Форма входа
Читем онлайн Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Потом сидели и перебирали с неизбежными рассказами старые семейные бумаги, альбомы, читали восстановленные из небытия выпуски журнала «Маяк», когда-то, в прежней жизни, изданные другой молодежью этого милого дома. Главное — мы с мамой, которая теперь уже постарела, поседела, пережила много потрясений, но не утеряла ласковой заботы о ближних и далеких, всех, кто страждет и нуждается в помощи. А то сядешь за пианино (рояль в гражданскую обменяли на пуд муки), наигрывая «Кукушку» старинного Дакена, а тетя Лена, сестра мамы, загадочно улыбаясь, прислушается и скажет: «Эту пьесу каждый день играл тогда английский полковник, что жил в нашем доме, а я ему жарила яичницу». Когда же это тогда? В Гражданскую? В Первую мировую? Почему полковник, кукушка, яичница, Бог его знает, у тетушки не добьешься. Она теперь какая-то странная, тихая, безмолвная, посмеивающаяся про себя, и скоро ее не станет. А нам, молодежи, было весело, сидели на горячих каменных ступеньках, ведущих в наш маленький садик, со всех сторон окруженный стенами, под синим, тоже горячим небом, дышали ароматом пылающих роз. Спрятавшись за кустами розовых флоксов и лиловых гортензий, плескались нагретой солнцем водой, отправлялись все вместе, прихватив Алексея Федоровича, в роскошный городской парк, по-старинному трэк, и читали, сидя в укромном месте под сенью нависших деревьев, под журчание вечнобегущей воды. И то, что стоит жара, — хорошо, и когда разразится южная гроза, небо станет черным и огненным и потоки понесутся с горы мимо нашего дома, — тоже хорошо (слава Богу, черепичная крыша пока не течет). А то Алексей Федорович или Леонид Петрович вдруг решат, что молодежи надо развеяться, и укажут цель путешествия — пусть не очень дальнего, но и не очень простого. Так мы побывали (об этом я уже писала) в Приэльбрусье и в Трусовской теснине. Мы — это я и моя сестра Миночка, мои кузены Леонид Семенов, в обиходе Наль (в память о романе некогда известного писателя и художника Каразина), и Светлана Раздорская, наши друзья Витя и Павлик Аваков (сын друзей наших родителей, молодой ученый-физик из Дубны, погибнет там через год). Алексей Федорович все удивлялся, как это устроила судьба остановиться ему вместе с Валентиной Михайловной в турбазе на улице Осетинской, в бывшем дворце нефтяника Чермоева, напротив которого дом девочки, что соединит свою жизнь с Лосевыми. «А мы и не подозревали», — вспоминал он. Да как же можно было это знать? Но все-таки интересный факт, совсем не случайный.
Следующее лето проводим в местечке Акри под Каширой. Нашла нам этот скромный домик Александра Ивановна Зимина, новый наш друг. Через каких-то знакомых пригласили ее на лето еще при Валентине Михайловне пожить у нас на Арбате, постеречь квартиру, но так получилось, что осталась у нас Александра Ивановна до 1960 года. Некуда ей было деться, дочери с ней не очень ладили. Было ей тогда под семьдесят. Человек удивительной деликатности и воспитания, ну как же — Мосальская-Рубец, воспитанница Смольного института, пережившая трех мужей (все они были генералы Генштаба: один умер до революции, двое погибли при советской власти), в лагере претерпела десятилетие. Она трогательно заботилась об Алексее Федоровиче, повязывая салфетку, наливая суп или чай, шила ему очередную шапочку. И все удивлялась, как он мало ест, ставила в пример своих мужей, особенно второго — казачьего генерала. «Но я же, Александра Ивановна, на маневрах не бываю и лозу не рублю», — говаривал Алексей Федорович.
Чтобы получить хоть какую-то пенсию, выдали Александре Ивановне справки о ее секретарской работе подруга по Смольному, знаменитая арфистка Ксения Эрдели и профессор Лосев. Забавный был случай, когда пришли из собеса с проверкой. Алексей Федорович так потряс скромную профсоюзницу своим видом, да еще ловко вынутыми из кармана ста рублями, что та, благодаря и кланяясь, исчезла, удивляясь настоящему профессору.
Мы жили так: в перегороженной книжными шкафами большой комнате, где, мало кого стесняясь, проходили Яснопольские, на маленьком, бывшем моем диванчике спала Александра Ивановна, я ставила каждый вечер раскладушку, а если кто-либо приезжал из ее родни, например, внучка Тамуся, или моя подруга Нина, ставили еще одну раскладушку, но никто не сетовал, не сердился, никто не видел в этом ничего необычного, главное было — не мешать Алексею Федоровичу и его работе в кабинете за закрытыми дверями[321].
