Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24 ноября 1741 года Анна Леопольдовна отдала приказ гвардейским полкам готовиться к походу в Финляндию на войну со шведами, который мог перечеркнуть все планы Елизаветы использовать эти части для своего «восшествия на престол» и заставил ее ускорить приближение мечты. Ночью 25 ноября Елизавета отправилась в санях из своего дворца, который находился вблизи Марсова поля, к слободе Преображенского полка, размещавшейся вблизи нынешнего Преображенского собора на улице Пестеля.
Пока сани несутся по морозным улицам Петербурга, попробуем рассмотреть эскорт Елизаветы. При ближайшем рассмотрении эти люди, едущие вместе с ней в одних санях навстречу неизвестности, представляют собой довольно занятную картину. Во-первых, мы видим личного врача цесаревны, лейб-медика Йоханна Германа (Ивана Ивановича) Лестока, немца французского происхождения (из французских гугенотов, переселившихся в Германию, «лесток» по-французски — «меч»), будущего графа и тайного советника. С ним рядом — его приятель, некто Шварц, немец без определенных занятий (впрочем, немец тогда являлся профессией). На запятках едет сержант Преображенского полка Грюнштейн, крещеный еврей, служивший Елизавете в качестве «связника» со своим полком[12]. И, наконец, на облучке саней в роли кучера сидит единственный представитель русского дворянства в этой пестрой компании — Михаил Илларионович Воронцов (1714–1767), в то время камер-юнкер «малого двора» Елизаветы, входивший в ее ближайшее окружение. Он был еще секретарем цесаревны и на фоне гвардейских солдафонов выделялся своей образованностью и умением владеть пером. Впоследствии М. И. Воронцов станет одним из составителей манифеста о «восшествии на престол» Елизаветы, получит графский титул, должность вице-канцлера и чины действительного тайного советника и государственного канцлера.
Надо полагать, всех их мучила одна неотвязная мысль о том, не приняла ли Анна Леопольдовна после нервного объяснения с цесаревной каких-либо мер по защите своего трона. Но, к счастью для них и к несчастью для нее и ее семьи, правительница совершила непоправимую ошибку, понадеявшись на то, что эта беседа профилактического характера остудит цесаревну и ее ближайшее окружение.
В журнале «Русская старина» в переводе с французского в 1870 году были опубликованы «Записки» придворного брильянтщика швейцарца Иеремии Позье о пребывании его в России в 1729–1764 годах. В записках Позье дает в целом объективную картину переворота 25 ноября 1741 года, свидетелем которого он был в Петербурге. Он, в частности, пишет о том, как секретарь французского посольства де Вальденкур «вручил червонцы господину Лестоку» для передачи гвардейскому полку.
Далее он продолжает: «Было около полуночи, когда они приехали. Принцесса, вышедшая из саней, вошла в первую казарму и явилась солдатам, спрашивая их: „Признаете ли вы меня за дочь вашего императора батюшки Петра I?“ Они все поклонились ей в ноги, отвечая, что признают. Она сказала: „Готовы ли вы помочь мне сесть на престол, который у меня отняли?“ Они все отвечали, что будут ей повиноваться во всем, что она им станет приказывать… Она велела тремстам человекам следовать за ее санями и впереди их поехала во дворец… Она вышла из саней в сопровождении трех лиц своей свиты (очевидно, Лестока, Воронцова и Грюнштейна. — Б. Г., Б. К.) и человек пятидесяти гренадеров и явилась перед часовыми, и, когда сказала им несколько слов, они позволили себя сменить… гвардейцами. Первым делом Елисаветы при выходе во дворцовый двор было пройти прямо в караульную; по ее приказанию тамошние барабаны распороты были ножом. Остальную часть ее отряда ввели в дверь… Затем сменены были часовые, бывшие в императорских покоях, и поставлены туда из числа прибывших с принцессой; затем она сама прошла в покои; регентша и муж ее были взяты спящими… После того Елисавета откомандировала Лестока с одним гвардейским офицером и двадцатью гренадерами арестовать Остермана, первого министра. Воронцов, со своей стороны, отправился арестовать фельдмаршала Миниха, который немедленно признал Елисавету императрицей… так же как фельдмаршал Ласси, которого арестовал Грюнштейн, так что все это „совершилось без пролития одной капли крови“».
Согласно распространенной в то время легенде, гвардейцы подхватили вылезшую из саней и не поспевавшую за ними в снегу Елизавету на свои широкие плечи и буквально внесли ее во дворец. Если это было действительно так, то расхожее утверждение о том, что власть она получила на штыках гвардейцев, не совсем точно: на трон ее в буквальном смысле слова внесли на солдатских плечах. На отчеканенной позже медали историю, как водится, поправили: на ней она изображена в длинном до пола платье с декольте, идущая впереди строя солдат.
