Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единоборство свое с пустотой он продолжал до полного изнеможения. На последнее посланное отцу письмо тот ничего не ответил. «Ну что же, — сказал он себе, — я испробовал все, что мог: отец мой не хочет меня выслушать. Остается только одно — вернуться к моей милой, сделать ее счастливой и избавить ее хотя бы от некоторых последствий моего безрассудства».
— Лучше этого ничего не придумать! — в отчаянии вскричал он. Его великое честолюбие должно уместиться под кровлею дома: вместе с котом он будет теперь греться у домашнего очага! Наш герой не понимал, что к этому его побуждает сердце. Ум и сердце жили теперь в нем каждый своею, обособленной друг от друга жизнью.
Миссис Маунт узнала, что друг ее уезжает, что он уже принял решение. Она знала, что едет он к жене. Не собираясь расхолаживать его, она с достоинством сказала:
— Поезжайте. Я вас и так уже задержала. Давайте проведем вместе последний вечер, а там поезжайте — может быть, мы больше вообще не увидимся, если вы этого хотите. Если же нет, то мы когда-нибудь еще и встретимся. Забудьте меня. Я-то вас все равно не забуду. Вы лучший из всех, кого я когда-либо знала, Ричард. Да, это так, клянусь честью! Обещаю вам, что не стану встревать между вами и вашей женой, чтобы не сделать даже на мгновение несчастными ее или вас. Как только смогу, я стану другой, и тогда я буду думать о вас.
Леди Блендиш узнала от Адриена, что Ричард твердо решил вернуться к жене. Мудрый юноша скромно скрыл свою роль во всем этом, сказав:
— Я не мог допустить, чтобы эта несчастная покинутая женщина оставалась и дольше одна.
— Ну, конечно же! Конечно! — воскликнула миссис Дорайя, которой он повторил свое скромное признание. — Бедный мальчик! Я думаю, что это лучшее, что он сейчас может сделать.
Ричард простился с ними и отправился провести свой последний вечер в обществе миссис Маунт. Чаровница встретила его торжественно.
— Узнаете это платье? Нет? Оно было на мне, когда мы познакомились — не тогда, когда я увидела вас впервые. Помнится, я обратила на вас внимание, сэр, прежде чем вы удостоили меня, грешную, своим взглядом. Когда мы встретились в первый раз, мы пили шампанское, и я хочу им же отметить наше расставание. Ну так что же, выпьем, что ли, с вами, дружище?
Настроение у нее было приподнятое. Время от времени в ней снова пробуждался сэр Джулиус. Ричард был подавлен, он только слушал — говорила она.
Миссис Маунт держала лакея. Было уже поздно, когда он накрыл на стол. Ричард счел делом чести сесть за стол и заставить себя что-то съесть. Пить всегда бывает легче — добрая Природа-Мать любит, когда дети ее совершают безрассудства. Лакей действовал старательно: пробки от шампанского вылетали, но все это было мало похоже на ту пальбу, которая раздавалась в Ричмонде.
— Давайте выпьем, Дик, за то, что у нас с вами могло бы быть, — предложила чаровница.
До чего же хороша она была, эта падшая душа!
Он осушил бокал шипучего вина, и сердце его сжалось.
— Вот как! Приуныли, мой мальчик? — вскричала она. — А я вот никогда виду им не подам, что мне худо. Всем нам суждено умереть, но вся штука в том, чтобы держаться до конца, честное слово! Слыхали вы когда о Лоре Фенн? Ох, и хороша была! Красивее, чем ваша покорная слуга, если вы этому способны поверить, — и к тому же незамужем, а потому и распутнее. Однажды она была на охоте. Лошадь сбросила ее, и она угодила прямо на кол. Ей проткнуло левую грудь. Все мужчины столпились вокруг, а один влюбленный в нее юноша, сейчас он заседает в Палате пэров, — мы прозвали его «душкой», так он был мил, — соскочил с лошади, кинулся к ней, упал на колени: «Лора! Лора! Дорогая! — закричал он — скажи мне хоть одно слово!.. Последнее!» Бледная, вся в крови, она повернулась к нему: «Скажете смерти — меня нет дома!» И тут же испустила дух! Вот это значит держаться до конца! Выпьем за пример Лоры Фенн! Да что с вами такое? Подумать только! Услыхав о том, как может умереть женщина, мужчина бледнеет. Налей-ка нам вина, Джон. Как! Оказывается, и ты не лучше!
— Голова у меня что-то закружилась, миледи, — оправдывался Джон. Когда он стал наливать вино, видно было, что руки у него дрожат.
— Не надо было тебе слушать. Пойди-ка выпей коньячку.
Лакей вышел.
— Мой храбрый Дик! Ричард! Ну на что вы похожи!
В лице его не было ни кровинки, он сильно нахмурился.
— Вы что, не выносите даже разговора о крови? Поймите же, речь всего лишь о пропащей женщине. Приходский священник не отказался похоронить ее по всем правилам. Мы ведь тоже христианки! Ура! — Прокричав это, она расхохоталась. Окружавшее ее мрачное сияние походило на огни преисподней.