Вот так начали мы блуждать по подмосковным дачам. В Акри часами гуляли с Алексеем Федоровичем по полям (особенно хороши там закаты) и часами работали над «Античной мифологией в ее социально-историческом развитии». Запомнилось мне это место кошмаром, случившимся при первой нашей туда поездке. Надо было выйти из вагона на деревянную платформу. Алексей Федорович не видит и начинает спускаться по вагонной лестнице вниз (между вагоном и платформой большой промежуток). Я его втаскиваю назад, а дама, которая нас туда сопровождала, стоит на платформе и тащит его к себе. Он же спускается в гибельную пустоту, под колеса поезда. Дама коренастая, сильная, решительная. Я в ужасе кричу диким голосом, ведь считаные минуты, и, схватившись за ручку тормоза, останавливаю поезд. Вся дрожу, рыдаю. Алексей Федорович не может переступить пустоту, что-то ему мешает это сделать. Тогда машинист (это обычный паровоз, не электричка) решает ехать до следующей станции и стоять, пока мы спокойно не сойдем. Народ наблюдает, сочувствует, советует, все ждут момента остановки, помогают. Буквально на руках переносят Алексея Федоровича на платформу. Поезд уходит. Мы остаемся одни и бредем пешком вдоль железной дороги назад в наш поселок, молча, сосредоточенно, переживая ужас случившегося. С тех пор у меня правило: дача должна быть конечной остановкой электрички или предпоследней, чтобы до нее дойти пешком. Пережить еще раз этот спуск по ступенькам под колеса! Я и сейчас, когда пишу, не могу успокоиться. Бог миловал в тот час.
Однажды Алексей Федорович решил устроить мне маленькое путешествие, подальше от Москвы. Ведь Валентина Михайловна и он, как я уже писала, направляли меня и моих друзей повидать чужие края с целью образовательной. А после ухода моей дорогой Мусеньки столько мы пережили вдвоем, что мудрый Лосев хотя бы недели на две постарался оторвать меня от горьких воспоминаний и от самого себя, чтобы я попала совсем в другую обстановку и набралась новых живительных впечатлений. Все получилось, как нарочно, необыкновенно удачно. Моя сестренка Миночка, аспирантка пединститута им. Герцена в Ленинграде, приехала к нам в Москву с путевкой в Прибалтику. Путевка на одного человека. Но Алексей Федорович дал совет — заплатить руководителю группы, и все устроится.
Так и сделали. Путешествие оказалось для нас полно приятных неожиданностей. Мы едем в Европу! Какая уж там Европа — подступы всего лишь, но какие, ни на что не похожие — без гор, перевалов, ущелий, бурных потоков и водопадов и жарких морей. Зато совсем чужие города, рыцарские замки, католические храмы, толстостенные башни, роскошные парки, вечный покой усыпальниц.
Мы, конечно, сначала ехали с группой, а потом отделились и храбро ехали вдвоем. Напутствуя нас в дорогу, Алексей Федорович — опытный путешественник — рекомендовал нам останавливаться в привокзальных гостиницах. А мы и понятия об этом не имели (как и многие другие люди). Оказалось, что при вокзалах есть хорошие небольшие, десятка на два человек, гостиницы, да еще дешевые — и все эти удобства при советской власти. Представьте себе — совет был замечательный, и никто не удивлялся, когда мы приходили в уютные комнаты, где давали чистое белье для постелей (чистое по-настоящему, ведь это Прибалтика), где даже можно выпить чаю (всегда есть кипяток), спокойно оставить вещи и отправиться в город или куда глаза глядят.
Мы запаслись хорошим справочником. Откуда? От Николая Павловича Анциферова, нашего благодетеля. (Вспоминаю поездку в Крым — это ведь он ее благоустроил, направив к суровой, но заботливой Ирине Николаевне Томашевской.)
Так вот Николай Павлович вручил нам книжечку со странной надписью (видимо, ее кто-то подарил самому Н. П.): «Милым пикарасикам». Почему такая надпись? Кому предназначалась? Может быть, для всех, кто берет в руки эту книжицу и сразу становится загадочным «пикарасиком»? Но самое интересное — в первый же день в Риге, оглушенные всем виденным (Домский собор, Ратуша, крестовые своды, рыцарские залы, узенькие улочки и т. д. и т. п. — все сразу в один момент — потом уже по отдельности смаковали), мы тут же на прилавке какого-то магазинчика (очень заманчивого) забыли дар Николая Павловича. Что с нами было! Как мы скажем о потере Николаю Павловичу, как будем каяться?.. А здравый смысл подсказал нам вернуться в магазинчик — и что за счастье (или попросту честность несоветского человека с прежней закалкой): нам вручают наш талисман (а как же иначе, удивляется продавец), и «пикарасики» спасены. Это первое, что нас обеих поразило[322].
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи бесплатно.
Похожие на Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи книги
- Испанец в России. Жизнь и приключения Дионисио Гарсиа, политэмигранта поневоле. Главы из романа - Дионисио Сапико - Биографии и Мемуары
- Алексий II - Александр Юрьевич Сегень - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Преподобный Никон Радонежский - Иван Чуркин - Биографии и Мемуары
- Преподобный Савва Сторожевский - Тимофей Веронин - Биографии и Мемуары
- Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века - Ольга Клюкина - Биографии и Мемуары
- Лисячьи сны. Часть 1 - Елена Коротаева - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- О судьбе и доблести - Александр Македонский - Биографии и Мемуары
