Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кладбище?
Ее голос выражал беспредельное удивление. Прошло несколько секунд, и, не дождавшись от меня ответа, она сказала:
– Оно недалеко от въезда в деревню. Ты его не пропустишь. Как дойдешь до машины, подними голову и взгляни налево. Увидишь листву огромного дерева. Это старое манговое дерево, кладбище напротив него.
Я поблагодарил ее. Чувствовалось, что она хочет спросить, почему я задал ей этот вопрос, но стесняется.
– Я хочу помолиться на могиле Мадага.
– Сейчас, ночью? Ты не боишься?
– Чего?
– Ну, не знаю… Видишь ли, Маам Мадаг был не такой, как мы… Так или иначе, его могилу легко найти. Как войдешь на кладбище, сверни в первую аллею налево. Пройдешь ее до конца и увидишь могилу слева, в углу у стены.
Я проводил ее до дома. Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Прощаясь, я заметил тревогу, мелькнувшую в ее глазах. Она все еще думала о могиле. Я думал о том же, но по другой причине. Я дошел до машины, забрал из нее кое-какие нужные вещи и книгу. Затем поднял голову: слева от меня, в темноте, неподвижно возвышалась крона мангового дерева.
VI
Как много времени ты провел под манговым деревом Мосаны, сидя прямо на земле, на том самом месте, где когда-то сидела она? И как много времени провел, молясь у двух могил, похожих, как близнецы? Ты не знаешь этого, как не знаешь природы чувства, которое обуревает тебя. Быть может, именно в этот момент ты наконец разрешил себе дать полную волю разочарованию и подумать: и ради чего все это? Весь этот долгий путь, бессонные ночи за книгой, ночи вопросов, ночи мечты, ночи вслушивания, ночи упоения и отчаяния, чтобы в итоге прийти к такой банальности, как смерть? Неужели именно это, всего лишь это, смерть, и есть печальная правда любой жизни?
Ты перечитал у могилы любимые страницы «Лабиринта бесчеловечности», это было как прощание. Ты вернулся к истоку того, что все эти недели связывало тебя с его автором, – к тексту. Погрузившись в текст, ты поприветствовал его в последний раз и наконец спросил себя, какое отношение история «Лабиринта бесчеловечности» имела к жизни его автора. Теперь, когда тебе стали известны кое-какие фрагменты этой жизни, как ты связываешь ее с книгой?
Первая гипотеза, которая пришла тебе в голову, представлялась наиболее вероятной: речь идет о простых транспозициях, об аналогиях. Кровожадный Король – это Мадаг. Власть, которой жаждет этот король, символизирует книгу, которую пишет Мадаг: «Лабиринт бесчеловечности». Чтобы получить эту власть, кровожадный Король должен исполнить пророчество, разрушить до основания старый мир, живой метафорой которого являются престарелые жители королевства. В судьбе Мадага старый мир – это мир его детства и все те, кто этот мир населяет: Усейну Кумах, Асан Кумах, его мать. Чтобы обрести могущество, кровожадный Король должен уничтожить прошлое. Мадаг, чтобы написать книгу, забыл свое прошлое.
Тебе все стало ясно: формальная композиция «Лабиринта бесчеловечности», плагиат, заимствования, все это не должно было затемнить правду сердца. А правда сердца Мадага, сказал ты себе, это история величайшей жертвы, которую принес человек: ради достижения абсолюта он убил свою память. Но иногда убить недостаточно, чтобы уничтожить; этот человек, кровожадный Король, или Мадаг, забыл вот что: души, которые думают, что бегут от прошлого, на самом деле бегут за ним вдогонку, и в конце концов, рано или поздно, им удается догнать его в собственном будущем. Прошлое не спешит; оно всегда терпеливо ждет на перекрестке будущего и там открывает человеку, думавшему, что он сбежал, свою настоящую тюрьму из пяти камер: бессмертие ушедших, нетленность забытого, удел быть виновным, союз с одиночеством, спасительное проклятие любви. Мадаг понял это после долгих лет побега. Он понял, что «Лабиринт бесчеловечности» не только не положил конец прошлому, но снова привел к нему. И Мадаг вернулся сюда.
