Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Как Андре Мальро и другие, Жид вошел во дворец коммунизма через переднюю антиколониализма. Задолго до 1936 года он уже написал одно «Возвращение…», заявив таким образом о себе как об авторе травелогов, но совсем иного рода, нежели просоветские авторы: после путешествия по Конго с июля 1925-го по июнь 1926 года Жид опубликовал книги «Путешествие в Конго» («Voyage au Congo») и «Возвращение с озера Чад» («Retour de Tchad»). Знаком пробуждения в писателе чувства гражданской ответственности в немалой степени стало обличение им крупных компаний по производству каучука. Позже, в 1937 году, сам Жид вспоминал:
Пока я путешествовал по французской Экваториальной Африке, сопровождаемый местными чиновниками, все вокруг казалось мне почти изумительным. Я начинал видеть окружающее более ясно, лишь когда покидал машину губернатора.
В 1926 году консервативные защитники колониальной системы Конго, как и левые критики творчества писателя десятилетие спустя, называли жестокое обращение с туземцами исключительной мерой, оправдывали настоящее положение сравнением с отвратительными условиями до завоевания/революции и одобряли все это как «временное зло во имя великого блага»{799}. И действительно, наибольший шум вызвало сравнение, которое Жид сделал в 1936 году между крайне правыми и крайне левыми: «И не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано, более порабощено [чем в СССР]»{800}.
Если предшествовавшее обличение колониализма сыграло важную роль в «публицистических бомбах» Жида 1936 и 1937 годов, то еще более глубокая обеспокоенность автора, наложившая отпечаток на его критику СССР, оставалась в этих работах почти полностью скрытой от читателя. Лишь в одном из примечаний к своей книге «Возвращение из СССР» писатель посетовал на принятие в 1936 году в Советском Союзе закона о запрете абортов и уголовном преследовании гомосексуализма (1934), что окончательно удостоверяло — «нонконформизм» будет «преследоваться даже в сексуальных отношениях»{801}.
Еще в 1895 году Жид начал собирать материалы по теме «педерастия», и через шестнадцать лет эти усилия принесли плоды в виде четырех сократических диалогов между фанатически нетерпимым интервьюером и его исторически и научно подкованным собеседником, который последовательно приводил аргументы из длинного ряда научных дисциплин в пользу естественности гомосексуализма. Сначала это произведение под названием «Коридон» увидело свет в двух малотиражных изданиях, напечатанных в 1911 и 1920 годах на средства автора, оставшегося анонимным; и только в 1924 году появилось коммерческое издание с именем Жида на обложке. По мнению Алана Шеридана, «Коридон» представлял собой «первую серьезную попытку автора-гомосексуала защитить гомосексуальную практику в глазах широкой общественности»{802}. Моник Немер, автор наиболее глубокого исследования гомосексуальности Жида, связывает ее с увлечением писателя коммунизмом, которое имело две основные причины: во-первых, Жид ассоциировал коммунизм с коммуникацией, т.е. с контактом с другими людьми; во-вторых, он приравнивал маргинальность гомосексуалов к маргинальному положению рабочего класса при капитализме. Вполне логично, что примечание Жида в книге 1936 года ставило знак равенства между нетерпимостью в сексуальной сфере и политическим, интеллектуальным и эстетическим конформизмом. Его отвращение к конформизму буржуазного общества и открытие им в 1920 году всей остроты «социального вопроса» основывалось на примирении с собственной гомосексуальностью. Декриминализация гомосексуализма, имевшая место сразу после большевистской революции, обнадежила Жида и его окружение. С конца 1920-х годов писатель в числе некоторых членов Коминтерна и сочувствующих советской власти считал, что коммунизм автоматически означает сексуальное освобождение{803}. В 1931 году Жид с одобрением писал о «подавлении семьи» в молодой советской стране, а в дневниковой записи в том же году указал: «Настанет время, я полагаю, когда в проявлениях любви произойдут глубокие изменения»{804}. Во время кампании восхваления Жида в период его визита 1936 года, предшествовавшей кампании его поношения, советская пресса открыто приветствовала осуждение буржуазных семейных предрассудков в литературных трудах писателя, видя в этом основу его позднейшей оппозиции капитализму{805}.
Когда в начале 1930-х годов Жид стал попутчиком большевизма, его философия жизни нуждалась «лишь в небольшой подгонке», чтобы соответствовать новой идеологии. Писатель и его окружение были шокированы и приведены в смятение законом 1934 года против гомосексуализма, широко обсуждавшимся в их кругу. Эрбар хорошо изучил данный вопрос во время своего пребывания в Москве с ноября 1935-го по июнь 1936 года в качестве главного редактора французской версии журнала «Интернациональная литература» — этой престижной должностью он был обязан положению Жида как самого видного французского «попутчика», поскольку тот согласовал кандидатуру Эрбара в советском посольстве{806}.
