Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На дополнительные расходы пришлось пойти потому, что комфортабельные каюты первого класса располагались на самой верхней палубе, на которую не пускали пассажиров второго и третьего класса, а люди, привыкшие путешествовать со всеми удобствами и могущие себе позволить приобрести дорогие билеты, как правило, не были любопытны. В первом классе никто не обратит внимания на то, что четыре каюты весь рейс оставались пустыми, а их обитатели скучились в пятой. Дорога от Копенгагена до Берлина тоже была тщательно рассчитана. Казалось, никаких неожиданных осложнений за остаток пути произойти не должно, но…
Дело внезапно осложнилось тем обстоятельством, что в организме человека происходит обмен веществ. Непрерывно. Даже во сне и под наркозом. Даже если человек порой напивается до бесчувствия, то процесс — этот все равно происходить не перестает, сколько ни выпей. А продукты обмена веществ из организма необходимо время от времени выводить, чтобы не загнуться от токсикоза. Проще сказать, человек устроен так, что в течение дня вынужден несколько раз посещать туалетную комнату и возвращать окружающей среде все ненужное и лишнее. Последний раз арестованных выводили на оправку за несколько сотен километров от Мальме, а туалет в автомобиле почему-то не был предусмотрен. Возникла проблема на ровном месте. В самом деле — не под себя же им ходить. Рауль и Конрад настойчиво просились до ветру. По их страдальческим лицам было понятно, что они не шутят и терпение их небезгранично.
— А, черт! — выругался Бехер, стукнув обоими кулаками по рулю. — Говорил же я, что все идет слишком гладко.
— Но мы не можем повести их на паром в мокрых штанах, — растерялась Марта.
— Сколько у нас времени до отплытия?
— Паром отходит в четыре, посадка начинается в два. — Марта посмотрела на часы. — У нас впереди добрых три часа. Нужно что-нибудь придумать.
— А что тут придумаешь? — Бехер завел мотор. — Повезем их за город.
Черная посольская машина отъехала от порта и покатилась в сторону окраин. Все пятеро слишком заняты были решением возникшей проблемы, и никто из них не обратил внимания на то, как в хвост им пристроилась такая же дорогая и красивая машина, только со шведскими номерами. Повисев минут пять на хвосте, она отстала на шоссе за городом.
— Куда мы их везем? — спросила Марта.
— Откуда я знаю? — огрызнулся Бехер. — Это вы, геноссе гауптштурмфюрер, работаете в Швеции, а я первый раз в этих местах. Командуйте, куда их везти.
Щечки Марты покрыл легкий румянец.
Она опустила глазки и, смущенно подбирая слова, попросила:
— А нельзя ли привести их в такое место, чтобы и я?.. Мне тоже надо…
«Черт бы побрал этих баб!» — Бехер переключил передачу и прибавил газу, а вслух процедил:
— Сейчас посмотрим что-нибудь подходящее.
Дорога была с обеих сторон обсажена живой изгородью, и свернуть с нее не было никакой возможности. Наконец через пару километров в колючем кустарнике показался разрыв.
— Сворачивай! — едва ли не криком скомандовал с заднего сиденья Кользиг.
Он всерьез беспокоился, что арестованные не успеют покинуть машину и сделают все свои дела на ходу, испортив обивку сидений. Покрасневшие, натужные лица фон Гетца и Валленштейна давали все основания полагать, что так и будет, повремени Бехер с остановкой.
В разрыв между живой изгородью с асфальтированного шоссе сползала грунтовая дорога и обрывалась метров через пятьдесят возле маленькой кирхи. Сама немногим больше сортира, она стояла посреди пшеничного поля, неизвестно зачем тут построенная. Вправо и влево от нее шло поле, скрывавшееся раньше за изгородью, расчищенное от валунов и засеянное пшеницей, перерезанное межами на неравные участки неправильной формы.
Кирха, поставленная прямо на ниве трудовым шведским крестьянством, вероятно, для празднования Первого урожая или Первого снопа, показалась сейчас всем пятерым пассажирам очаровательным символом избавления от нужды и страданий. Не успел Бехер затормозить возле нее, как все пятеро бросились опрометью к ней, на ходу расстегивая брючные ремни. Марта, побежавшая было за всеми, опомнилась и, всполошившись, сообразила, что ей нужно зайти с другого бока строения. Валленштейн и фон Гетц, не обращая внимания на наручники, пристегнувшие их друг к другу, испытывали сейчас то необыкновенное состояние счастливого восторга, которое знакомо любителям пива и бедолагам, надолго застрявшим в лифте.
Да, это было святотатственно запруживать храм для отправления культовых обрядов одновременно с трех сторон, но животная природа человека устроена таким образом, что в чистом поле ему никак не получить облегчения. Не верите? Попробуйте сами. И непременно убедитесь, что вам чего-то не хватает для начала процесса, недостает того, на чем можно сосредоточить внимание, — дерева, стенки или хотя бы куста. Определенно, собаки не дурнее нас с вами. Ни одному псу не придет в голову глупая фантазия поднять лапу посреди улицы.
