Форма входа
Читем онлайн Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Кроме телеграммы от Левы и Агранова и заметок в немецких газетах, сведений о случившемся у Бриков не было. О том, что Маяковский оставил прощальное письмо, они тоже не знали. Катанян рассказал им все, что ему было известно, и пересказал письмо по памяти, а на вокзале в Минске они нашли вчерашнюю «Правду», в которой письмо напечатано.
Следующим утром на вокзале в Москве их встретили друзья. Согласно Луэлле, Лили за эти дни так изменилась, что она ее с трудом узнала. Они поехали прямо в Клуб писателей, расположенный в бывшем особняке Соллогубов. В том же зале, где два месяца назад Маяковский читал «Во весь голос», на красном кубе стоял освещенный софитами гроб, обитый красной тканью и окруженный цветами и венками. Смерть уже оставила свою печать на лице, губы посинели, в волосах видны следы работы над посмертной маской.
«Появленье Лили вызывает новую вспышку отчаяния у Ольги Владимировны, — вспоминал Василий Катанян. — Она бросается на колени посредине зала и выкрикивает: „Сегодня к новым ногам лягте! / Тебя пою, / накрашенную, / рыжую…“» (из «Флейты-позвоночника»). Мать Маяковского спокойнее, она только говорит Лили: «При вас этого не случилось бы». Осип, Лили и Луэлла остаются почти целый день, Лили иногда подходит к Маяковскому, чтобы поцеловать его в лоб и призывает Луэллу сделать то же: «Душенька, подойди, поцелуй Володю».
За три дня, когда тело Маяковского было выставлено для прощания, десятки тысяч прошли мимо гроба, у которого стоял почетный караул, гражданский и военный: Лили и Осип, а также Луэлла, Пастернак, Асеев, Кирсанов, Третьяков, Каменский, Родченко, Катанян и Луначарский, а также коллеги Маяковского по РАППу: Ермилов, Либединский, Фадеев и Авербах. Другим почетным стражем был Артемий Халатов, всего неделю назад приказавший изъять приветствие Маяковскому из «Печати и революции». Кроме того, в качестве председателя похоронной комиссии Халатов отвечал за первые три дня посмертной жизни Маяковского. Какова степень иронии, которую может позволить себе судьба!
Халатов произнес речь на траурной церемонии, начавшейся в три часа выступлением Сергея Третьякова. Среди ораторов числился руководитель РАППа Леопольд Авербах, но выступали также друзья и сторонники Маяковского. Кирсанов читал «Во весь голос»; глубоко взволнованный Луначарский произнес речь, в которой говорил, что Маяковский был «куском напряженной горящей жизни», а после того, как он сделал себя «рупором величайшего общественного движения», стал таким в еще большей степени. «Прислушайтесь к звуку его песен, — призывал бывший народный комиссар просвещения, — вы нигде не найдете ни малейшей фальши, ни малейшего сомнения, ни малейшего колебания».
Прощальная церемония во дворе Дома писателей. Оратор на балконе — бывший нарком просвещения Анатолий Луначарский.
После выступлений «десять товарищей» выносят покрытый красной и черной тканью гроб, среди них Осип, Асеев, Третьяков и рапповцы Авербах, Фадеев и Либединский. Нес гроб и Халатов, отличавшийся тем, что никогда, даже дома, не снимал каракулевую шапку, — деталь, на которую не обратил внимания автор репортажа в «Литературной газете», описывая, как гроб, «медленно покачиваясь <…> плывет над морем обнаженных голов». На улице конная милиция пытается сдерживать натиск толпы. Люди облепили подоконники, деревья и фонарные столбы, а крыши черны от любопытствующих. Гроб помещают на грузовик. «Рядом с гробом на стального цвета платформе, — сообщалось далее в газете, — венок из молотков, маховиков и винтов; надпись: „Железному поэту — железный венок“». Грузовик отъезжает, и вслед за ним трогается и плывет вниз, к Арбатской площади, многотысячная, необозримая масса людей. Насколько хватает глаз, весь путь залит густой колонной людей, частью идущих и по боковым параллельным улицам и переулкам.
Грузовик, везший поэта в последний путь, оформили под броневик друзья-художники Маяковского Владимир Татлин, Давид Штеренберг и Джон Левин. За грузовиком следовал «рено» Маяковского и другие машины, в которых ехали, среди прочих, мать и сестры Маяковского. Лили и Осип прошли весь путь до крематория Донского монастыря пешком вместе с Луэллой. За грузовиком шло порядка шестидесяти тысяч человек, согласно Олеше, который описывал в письме к Мейерхольду (находящемуся на гастролях в Германии), как милиция стреляла в воздух для того, чтобы гроб могли внести в ворота крематория. Была колоссальная давка. «Мы сели на скамеечку. И тут Лилечка сказала, что мы будем сидеть здесь, пока все кончится, — вспоминала Луэлла. — Александра Алексеевна и сестры Маяковского, приехав на машине, сразу пошли в крематорий. Вдруг конный милиционер кричит: „Брик! Где Брик? Требуют Брик!“ — оказывается, Александра Алексеевна не хотела проститься с сыном и допустить кремацию без Лили Юрьевны. Ося и Лиля прошли в крематорий..»