Как и Жид, Эрбар поначалу надеялся, что коммунизм принесет всем страждущим сексуальное освобождение; в его собственных литературных произведениях сексуальное и политическое пробуждение тесно переплетаются. Позже, когда он работал в Москве с Михаилом Кольцовым и обнаружил себя в окружении «бюрократов пера», его верность коммунизму оказалась поколеблена, но не разрушена даже «гротескным» культом Сталина и жесткой цензурой. Затем в 1936 году Эрбар трудился вместе с Жидом над подготовкой к печати «Возвращения из СССР», но еще задолго до визита Жида он инструктировал старшего товарища по перу в вопросах условий жизни в Стране Советов и заработной платы простых рабочих. Как человек, вступавший в половые отношения с русскими мужчинами, он также информировал Жида об «одиозных» последствиях советского антигомосексуализма{807}.
Голландский коммунист Ласт, также сопровождавший Жида в поездке 1936 года, в 1934-м принимал участие в обсуждении с ним и Эрбаром закона против гомосексуализма (когда все они встретились на антифашистской литературной конференции). Десятью годами ранее Ласт уже работал киномехаником и по совместительству оратором, демонстрируя советские фильмы голландским рабочим. С 1930 года он уже трижды побывал в Советском Союзе. Еще в юности Ласт осознал свои гомосексуальные наклонности, но «чтобы адаптироваться в голландском обществе, он женился и смог сублимировать эти склонности, как ни парадоксально, в коммунизме». В феврале 1935 года Жид пригласил Ласта в путешествие по Марокко — в надежде, что его молодой друг (Ласт был на 25 лет моложе писателя) найдет там такую же сексуальную свободу, какую нашел сам Жид, побывав в Северной Африке в 1895 году. Во время их трехнедельного путешествия Ласт действительно вполне раскрепостился{808}.
Более объективные впечатления от поездки по СССР складывались у Жида благодаря возможности собрать вокруг себя группу верных последователей, для которых он был учителем и покровителем; эти люди с успехом заменили советских дипломатов, которые должны были демонстрировать именитым гостям советскую действительность в нужном свете. Русскоговорящий Жак («Яша») Шифрин — еврей родом из Баку, эмигрировавший из России в 1914-м, — обеспечивал во время путешествия писателя неофициальные контакты. Здесь Жиду также помог статус друга, поскольку он заручился поддержкой Луи Арагона, сумевшего убедить советских чиновников дать Шифрину визу{809}. Надо сказать, что люди из окружения Жида предупреждали писателя-нонконформиста о рисках управляемого советскими хозяевами путешествия задолго до того, как визитеры пересекли границу. Ласт рассказал о бесконечных приемах и речах, постоянном контроле и предвзятых переводах, которые ждали знаменитых гостей. «Если Вы поедете в СССР с официальным визитом в качестве знаменитости, то попадете в глупейшее положение, — писал он Жиду. — Вы никогда не увидите СССР таким, каким он на самом деле является»{810}.[72] Как следует из некоторых источников, истинной причиной, заставившей Жида все же предпринять путешествие, было его желание встретиться со Сталиным — писатель питал обманчивую надежду повлиять на вождя в плане исправления некоторых недостатков в развитии СССР, включая и положение гомосексуалов{811}.
Жид ненавидел толпу и испытывал особое интуитивное отвращение к неестественности предстоящей экскурсии. Он и Ласт привыкли к экспедиционному способу путешествий, который предполагал спонтанность и сексуальные приключения, как, например, в Северной Африке. Советские посредники прекрасно знали, что Жид не желал быть обремененным официальными обязательствами. Иностранная комиссия Союза советских писателей, отвечавшая за визит Жида, располагала сведениями, что знаменитый писатель, по словам Аплетина, «такой человек, который не любит заранее начерченных планов». Кольцов предложил решение, уже имевшее прецеденты в истории советской культурной дипломатии: спланировать необходимую спонтанность, договорившись с ведущими советскими писателями, такими как Сергей Третьяков, Борис Пильняк и Исаак Бабель, чтобы они пригласили Жида к себе домой{812}. Несмотря на то что советские власти заранее знали о нежелании Жида участвовать в официозе встреч именитых «друзей» середины 1930-х годов, они просто не могли снизить уровень помпезности и масштабности приема такого гостя. За месяц до визита, начавшегося 17 июня 1936 года, Иностранная комиссия разработала «целую систему подготовительных мероприятий», в числе которых была кампания «популяризации» произведений Жида на читательских конференциях и в печати — с тем, чтобы к встрече с писателем советские люди уже ознакомились с его творчеством. Жид ужаснулся, когда узнал от Эрбара, что задолго до визита было напечатано 300 тыс. открыток с его изображением: «Но ведь каждый меня узнает!» В общем, советская сторона получила некоторые выгоды от попыток показать гостям, что их работы высоко ценятся в советской культурной среде. Например, летом 1934 года ВОКС организовал в ленинградском Музее нового западного искусства перемещение работ французского художника Альбера Марке из запасников в постоянную экспозицию в связи с приездом художника. Но для Жида столь лестная акция была лишь доказательством политической и культурной централизации, которая его очень беспокоила. Череда роскошных банкетов, приемов и встреч, особенно в Москве, с участием представителей партийного руководства, лишний раз убедила писателя в том, что в СССР окончательно возродился дух конформизма и мелкобуржуазности. Эрбар же не замедлил сообщить Жиду, что сотрудники и агенты НКВД «следуют за нами практически везде»{813}.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
