Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страдания его, вплоть до последних шести часов его жизни, страшно было видеть.
За день до смерти он попросил меня принести ему все его бумаги. Я принес их ему в постель. Там была связка чьих-то пожелтевших писем. Там была его незаконченная книга. Там было несколько тетрадей его дневника. Он открыл тетрадь, относившуюся к нынешнему году, и одну за другой вырвал из нее страницы, посвященные времени, когда вы были вместе. «Передайте это мистеру Фрэнклину Блэку, — сказал он, — может быть, со временем ему будет интересно заглянуть в них». Все остальное, по его просьбе, я завернул в один пакет и запечатал моей собственной печатью. «Обещайте мне, — сказал он, — что вы положите это мне в гроб своею рукой, и чтоб ничья другая рука не коснулась этого». Я обещал. И обещание свое я выполнил. Он попросил меня еще об одном: чтобы могила его была забыта. Я попытался с ним спорить, по он — в первый и в последний раз — пришел в страшное возбуждение. Я не мог вынести этого и уступил. Лишь зеленый дерн отмечает место его упокоения. Со временем могильные плиты окружат его со всех сторон. И народ, который будет жить после нас, удивится безыменной могиле.
Так он ушел от нас. Это был, я думаю, большой человек, хотя человечество никогда о нем не узнает. Он мужественно нес тяжелую долю. У него была нежнейшая душа, какую я когда-либо знал. Утратив его, я почувствовал себя очень одиноким. Возможно, что после моей болезни я уже не таков, каким был раньше. Подумываю уже отказаться от практики, уехать отсюда, испытать на себе действие заграничных ванн и вод.
Здесь говорят, что вы женитесь на мисс Вериндер в следующем месяце.
Прошу вас принять мои искреннейшие поздравления.
Листки из дневника моего бедного друга ожидают вас в моем доме, запечатанные и с вашим именем на конверте. Я боюсь доверить их почте.
Примите мое искреннее уважение и добрые пожелания мисс Вериндер.
Остаюсь, дорогой мистер Фрэнклин Блэк, искренно ваш Томас Канди.
Восьмой рассказ, приложен Габриэлем Беттереджем
Я — то лицо (как вы, без сомнения, помните), которое открыло эти страницы, начав рассказывать историю. Я же буду и тем лицом, кто закроет их, досказав ее напоследок.
Не подумайте, что я собираюсь сообщить вам нечто об индийском алмазе. Я возненавидел этот злосчастный камень, и пусть уж кто-нибудь другой расскажет о нем все, что вы захотите узнать. Мое же намерение сообщить вам здесь о факте, о котором до сих пор никем не было упомянуто и к которому я не позволю вам отнестись неуважительно. Факт, на который я намекаю, — свадьба мисс Рэчель и мистера Фрэнклина Блэка. Это интересное событие имело место в нашем доме в Йоркшире, во вторник, октября девятого, тысяча восемьсот сорок девятого года. Я получил по этому случаю новую пару. А молодая парочка отправилась провести медовый месяц в Шотландию.
Поскольку со дня смерти моей бедной госпожи семейные торжества в нашем доме стали редкостью, я в день бракосочетания (должен признаться) хлебнул капельку лишнего.
Если вы когда-нибудь делали нечто подобное, вы меня поймете. Если не делали, вы, возможно, скажете: «Препротивный старик! С какой стати он говорит об этом?»
Итак, пропустив капельку (бог с вами! будто у вас самих нет слабости! только ваша слабость — не моя, а моя — не ваша), я прибег вслед за нею к неизменному лекарству, а мое лекарство, как вы знаете, «Робинзон Крузо».
На каком месте открыл я эту не знающую себе соперниц книгу, в точности не скажу; но строки, под конец побежавшие перед моими глазами, я знаю в точности, — они на странице сто восемнадцатой, место, касающееся домашних дел Робинзона Крузо и его женитьбы. Вот они: «С такими мыслями я обозрел свое новое положение: я имел жену (Обратите внимание! Мистер Фрэнклин Блэк — тоже!) и новорожденного младенца. (Обратите опять внимание! Это может быть и в случае с мистером Фрэнклином!) — И тогда моя жена…» Что сделала или не сделала жена Робинзона Крузо «тогда», я уже не чувствовал никакой охоты знать. Я подчеркнул место насчет младенца и заложил его закладкой:
«Побудь-ка ты тут, — обратился я к ней, — покуда брак мистера Фрэнклина и мисс Рэчель не станет чуть старше, а там посмотрим!»
Прошли месяцы (больше, чем я рассчитывал), а случая обратиться к закладке все не представлялось. Наступил ноябрь 1850, когда наконец мистер Фрэнклин вошел ко мне в комнату в повышенном расположении духа и сказал:
— Беттередж! У меня есть для вас новость! Что-то случится в этом доме, когда мы с вами станем на несколько месяцев старше.
— Касается ли это семейства, сэр? — спросил я.
— Это определенно касается семейства, — говорит мистер Фрэнклин.
— Имеет ли ваша добрая женушка какое-либо отношение к этому, будьте добры ответить, сэр?
