кто бы это мог быть?» — удивился Головин.
Для Сталина — слишком рано. Сталин мог позвонить только ночью. Да и генерал Головин не того полета птица, чтобы Верховный главнокомандующий звонил ему лично. Жуков? Тоже вряд ли. Тот вообще редко звонил к ним в управление, а Головину и совсем ни разу не удосужился. С некоторым недоумением генерал снял трубку с аппарата цвета слоновой кости.
— Головин, — отрекомендовался он.
— Филипп Ильич, — послышался в трубке ровный властный голос.
— Он самый.
— Власик у аппарата.
Генеральские брови невольно поползли вверх. Вот уж кого совсем не ожидал услышать, так это начальника личной охраны Сталина генерала Власика. Интересно, чему это мы обязаны таким вниманием персоны из ближайшего окружения Вождя?
— Здравствуйте, Николай Сидорович.
— Сообщаю тебе, Филипп Ильич, что ты временно поступаешь в мое оперативное подчинение без отстранения тебя от основной службы.
— Это как?! — опешил Головин.
— Так. В Москву прилетает Черчилль. Вопрос уже решенный. Нужно обеспечить безопасность.
— А я тут… — начал было генерал.
— Раз нужно, значит, нужно, — отрезал Власик. — Персонально по твоей кандидатуре не я решение принимал и даже не Сам. Есть постановление Политбюро ЦК ВКП(б). Ты же у нас за Северную Европу отвечаешь? Так вот, ты по своей линии обеспечиваешь прилет-отлет, а встречу в Москве, размещение и организацию НКВД берет на себя. Создан оперативный штаб по проведению переговоров СССР — Великобритания. Ответственным назначен я. Завтра жду тебя в семь ноль-ноль на совещание. Вопросы?
— Никак нет, Николай Сидорович, — отчеканил Головин.
— Тогда отбой. До завтра.
В трубке запищали гудки.
— Твою мать! — Головин едва не сломал аппарат, хлопая трубку обратно на рычаг.
IV
1 июня 1942 года. Мальме, Швеция
Для Бехера и Кользига проведение ареста было привычным делом. Обыденной работой. Арест фон Гетца и Валленштейна был у них не первым и не двадцатым. Их нисколько не смутило высокое звание оберст-лейтенанта. Бывало, они и не таким гусям шеи сворачивали. Но как они ни готовились, как ни пытались предусмотреть все мелочи, связанные с хлопотами по доставке арестованных в Рейх, главное из виду все-таки упустили.
Ничто не предвещало никаких сюрпризов. Сначала они благополучно добрались до Мальме поздним утром, спокойно и быстро преодолев сотни километров от Стокгольма. Потом через военного коменданта порта, предъявив жетон СД, Марта легко приобрела пять билетов первого класса до Копенгагена на вечерний паром «Лапландия».
На дополнительные расходы пришлось пойти потому, что комфортабельные каюты первого класса располагались на самой верхней палубе, на которую не пускали пассажиров второго и третьего класса, а люди, привыкшие путешествовать со всеми удобствами и могущие себе позволить приобрести дорогие билеты, как правило, не были любопытны. В первом классе никто не обратит внимания на то, что четыре каюты весь рейс оставались пустыми, а их обитатели скучились в пятой. Дорога от Копенгагена до Берлина тоже была тщательно рассчитана. Казалось, никаких неожиданных осложнений за остаток пути произойти не должно, но…
- Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 - Клаус Гранцов - О войне
- Поход за последним «тигром» - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Биографии и Мемуары / О войне
- Кружок на карте - Владимир Баскаков - О войне
- Война - Аркадий Бабченко - О войне
- Вы любите Вагнера? - Жан Санита - О войне
- «Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков - О войне
- Скажи им: они должны выжить - Марианна Грубер - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Завоевание Дикого Запада. «Хороший индеец – мертвый индеец» - Юрий Стукалин - О войне
- Время больших пушек. Битва за Ленинград и Севастополь - Александр Широкорад - О войне