Те три сотни — точнее 347 человек — солдат Преображенского полка, которые помогли ей захватить престол, вошли в историю под именем «лейб-компании» (называемой также «царской ротой»). Всех их благодарная царица возвела в дворянское достоинство и щедро наградила деньгами, чинами и крепостными крестьянами. По ее приказу всем 347 преображенцам были срочно изготовлены так называемые «лейб-компанейские» дворянские гербы, на которых был краткий девиз: «За верность и ревность». («Ревность» в смысле ревностности к службе и долгу, разумеется.)
Но, как говорится, мавр сделал свое дело, мавр должен уйти. Никакой реальной властью при дворе эти «ветераны революции», спасшие, по официальной версии, матушку-Россию от «немецкого засилья», не обладали, да и по определению не могли обладать. Их уделом стали постоянное поклонение Бахусу и карточному столу да молодецкие гвардейские забавы, на которые государыня и двор взирали весьма снисходительно к вящей зависти и неудовольствию их менее удачливых сослуживцев и многочисленных недоброжелателей, прозвавших их «тристаканальями».
История политического сыска сохранила немало дел, заведенных на лейб-компанце Елизаветы Петровны, которые, почти постоянно находясь в состоянии большого подпития, часто кричали «слово и дело», то есть делали «ложные изветы», а полицейские рапорты того времени изобилуют уголовными деяниями разных чинов «царской роты»: один из них убил продавца на рынке, не уступившего ему товар по более низкой цене; другой выкрал среди бела дня в одной из лавок молодую прислужницу и продал ее. Многочисленные приказы, призывавшие их вести себя «добропорядочно, как регул требует», ими нагло игнорировались и в течение всего царствования Елизаветы Петровны не исполнялись. Они продолжали бесчинствовать, устраивать пьяные драки, воровать. Когда же их командир генерал-фельдмаршал Людвиг Иоханн Вильгельм принц Гессен-Гомбургский предпринял попытку призвать их к порядку и попытался наказать одного из них за особо безобразную выходку, они обиделись и отказались появляться при дворе. Узнав об этом, Елизавета Петровна перепугалась и приказала немедленно отменить наказание ради их «знатной» службы.
При всей своей внешней легкомысленности, фатальной склонности к нарядам (15 тысяч платьев в гардеробе), балам, театрам, охотам и прогулкам, Елизавета Петровна, раз взяв в свои нежные руки корону и водрузив ее в момент коронации на свою красивую головку, делала все возможное, чтобы удержать ее как можно дольше. Любая подлинная или мнимая попытка лишить ее самодержавной власти или даже дерзнуть ограничить ее в этом вызывала с ее стороны немедленную и беспощадную реакцию. Хотя она категорически запретила проливать кровь во время переворота, — и крови действительно. не было пролито ни одной капли, — а затем указом 17 мая 1744 года фактически отменила смертную казнь в России, ее приговоры по делам о «скопе и заговоре» были достаточно суровы. Она на всю свою жизнь запомнила, сколь легко совершаются дворцовые перевороты.
Наиболее реальным из них, по нашему мнению, было дело 1742 года, по которому привлекались камер-лакей Александр Турчанинов, прапорщик Преображенского полка Петр Квашнин и сержант Измайловского полка Иван Сновидов, замышлявшие свержение и убийство императрицы Елизаветы. Они представляли довольно многочисленные круги тех гвардейцев, кто не был доволен переворотом и тем, что все лавры, почести и невиданные для остальной гвардии привилегии за него получили лишь 347 компанцев[13]. Турчанинов же, как лакей, служивший при дворе, мог быть для них незаменимым проводником к спальне императрицы, что было крайне важно с учетом имевшегося прецедента с едва не провалившимся арестом Бирона, с чем мы упоминали выше.
Менее реален был другой заговор, «открытый» в 1743 году одним из упоминавшихся нами фаворитов императрицы, ее лейб-хирургом графом Й. Г. Лестоком, донос которого был фактически нацелен на его главного соперника при дворе вице-канцлера графа А. П. Бестужева-Рюмина. Лесток донес императрице, что против нее составляется заговор и что заговорщики будто бы при помощи камер-лакея (опять!), подающего закуски, хотят ее отравить и восстановить прежнее правительство с регентством Анны Леопольдовны.
- Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева - История
- Мир истории. Начальные века русской истории - Борис Александрович Рыбаков - История
- СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ - ЛЫЗЛОВ ИВАНОВИЧ - История
- Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX— XX веков; Записки очевидцев - Дмитрий Засосов - История
- От депортации в Вавилон к Первой русской революции. Версия национального развития российской ветви еврейского народа в духовно-политическом контексте Ветхого Завета - Тамара Валентиновна Шустрова - История
- Основания русской истории - Андрей Никитин - История
- Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин - История
- Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле - История
- Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период - Зарема Хасановна Ибрагимова - История / Культурология / Политика
- Беседы о русской культуре - Юрий Михайлович Лотман - История / Культурология / Литературоведение