— Она имеет очень большое отношение к этому, — говорит мистер Фрэнклин, начиная выказывать некоторые признаки изумления.
— Ни слова более, сэр. Да благословит вас обоих бог, счастлив слышать об этом! — отвечаю я.
Мистер Фрэнклин остановился, словно пораженный громом.
— Позвольте узнать, откуда эти сведения? — спросил он. — Я сам узнал об этом лишь пять минут назад.
Настала минута извлечь «Робинзона Крузо»! Это был случай прочесть ему семейный кусочек про младенца, отмеченный мною в день свадьбы мистера Фрэнклина! Я прочитал диковинные слова с выражением, соответствующим их значению, а потом сурово взглянул ему в лицо.
— Ну, сэр, верите вы теперь в «Робинзона Крузо»? — спросил я с торжественностью, подобающей случаю.
— Беттередж, — произнес мистер Фрэнклин столь же торжественно, — я уверовал наконец!
Мы пожали друг другу руки, и я почувствовал, что обратил его.
Сообщив об этом необыкновенном событии, я ухожу со страниц книги. Леди и джентльмены, кланяюсь и заканчиваю!
ЭПИЛОГ
КАК БЫЛ НАЙДЕН АЛМАЗ
I. Показание подчиненного сыщика Каффа (1849)Двадцать седьмого июня я получил инструкции от сыщика Каффа следить за тремя людьми, подозреваемыми в убийстве, судя по описанию, индусами. Их видели на Тауэрской пристани в это утро, отправляющимися на пароход, идущий в Роттердам.
Я выехал из Лондона на пароходе, принадлежащем другой компании, который отправлялся утром в четверг, двадцать восьмого.
Прибыв в Роттердам, я успел отыскать капитана парохода, ушедшего в среду. Он сообщил мне, что индусы действительно были пассажирами на его корабле, но только до Грэйвзенда. Доехав до этого места, один из троих спросил, когда они прибудут в Кале. Узнав, что пароход идет в Роттердам, говоривший от имени всех трех выразил величайшее удивление и огорчение; оказывается, он и его друзья сделали ошибку. Они были готовы, говорил он, пожертвовать деньгами, заплаченными за проезд, если капитан парохода согласится высадить их на берег. Войдя в положение иностранцев и не имея причины удерживать их, капитан дал сигнал береговой лодке, и все трое покинули пароход.
Индусы заранее решились на этот поступок, чтобы запутать следы, и я, не теряя времени, вернулся в Англию. Я сошел с парохода в Грэйвзенде и узнал, что индусы уехали в Лондон. Оттуда я проследил, что они уехали в Плимут.
Розыски в Плимуте показали, что они отплыли сорок часов назад на индийском пароходе «Бьюли Кэстль», направлявшемся прямо в Бомбей.
Получив это известие, сыщик Кафф дал знать бомбейским властям сухопутной почтой, чтобы полиция появилась на пароходе немедленно по прибытии его в гавань. После этого шага я уже более не имел отношения к этому делу. Я ничего не слышал об этом более с того времени.
II. Показание капитанаСыщик Кафф просит меня изложить письменно некоторые обстоятельства, относящиеся к трем лицам (предполагаемым индусам), которые были пассажирами прошлым летом на пароходе «Бьюли Кэстль», направлявшемся в Бомбей под моей командой.
Индусы присоединились к нам в Плимуте. Дорогою я не слышал никаких жалоб на их поведение. Они помещались в передней части корабля. Я мало имел случаев лично наблюдать их.
В конце путешествия мы имели несчастье выдержать штиль в течение трех суток у индийского берега. У меня нет корабельного журнала, и я не могу теперь припомнить широту и долготу. Вообще о нашем положении я могу только сказать следующее: течением нас прибило к суше, а когда опять поднялся ветер, мы достигли гавани через двадцать четыре часа.
Дисциплина на корабле, как известно всем мореплавателям, ослабевает во время продолжительного штиля. Так было и на моем корабле. Некоторые пассажиры просили спускать лодки и забавлялись греблей и купаньем, когда вечерняя прохлада позволяла им это делать. Лодки после этого следовало опять ставить на место. Однако их оставляли на воде возле корабля, — из-за жары и досады на погоду ни офицеры, ни матросы не чувствовали охоты исполнять свои обязанности, пока продолжался штиль.
На третью ночь вахтенный на палубе ничего необыкновенного по слышал и не видел. Когда настало утро, хватились самой маленькой лодки, — хватились и трех индусов.
- Женщина в белом - Уилки Коллинз - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
- Ученик брадобрея - Уильям Сароян - Классическая проза
- Новая Магдалина - Уильям Коллинз - Классическая проза
- Тайный брак - Уильям Коллинз - Классическая проза
- Черная ряса - Уильям Коллинз - Классическая проза
- Немой миньян - Хаим Граде - Классическая проза
- Летняя гроза - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Мой Сталинград - Михаил Алексеев - Классическая проза
- Сто один - Шолом Алейхем - Классическая проза