— Выпейте же за меня, Дик! Выпейте и придите в себя. Что тут такого? Всем нам суждено умереть — хорошим и плохим. Пеплу пепел, праху прах[146], а живым губам вино! Почти что стихи. «Нет, унывать нам не дано, пока не допито вино!» Неплохо, не правда ли? Может, только чуточку грубовато, ну и что! По-вашему, я ужасна?
— Вина мне! — вскричал Ричард. Он выпил два бокала, один за другим, и огляделся вокруг. Не в аду ли он, не слышит ли он сейчас вопли погибшей души?
— Отлично сказано! И отлично сделано, мой славный Дик! Теперь мы с вами товарищи. «Мечталось ей, чтоб для нее господь такого создал». Ах, Дик! Дик! Слишком поздно уже! Слишком поздно! — Голос ее звучал нежно. Ее сощуренные глаза сверкали.
— Видите? — она показала ему маленький, усыпанный драгоценными камнями якорь у себя на груди, обвитый шнурком из волос. Это был его подарок.
— А вы знаете, когда я выкрала у вас эту прядь волос? Какой вы непонятливый, Дик! Вы подарили мне якорь без троса. Взгляните-ка!
Она вскочила из-за стола и кинулась на диван.
— Собственных волос не узнаете! Я бы свой волосок узнала среди миллиона чужих.
В то время как он глядел на эти волосы свои на груди у Далилы, он чувствовал, что силы его убывают.
— А вы ничего и не знали? Да вы и сейчас-то их не очень узнаете! Чего только женщина не могла бы у вас украсть! Но вы не тщеславны, Дик, и это вас хранит. Вы настоящее чудо, Дик; мужчина, лишенный тщеславия! Садитесь сюда вот. — Она свернулась калачиком, чтобы дать ему сесть рядом с ней на диване. — Давайте же поговорим с вами как друзья, которые расстаются, чтобы больше не встретиться. Вы увидали корабль, на борту которого вспыхнула лихорадка, и, не испугавшись, причалили к нему, и стоите с ним рядом. Как видите, лихорадка эта не заразительна. Пусть же наши слезы льются одним потоком. Ха-ха! Один мужчина как-то сказал мне эти слова. Этому лицемеру хотелось заразиться лихорадкой, но он был слишком для этого стар. Сколько вам лет, Дик?
Ричард прибавил себе несколько месяцев.
— Двадцать один? Вам и на вид как раз столько же, мой цветущий юноша. А теперь скажите-ка, мой Адонис, сколько лет мне?…Двадцать… с чем?
Ричард дал ей двадцать пять лет. Она неистово расхохоталась.
— Не очень-то вы щедры на комплименты, Дик. Лучше будем честными. Угадывайте еще раз. Что, не хотите? Ни двадцать пять, ни двадцать четыре, ни двадцать три, ни… подумать только, как он удивлен!…ни двадцать два. Не больше, не меньше как двадцать один, мой милый. День моего рождения еще через месяц. А ну-ка, поглядите на меня пристальней… еще пристальней. Есть ли у меня на лице хоть одна морщинка?
— Так скажите, ради всего святого, когда же… — он вдруг умолк.
— Понимаю. Когда я начала жить этой жизнью? Шестнадцати лет, когда я созрела, я повстречала одного дворянина, который был без ума от моей красоты. Он поклялся, что покончит с собой. Я не хотела, чтобы это случилось. Поэтому, чтобы сохранить жизнь этого несчастного для его родных, я уехала с ним, и надо сказать, что родные его никак не оценили жертву, которую я принесла, да и сам он очень скоро перестал о ней помнить, если вообще когда-нибудь помнил. Так уж повелось на свете.
Ричард потянулся к бутылке с выдохшимся шампанским, налил все, что в ней оставалось, в свой бокал и выпил.
Лакей Джон вошел, чтобы убрать со стола, после чего никто им уже не мешал.
— Белла! Белла! — проникновенно и печально повторил Ричард, расхаживая по комнате взад и вперед.
Она оперлась на локоть; лицо ее раскраснелось, волосы сбились; глаза были полузакрыты.
— Белла! — едва слышно произнес он. — Вы несчастны.
Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц и зевнула, будто пробуждаясь от сна.
— Вы, кажется, что-то говорили, — сказала она.
— Вы несчастны, Белла. Вы не можете это скрыть. Ваш смех безумен. Я уверен, что вы несчастны. И вы еще так молоды! Вам всего-навсего двадцать один!
— Какое это имеет значение? Кому я нужна?
Струившаяся из его глаз великая жалость облекала ее всю. Она не сочла ее порывом нежности, как то легко могла сделать любая другая.
— Кому вы нужны, Белла? Мне. Вы думаете, мне не тягостно, что я вижу вас в таком состоянии и не знаю, как вам помочь? Боже милосердный! Это уже чересчур — стоять в бессилии рядом и смотреть, как человеческое существо погибает у тебя на глазах.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Цветы для миссис Харрис - Пол Гэллико - Классическая проза
- Любовник леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Мидлмарч - Джордж Элиот - Классическая проза
- Сэр Гибби - Джордж Макдональд - Классическая проза
- Трофеи Пойнтона - Генри Джеймс - Классическая проза
- Экзамен - Хулио Кортасар - Классическая проза
- Трильби - Джордж Дюморье - Классическая проза
- Военный летчик - Antuan Exupery - Классическая проза