избавились. Правда, русские крестьяне даже равных избирательных прав не имеют, а вот умирать за самодержца – всегда пожалуйста!
Старший Ардашев шутливо погрозил гостю пальцем и сказал:
– Ох и крамольные вы речи ведёте, господин гласный Ставропольской думы. Вы забыли уточнить, что в те далёкие времена всё население греческих городов не насчитывало и десяти тысяч человек. А у нас, поди, уже к ста двадцати миллионам подбирается.
– Так ведь и живём мы в другой время, просвещённое: локомотивы, электричество, телеграф, телефон, самоходные коляски Карла Бенца, – усмехнулся потомок древних эллинов, убирая папку с рисунком в портфель.
– Всё-таки вы зря оставили деньги, – тяжело вздохнув, изрёк Ардашев.
– У меня такое правило: то, что оказалось на чужом столе, обратно в портмоне уже не возвращается. И уговор наш пусть останется в силе. Ксения и Елена поведали мне, что мой брат прикипел к вам всей душой и даже приглашал вас служить у него. Мне было очень приятно это слышать. Значит, он разглядел в вас порядочного человека. И я думаю, он не ошибся.
– Мне это лестно слышать, но не стоит мне платить…
– Клим Пантелеевич, вы ещё молодой человек. У вас вся жизнь впереди. А у меня и вашего отца уже закат на горизонте. И мы ценим каждую прожитую минуту. Поэтому время – стоит дорого. Вы же понимаете, что фактически я везу вас на осмотр места происшествия, откуда украли набросок великого мастера. И вы volens-nolens[26] приступаете к расследованию, то есть тратите личное время, которое могли бы провести с пользой для себя. А это стоит денег.
– Как скажете, Николай Христофорович, – сдался Клим.
– Вот и ладно, вот и договорились.
– Так мы выпьем за Грецию или нет? – удивлённо поднял бровь Пантелей Архипович.
– За Грецию – обязательно! – согласился негоциант.
Когда рюмки опустели, Папасов обратился к младшему Ардашеву:
– Клим Пантелеевич, я подожду вас на улице. Не торопитесь. У меня собственный выезд, так что извозчику платить за ожидание не придётся.
– Я почти готов. Мне надобно всего пару минут. Но разве нам нужна коляска? Тут совсем рядом.
– Если хотите пройти пешком – давайте прогуляемся. Фаэтон поедет следом.
– Наверное, это будет выглядеть странно.
– Вот и я о том. Лучше воспользуемся экипажем. Тем более на улице ветрено.
– Я провожу вас, – изрёк хозяин дома и поднялся.
Через пять минут коляска, запряжённая парой гнедых, уже стучала колёсами, двигаясь вверх по Барятинской. Ветер гнал за ней сухие листья, обрывки газет и ещё какой-то мусор, будто стараясь оградить дом Ардашевых от возможных неприятностей.
Глава 7
На месте происшествия
I
Особняк Папасовых, выстроенный в 1880 году теперь уже покойным Иваном Христофоровичем, задавал тон всей Воронцовской улице. Два бельведера с южной и северной сторон наделяли его чертами дорогого строения, чего нельзя было сказать об одноэтажных соседях – домовладении купчихи Пакашевской и чиновника Зайчевского.
Первый этаж папасовского здания был сдан в аренду под аптеку и часовой магазин. Сам же хозяин вместе с семьёй занимал второй этаж, попасть туда можно было по двум узорчатым чугунным лестницам. Одна из них как раз и привела Папасова и Ардашева в выставочную залу.
Обилие картин поразило Клима. Бронзовые таблички рядом с полотнами указывали на художника и название работы: Карт. И. Айвазовский. 1879 г. пейзаж (масло) «Судакский берег»; Симини. Рим. «Стадо, идущее на водопой»; Л. Лагорио «Горный вид в Италии; Г. Семирадский «Из римской жизни»; Ш. Перон «Улица в Каире» и «Вид на Каирскую мечеть»…
Под стеклом витрины покоились вестники мира Древнего Египта: амулеты, кольца, пояса, ожерелья, два медных зеркала с ручками из слоновой кости, браслеты. Эти предметы были выполнены мастерами высокого уровня. Одно из зеркал имело многоугольную ручку, на другом была изображена богиня Хатхор. Среди амулетов – фигурки в виде головы змеи, ястреба и разнообразных мифических созданий. Не обошлось и без ритуальных предметов, как, например, статуэтка, символизирующая женское начало и плодовитость. Прямо на полу стоял дубовый саркофаг со вставками из чёрного эбенового дерева.
– Господи, как вам удалось это вывезти? – изумлённо покачал головой Ардашев.
– В Египте всё покупается и продаётся. Деньги у моста Казр-ан-Нил[27] наделены поистине волшебными свойствами. При достаточном количестве наличных можно и весь нильский песок переправить на черноморское побережье. Главное – найти нужное количество барж, – усмехнулся Папасов.
Клим уставился в пустую картинную раму и спросил:
– Рисунок Леонардо находился здесь?
– Да.
– А где проходили занятия скрипача с вашим сыном?
– Здесь, – купец открыл дверь комнаты. – Как видите, это совсем рядом. Как я выяснил, музыкант подменил эскиз в тот момент, когда сына в комнате не было.
– А что за человек был этот Несчастливцев?
– Весьма интеллигентный. Одевался бедно, но выглядел опрятным. Однажды, рассматривая мои египетские экспонаты, признался, что мечтает побывать в этой древней стране, чтобы повторить опыт двух скрипачей – венгра Рэмени, лучшего исполнителя чардаша, и шведа Ван Булла, которые пятнадцать лет назад забрались на вершину пирамиды Хеопса и отыграли там целый концерт, исполнив свои любимые мелодии. Говорят, окрестные жители диву давались, глядя на двух странных европейцев.
– Вот как? Никогда об этом не слышал.
– Да, представьте себе. К тому же Ван Булл исполнял просьбу своего короля.
– Несчастливцев выпивал?
– Не знаю. Но спиртным от него никогда не пахло. Лет пять назад он приехал в Ставрополь из столицы, когда прежний скрипач умер от разрыва сердца прямо во время представления.
– Надо же, – покачал головой Ардашев, – какое злополучное место первой скрипки. Он одинок?
– Да.
– Я хотел бы поговорить с вашим сыном. Это возможно?
– Конечно, – кивнул Папасов и, посмотрев в окно, сказал: – Карасей ловит. Пойду кликну его.
Из окна Климу хорошо был виден пруд. Он имел круглую форму и располагался прямо посередине фруктового сада во дворе дома. Водоём питал ручей, бегущий из речки Желобовки, и по его берегам, выложенным местным известняком, стояли деревянные лавочки. Но одной из них, под старой яблоней, уже почти сбросившей листву, сидел мальчик лет десяти с удочкой. Поплавок из гусиного пера, выкрашенный в красный цвет, плясал на воде, но никак не ложился на поверхность и не уходил ко дну. Видимо, карась ещё не проглотил наживку, а лишь подбирался к ней. Клим в детстве сам когда-то рыбачил и гордо приносил на кукане домой не только прудовую мелочь, но и сазанов, карпов, щук и даже белого амура.
Вдруг поплавок выпрыгнул вверх и резко ушёл под воду. Рыбак вскочил, дёрнул удочку, но прудовая жительница, показав голову