Вынос гроба. Гроб несут: первый слева Артемий Халатов в каракулевой шапке, справа Николай Асеев, за ним Василий Катанян.
В крематории с Маяковским прощаются друзья. Многие из присутствовавших обращают внимание на металлические подковки на его ботинках, высовывающихся из открытого, слишком маленького гроба и сделанных, по словам Маяковского, «на вечность». Исполняется «Интернационал», который тогда был гимном Советского Союза, гроб, качаясь, медленно уплывает в печь крематория. Кто-то спускается по лестнице, чтобы в специальное отверстие смотреть, как гроб и лежащее в нем тело превращаются в пепел — всё, кроме металлических подковок на ботинках, которые действительно оказались прочнее, чем сердце поэта.
Ставка-жизнь
И мы виноваты перед ним. Тем, что не писали об его рифмах, не делали поэтического ветра, который держит на себе тонкую паутину полета поэта. Но, авось, с нас не спросится. <…> Он устал 36 лет быть двадцатилетним, он человек одного возраста.
Из двух писем В. Шкловского Ю. Тынянову 1930 и 1931 гг.Портрет Маяковского с незрячими глазами, сделанный 1975 г. художником Ефимом Рояком, учеником К. Малевича.
«Своим письмом Маяковский навсегда соединяет меня с собой», — писала Нора в своих воспоминаниях. Но письмо не только закрепило за ней место в биографии Маяковского, но и привело к тому, что многие видели в ней прямую причину его смерти — ту «бабу», из-за которой он застрелился. Может быть, Маяковский включил ее в список родственников, пусть и на последнем месте, после Лили, матери и сестер, именно для того, чтобы защитить от таких обвинений, — но этой канонизацией их отношений был расторгнут ее брак с Яншиным.
Среди десятков тысяч людей, проводивших гроб Маяковского в крематорий Донского монастыря, Норы, однако, не было. Решение не присутствовать она приняла не самостоятельно, а под давлением со стороны Лили, которая в тот же день пригласила ее к себе. «У нас был очень откровенный разговор, — вспоминала Нора. — Я рассказала ей все о наших отношениях с Владимиром Владимировичем, о 14 апреля. Во время моего рассказа она часто повторяла: „Да, как это похоже на Володю“. Рассказала мне о своих с ним отношениях, о разрыве, о том, как он стрелялся из-за нее». Перед тем как расстаться, Лили подчеркнула, что Норе «категорически не нужно» присутствовать на похоронах, так как «любопытство и интерес обывателей» к ее персоне могли вызвать «ненужные инциденты». «Нора, не отравляйте своим присутствием последние минуты прощания с Володей его родным», — призывала Лили.
За отсутствием завещания предсмертное письмо оказалось единственным документом, согласно которому должны были оформляться наследственные дела Маяковского, и так как Нора была названа членом семьи, она в принципе могла считать себя наследницей. Когда месяца через два ее вызвали в Кремль для того, чтобы обсудить этот вопрос, Лили посоветовала ей отказаться от права на наследие. То есть от претензий на гонорары от его произведений. Частично потому, что его мать и сестры считали ее единственной причиной его смерти и не могли слышать этого имени, а частично потому, что в правительственных кругах попросили Лили посоветовать Норе отказаться от своих прав. Нора послушалась и на сей раз, несмотря на то что «этим как бы зачеркну все, что было и что мне так дорого». Через восемь лет, когда она писала свои воспоминания, она не могла освободиться от подозрения, что Лили руководствовалась другими соображениями, а именно: если бы Нора получила официальный статус подруги Маяковского, это одновременно уменьшило бы роль Лили в его биографии.
Из разговора в Кремле Норе стало ясно, что уважать последнюю волю покойника никто не намеревался. Вместо этого принимавший ее чиновник предложил ей в виде компенсации отпуск за государственный счет — предложение, поразившее ее своим цинизмом. Вопрос остался нерешенным для Норы и после вторичной беседы с тем же чиновником. Решением ВЦИКа и Совнаркома Лили получала половину гонораров от произведений Маяковского, между тем как мать и сестры поделили другую половину пополам. Таким образом Нора была вычеркнута из жизни Маяковского, чтобы воскреснуть спустя полвека с лишним, во время перестройки, когда были опубликованы ее воспоминания; в неподцензурном виде они появились только в 2005 году.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт бесплатно.
Похожие на Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт книги
- Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин» - Василий Сретенский - Публицистика
- Самые скандальные треугольники русской истории - Павел Кузьменко - Публицистика
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Искусство успевать (61 метод экономии Вашего времени) - Алан Лакейн - Публицистика
- Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Усканга Майнеке Франсиско - Публицистика
- Молот Радогоры - Александр Белов - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Моя душа состоялась. Дневник Алены - Елена Полюшкина - Публицистика
- Я был нищим – стал богатым. Прочитай, и ты тоже сможешь - Владимир Довгань - Публицистика
- Окрик памяти. Книга третья - Виктор Ефимович Копылов - Публицистика
