Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
О решающей роли Марии Остен в посредничестве между Фейхтвангером и советскими властями можно судить по архивным документам, оставшимся от пребывания писателя в Москве. Основные источники здесь — это подробные отчеты Доры Каравкиной, добросовестного и находчивого гида-переводчика ВОКСа, которая позднее переводила произведения Германа Гессе и Э.Т.А. Гофмана на русский язык{829}. Из отчета Каравкиной от 22 декабря (начало визита) следовало, что Фейхтвангер уже приготовил свою статью в качестве ответа Жиду для газеты «Правда»{830}. Однако обеспечение идеологической приемлемости публикаций оказалось наиболее деликатной частью визита и принципиальным камнем преткновения при встраивании заезжего писателя в советский контекст. В частных беседах Фейхтвангер неоднократно высказывал желание использовать отрицательный опыт Жида для конструктивной критики в адрес принимающей стороны. 16 декабря Каравкина пишет в отчете:
Он завел разговор о том, как «опасно» у нас высказывать свои мнения, что вот, мол, что вышло с Андре Жидом, что ему сказали, что у нас не любят критики, особенно со стороны иностранцев, и т.д. Насчет Жида я ему объяснила, почему мы возмущены: его лицемерие и то, что он сейчас льет воду на мельницу фашистов. Насчет последнего он вполне согласился{831}.
Как следует из этого отрывка, Фейхтвангер отлично знал обо всем, что критиковал Жид: цензура, конформизм в идеологии и искусстве и не в самую последнюю очередь — рост комплекса тотального превосходства сталинизма. Разница между писателями состояла в том, что ярый антифашист определенно не хотел из-за своих критических замечаний рисковать поддержкой, которую советское государство оказывало борьбе с фашизмом. Именно это Фейхтвангер ясно высказал в предисловии к «Москве 1937»: «Советский Союз ведет борьбу со многими врагами, и его союзники оказывают ему только слабую поддержку». В заключении к книге он указал на «бессилие и лицемерие» европейского ответа фашизму непосредственно в терминах проблематики «Восток — Запад»: «Воздух, которым дышат на Западе, — это нездоровый, отработанный воздух. У западной цивилизации не осталось больше ни ясности, ни решительности»{832}. Решительность, с которой Советский Союз проводил антифашистскую политику, была для него важнее, чем недостаток «ясности» в вопросах внутренней политики в эпоху массового террора.
Кто же «нашептал» Фейхтвангеру, что советские власти особенно болезненно реагируют на критику из-за рубежа? Как обычно бывало при таких визитах, для знаменитого гостя запланировали много встреч с известными представителями советской интеллигенции, включая Илью Ильфа и Евгения Петрова, Валентина Катаева и Исаака Бабеля, а также с немецкими и венгерскими эмигрантами, такими как Иоганнес Р. Бехер и Дьёрдь Лукач. Хотя усердные «помощники» гостя (Каравкина и Михаил Аплетин из Иностранной комиссии) и пытались бдительно контролировать доступ в номер Фейхтвангера в гостинице «Метрополь», его все равно осаждали посетители. Некоторые из них снабжали писателя дискредитирующей советский режим информацией, например такой, как многолетний запрет на публикацию переведенного на русский язык исторического романа Фейхтвангера, впервые опубликованного в 1925 году, — «Еврей Зюсс»{833}. Даже в 1937 году прием иностранных гостей не мог быть полностью отрежиссирован.
Редактор газеты «Правда» Лев Мехлис вернул Фейхтвангеру статью о Жиде с просьбой внести изменения в нескольких местах, поскольку в первоначальном варианте содержались такие запретные формулировки, как, например, «культ» Сталина. Каравкина докладывала: «Я ему объяснила, в чем суть отношений советских народов к тов. Сталину…, что совершенно ложно называть это “культом”». Глубоко оскорбленный, Фейхтвангер отказался вносить какие-либо изменения. В тот критический момент именно Остен сыграла ключевую роль в достижении желаемого результата. Как описала ситуацию Каравкина в отчете от 22 декабря, вмешательство Остен оказалось решающим: «Он долго кипятился, говорил, что ничего не будет менять, но когда пришла Мария Остен, он уже остыл, смирненько сел с ней в кабинете и исправил то, что она просила, за исключением фразы о “терпимости”, которую ни за что не хотел выбросить». Успех, очевидно, стал возможен исключительно благодаря Остен — по причине ее близких личных отношений с писателем («Фейхтвангер с ней очень дружит и доверяет ей»){834}.
