Мне Порядок силу даровал. Не моя вина, что ездовые быки гуськом потянулись на волю и их потом долго загоняли назад. Не хочу я носить платья! В них неудобно сигать через забор, вот поэтому и быки разошлись. А они опять: «Берта-а-а!».
«Хорошие девочки так не делают», — говорит мне уже тетка, после того как я заявляю, что хочу отправиться на войну с хаосом, убившим мою семью. Как можно жить в ее доме, вышивать на подушках, когда нужно мстить за гибель родных, когда можно не допустить ещё чью-то гибель? С моей-то силой?! Хорошие так не делают... Да тьфу на вас!!!
Я от души плюнула, и почувствовала, как по щеке потекла струйка слюны. Пошевелившись, вытерлась и недоуменно двинувшись поняла, что лежу на боку. Я открыла глаза. Темно.
— Очнулась? — спокойно спросил мужской голос, порой чуть подтягивая «с». Это голос Криса.
Звучит гулко, словно мы в колодце.
— Где мы? — пробормотала.
— В отстойнике, — усмехнулся.
— Ничего не вижу... — вздохнула, неуклюже пытаясь сесть. Подо мной солома. С тревогой ощупала голову. Цела. Затем руки, плечи, грудь, пояс. Так и есть! Сняли мои топоры! Будто руки отняли!
— Нас поймали. Оружие, разумеется, забрали, — Крис только хмыкнул.
Занявшаяся передо мной искра превратилась в небольшой язычок пламени, осветив лицо Криса и подсветив впадины щек, дуги бровей. Я заметила подбитый глаз.
— Сказали кое-что. Молиться до рассвета, — он усмехнулся на слове «молиться», подбрасывая огоньку сучков, которых было в изобилии. — Религиозный народ. Предполагаю, что, как закончится ночь, придут. Может даже подарят относительно легкую смерть.
— Сказали? — я сморщила лоб, пытаясь понять, как мануарцы могут что-то говорить, когда они вечно лают.
— Один говорит по-нашему. Плохо, несколько основных слов, — Крис слегка поморщился от боли приподнимаясь. Попало ему.
Я встала и огляделась. Мы оказались в какой-то деревянной избушке со странной крышей. Загляделась наверх, пытаясь понять, почему крыша похожа на... ворота.
— Могу сломать стену, если буду достаточно злой, — я решительно сузила глаза уже набирая ярость. — И мы выберемся.
— Мы сидим в земляной яме, которая укреплена бревнами, Берта, — невозмутимо констатировал мой тощий партнер и спокойно сел подальше от меня.
«Берта» из его уст опять звучала как «дура». Вроде бы не намекает, однако хитро произносит мое имя так, что это определение как-то подразумевается. И упрекнуть его при этом не в чем... Одно слово: Змей!
— Бычий хвост! — выругалась я вслух на мануарцев, на Криса и вообще... всех и все, все же чувствуя облегчение что ещё жива.
— Предполагаю, что ты всё же попробуешь освободиться, когда нас будут вытаскивать отсюда? — теперь темные глаза Криса изучающе смотрели на меня.
— Конечно, попробую! — возмутилась. — Естественно попробую! Я всю силу приложу!
— Хорошо, — Крис не улыбнулся. — Я тоже не планирую легко отдавать жизнь.
Он откинул голову, и прикрыл глаза. Одобрительно поглядела на него. Крис вел себя спокойно, не психовал, не паниковал. Это мне понравилось. Достойно. Да и как партнер он неплох, неглуп. Ножом владеет. Имя мое только произносит как-то раздражающе, да и смотрит будто свысока, но это же Змей, ладно...
Я тоже села и задумалась, глядя на огонек. Одной думать не хотелось, и я тихо позвала:
— Крис!
Он ничего не ответил. Уснул? Я повысила голос:
— Крис!
Дохляк даже не открыл глаз.
— Я все слышу, Берта, — спокойно ответил. «Берта» вновь звучало с неприятным намеком. — Не надо просто произносить мое имя и ждать отклика. Сразу задавай вопрос.
— Крис, ты — зануда? — язвительно спросила и сразу задала настоящий вопрос. — Думаешь, у нас получится выбраться?
Он ответил мгновенно, не меняя тона.
— Мы находимся на территории врага. Когда нас будут вытаскивать, вокруг будут воины, разумеется, нас не оставят одних, побега будут ждать. Вероятность сбежать все же есть. Сейчас она небольшая. Скорее всего только у одного из нас.
Я сглотнула, ощущая, как резко уменьшается внезапно вспыхнувшая надежда. Как бы я не хотела думать обратное, занудный Змей говорил все верно.
А если так, я, наверное, умру до рассвета.
От этой мысли в груди неприятно защемило.
«Глупо умирать девственницей», — эхом повторил внутренний голос, и я вспомнила красный уголёк солнца. Я еще подождала, прислушиваясь к себе. Что я могу сделать, кроме этого? Что я могу успеть сделать?
Толкового ответа не нашла. В мыслях копаться, да думать о последних словах не интересно. Какая разница, что я скажу, когда мою голову размозжит чей-то молот? «Ах-х-х-х-р-р», — вот что я скажу. Все, кому в голову попадает молот, говорят это слово. А те, кому в грудь попадает стрела, сипло говорят: «Й-й—й-а-а-а». Тут раскрывается тема легких.
Вот и все последние слова.
Шаркнула по полу ботинком — под соломой темное бревно. Немного напомнило дом, Быки тоже всегда предпочитали дерево камню. Оно теплее, что ли... Вспомнила зимние вечера дома, когда под свечку мы собирались вместе, братья задирали меня, а я их. Сестренки выли. Тогда это всё казалось глупым и раздражающим, а сейчас — бесценным. Забавно...
Робкий огонек вился, стремясь наверх, чуял откуда шел воздух. Я подбросила ему пару сучков.
«Я тоже глотнула бы свежего воздуха, огненный дружок».
Не уверена, что хочу плотских утех. Место не особо удобное, да и ситуация... Заткнуться и смотреть на огонь, дожидаясь рассвета? С другой стороны, а я пробовала утехи, чтобы их не хотеть? Все вокруг меня только о том и говорили, да так, словно секс — то единственное, что следует пробовать в жизни.
Крис молчал, не изъявляя желания беседовать. Вот так и пройдут последние часы? В тишине и мыслях?
Ну нет. Бык во мне фыркнул.
«Сколько можно? Ты решишься уже?»
Перевела взгляд на Криса. Кроме него вариантов нет. Он, конечно... не Бык. Высок, худощав и, кажется, совершенно холоден. Из огня в нем только интересные глаза, в которых порой мелькает темно-красный блеск. В безопасности я бы на такого и не посмотрела даже, но сейчас какой выбор? А ведь он все же... из мужского рода.
Так получилось,