По крайней мере, такова твоя интерпретация этой истории.
Ты закрыл книгу и бросил усталый взгляд на кладбище, погруженное в темноту. На мгновение ты позавидовал мертвым. Затем вернулся в Мбин Мадаг.
Во дворе – ни движения, ни звука. Латев, наверное, давно легла спать. Ты направился к комнате, которую тебе отвели. На пороге хижины ты вспомнил о Сиге Д., десятилетия назад собиравшейся переступить этот порог, чтобы услышать последнюю волю Усейну Кумаха. Ты вспомнил описание этой комнаты, которое услышал от нее в Амстердаме: смрад, грязь, нечистоты. Неужели там и сейчас то же самое, вздрогнул ты и тут же спохватился: что за глупость. И ты вошел.
Комнату освещали две лампы на солнечных батареях, одна у постели, слева, другая на маленьком письменном столе, справа. Разумеется, никаких неприятных запахов. Наоборот, ты ощутил тонкий аромат – очевидно, в комнате какое-то время стояла курильница, которую давно унесли, но она успела оставить в воздухе нежный и стойкий шлейф. Ты посмотрел вверх, на островерхую крышу из соломы, поддерживаемую двумя толстыми сходящимися вместе балками. У входа – большой глиняный кувшин. На полу – жестяная банка, перевернутая вверх дном. У тебя успела мелькнуть глупая мысль: а вдруг это плевательница Усейну Кумаха? На глинобитных стенах – предметы, которые, очевидно, служили предыдущим обитателям для гадания – рога, ожерелья из раковин, тесак, шкура какого-то неизвестного животного, сумка с красной шнуровкой, увешанная амулетами.
Ты подошел к письменному столу, на котором нет ничего, кроме небольшой деревянной коробки без крышки. В ней – толстые иглы, катушки рыболовного троса, мотки проволоки, лезвия, маленькие ножи: все, что нужно для плетения и ремонта рыболовных сетей.
Затем ты сел на кровать и обвел комнату долгим взглядом, думая: вот я сейчас вижу то, что каждый раз видел он, садясь на кровать. Ты долго сидел не шевелясь и ожидая какого-то знака. Но ничего не происходило. Ты встал и обшарил комнату в поисках чего-нибудь, за что можно уцепиться. Под кроватью – ничего; в ящике письменного стола и в шкафу – тоже. Оставалась только сумка на стене. Ты дрожащими руками развязал красный шнурок. Внутри нее тебя ждал кожаный блокнот со сломанным замком. Вот он, твой знак. Открыв блокнот, ты обнаружил несколько сложенных листков бумаги. Ты развернул их.
Это письмо.
Пишу тебе ночью, перед тем как заснуть в последний раз.
Слова, которые ты только что прочел, не очень тебя удивили, хоть ты и замер на несколько секунд, чтобы подумать обо мне. Ты не спешишь продолжить чтение письма, понимая, что в нем предсказано твое будущее и освещено твое недавнее прошлое. Ты понимаешь, что я посылаю его в свое будущее.
Ну вот, ты
- Песнь песней на улице Палермской - Аннетте Бьергфельдт - Русская классическая проза
- Обломов - Иван Александрович Гончаров - Разное / Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас - Русская классическая проза
- Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин - Публицистика / Периодические издания / Русская классическая проза
- Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Николай Суетной - Илья Салов - Русская классическая проза
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза
- Я говорю на русском языке. Песни осени. Книга вторая. Куда-то плыли облака… - Галина Теплова - Поэзия / Русская классическая проза
- Пони - Р. Дж. Паласио - Исторические приключения / Русская классическая проза