Хотя многие антисталинисты сочли, что писатель желает подольститься к советским властям, публично поддерживая кампанию против А. Жида и лично присутствуя на одном из показательных процессов, Фейхтвангер, как и подавляющее большинство западных сочувствующих, всегда был с бессознательным высокомерием убежден в априорном превосходстве европейской культуры. В то время как чувствительная к этим вопросам Каравкина критически отмечала его слабый интерес к изучению русско-советских достижений, сам он вообще не проявлял особой осведомленности в вопросах русской культуры («Фейхтвангер сказал, якобы со слов писателей, с которыми он здесь беседовал, что в России никогда не было живописи и теперь нет»). Как и многие европейские и американские гости до него, Фейхтвангер приравнивал неудобства советской повседневной жизни к общей отсталости Советской России. Каравкина старательно записывала: «С утра Фейхтвангер вел бесконечные разговоры о неудобствах жизни в Советском Союзе, жаловался на обслуживание в гостинице, на неаккуратную доставку почты и целый ряд других неполадок». Поскольку Каравкина, естественно, защищала все советское, писатель назвал ее патриоткой. В ответ, как и другие гиды до нее, Каравкина поддержала уже укоренившуюся традицию просвещения и наставления визитера, декларируя собственное превосходство: «Я ему возразила, что просто я лучше разбираюсь в наших условиях и считаю своим долгом его ориентировать»{835}.
Даже при том, что в «Москве 1937» Фейхтвангер обвинял западную цивилизацию в потакании фашизму, его собственные уступки сталинизму имели стойкий привкус ощущения европейского превосходства. Хотя книга заканчивалась вполне лояльными по отношению к советской системе заявлениями, Фейхтвангер тут же объяснял различные пороки этой системы ее молодостью и более или менее явной отсталостью. Изгнанник продолжил резкую критику советского мещанства, начатую Жидом: «Когда общество достигает определенной экономической переходной стадии, а именно когда оно от крайней скудости переходит к зачаткам благосостояния, в нем волей-неволей проявляются характерные для мелкобуржуазного общества особенности». Фейхтвангер отнюдь не стремился явно выказывать свое высокомерие — он просто констатировал очевидное, когда писал о том, как легко обнаружить «материальные и моральные дефекты» Советского Союза, и о том, что «надо признать, для западного европейца жизнь в Москве все еще далеко не комфортная». Столь явные притязания на культурное превосходство не остались незамеченными советским руководством и были удалены при переводе книги на русский язык. Аналогичный пример: когда статья Фейхтвангера о Жиде для газеты «Правда» — «Эстет в Советском Союзе» — была наконец (с пятидневным опозданием) напечатана в «центральном органе», в ней превозносилась абсолютно новая культура, зародившаяся в СССР. В немецкоязычном же варианте текста (для «Слова») использовалось более точное выражение: «культура в ранней стадии развития»{836}. Расхождения с оригиналом, типичные для советских переводов западных отзывов о советской жизни, не просто делали русскую версию политически просоветской, но «превращали» СССР в более развитое государство, чем подразумевал автор. Советские интеллектуалы отдавали себе отчет в том, что иностранная знаменитость публикует свою хвалу, глядя на окружающее с презрением: немецкий изгнанник явно не вызывал симпатий, и в Союзе писателей его заклеймили как носителя «западной болезни скептицизма». Фейхтвангер мог сохранять свой статус друга Советского Союза, но уехал, оставив в Москве лишь «немногих друзей»{837}.
Как ни иронично, но в беседе с Фейхтвангером 8 января 1937 года Сталин сам обратился к теме советской отсталости в качестве объяснения роста культа личности вождя. Подобно Роллану до него, Фейхтвангер предпринял попытку поднять потенциально трудные вопросы, но в то же время согласился со всеми ответами Сталина о показательных процессах и о возможности для интеллигенции критиковать советскую действительность. Когда речь зашла о «безвкусно преувеличенных» формах «огромнейшего восторга» в выражении похвал Сталину, Фейхтвангер дал понять, что такой культ политически и эстетически неприемлем для сочувствующих за рубежом. Сталин, который не упускал ни одного случая, чтобы подчеркнуть свою личную скромность, объяснил культ героя и вождя примитивным поведением — спонтанной радостью народа, который был угнетен и порабощен веками. Когда собеседник предложил Сталину просто приказать прекратить подобные восхваления, диктатор воспользовался промахом писателя и заявил: никогда нельзя силой сдерживать «свободу выражения мнений». В своей книге Фейхтвангер назвал Сталина «исключительно скромным», т.е. выгодно отличающимся от всех «известных мне государственных деятелей»{838}.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