Все пятеро подмывали устои религии молча, не отвлекаясь на слова. Минуты две слышались только сладострастные вздохи и довольное кряхтенье.
— Мой бог! Хорошо-то как! — воскликнул Бехер, управившийся первым.
— Колоссально! — подтвердил Кользиг. — Геноссе гауптштурмфюрер, вы позволите нам выйти из укрытия?
Марта, скрытая от них за углом строения, не откликнулась.
— У нее уши залило, — доверительно шепнул Кользигу Бехер.
— Геноссе гауптштурмфюрер! — снова окликнул Кользиг.
И снова не получил никакого ответа.
Удивленный молчанием начальственной персоны, Кользиг сделал пару шагов назад, чтобы открыть себе обзор. Марта сидела на корточках, задрав юбку, и молча смотрела куда-то в сторону. Руки она подняла к волосам, будто хотела поправить прическу, но забыла, отвлекшись чем-то интересным. Тем самым, на что она сейчас молча внимательно смотрела. Выражение ее лица и направление взгляда были не видны Кользигу.
Он перевел взгляд поверх головы Марты, увидел то же самое, что видела она, и остолбенел.
Все еще хихикая, Бехер посмотрел на Кользига, и его смех застыл от мороза, пробежавшего по спине: Кользиг не спеша и даже как-то растерянно поднимал руки. В нескольких метрах от Марты стоял мужчина лет сорока, одетый в свитер и брюки, заправленные в короткие сапоги. Автомат «стэн», которым обычно пользовались английские десантники, в его руках плавал то вверх, то вниз, переводя мушку с головы девушки на Кользига и обратно. Бехер обернулся на шум шагов. Обойдя кирху с другой стороны, еще двое мужчин, ровесники первого, тоже одетые в похожие свитера и со «стэнами» в руках, зашли эсэсовцам в тыл.
Игривая девочка Фортуна по своей прихоти в который уже раз крутанула крылатое колесо, изменив положение эсэсовцев. Из охранников и конвоиров они сами превратились в охраняемых и подконвойных.
— Господа, пожалуйста, подумайте, прежде чем со вершить какую-нибудь глупость, — негромко сказал первый мужчина.
Он говорил с сильным французским акцентом, но удивляло в нем другое. Высокий, поджарый, он никак не походил на француза. Седеющий бобрик и усики щеточкой выдавали в нем отставного военного, а смуглая кожа говорила о южных темпераментных предках. Можно было поклясться, что его родичи веками грабили караваны на Пиренеях или нападали на торговые суда возле Мальорки. Обладатель такой серьезной родословной рассусоливать не станет — убьет, не раздумывая.
Эсэсовцы всем своим видом постарались дать понять, что о глупостях даже и не думают. Боже сохрани.
Двое мужчин разошлись у них за спиной таким образом, что все пятеро будущих пассажиров парома «Лапландия» оказались в треугольнике, вершины которого образовывали три наведенных на них «стэна». В такой ситуации в головах даже у самых мужественных людей, к которым нельзя было отнести ни Марту, ни костоломов Шелленберга, остаются только самые умные и светлые мысли, например о старушке маме или о детстве. Одно дело — шпионить за шефом или избивать беззащитного арестованного, для верности сковав ему руки за спиной, другое — твердо и мужественно смотреть на тупой дульный срез английского пистолета-пулемета. Не нужно быть великим снайпером, чтобы с дистанции в десять метров скосить их не целясь, от живота.
У Кользига достало хладнокровия, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Обстановка была неутешительной и безнадежной. Ровное пшеничное поле с незрелой, еще зеленой пшеницей на десятки метров вокруг кирхи. Только безумец мог бы сейчас броситься невысокую растительность и попытаться убежать. Злаки, недостаточно высокие для того, чтобы укрыть спрятать беглеца, были достаточно частыми, чтобы затруднить его бег. Кользиг перевел взгляд на живую изгородь. Выезд на шоссе был блокирован машиной, на которой приехали эти трое, держащие сейчас их по, прицелом.
- Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 - Клаус Гранцов - О войне
- Поход за последним «тигром» - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Биографии и Мемуары / О войне
- Кружок на карте - Владимир Баскаков - О войне
- Война - Аркадий Бабченко - О войне
- Вы любите Вагнера? - Жан Санита - О войне
- «Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков - О войне
- Скажи им: они должны выжить - Марианна Грубер - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Завоевание Дикого Запада. «Хороший индеец – мертвый индеец» - Юрий Стукалин - О войне
- Время больших пушек. Битва за Ленинград и Севастополь - Александр Широкорад - О войне