Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моей дальнейшей жизни было очень много спектаклей и концертов с участием дорогого мне певца. Пять лет я жила в его городе, ставшем и для меня родным и любимым. Наконец-то я услышала то, что не удалось исполнить певцу в Курске! Вихрь оркестрового вступления — и… вместо взлёта мощного голоса певец идет небрежно через сцену, ложится навзничь на скамейку и начинает тихо, но чётко и насмешливо: «На земле весь род людской…» Я вспоминаю давнюю статью — один из немногих живых и интересных, нестандартных рассказов о певце. Так учила его петь случайно встреченная им старушка — бывшая артистка: лёжа, да ещё товарища ему на грудь сажала…
Это было дивное время — Петербург, университет и Штоколов. Забыть ли, как в праздничный вечер в концертном зале с революционным названием «Октябрьский» Штоколов, облокотившись на нелепо красный рояль, дерзко спел «белогвардейский» романс «Белой акации гроздья душистые». Или как впервые в жизни я сидела на концерте в первом ряду — обычно у студентов денег хватало только на галёрку, а в тот раз царский подарок сделал мне будущий муж.
Но жизнь непредсказуема. Она забросила меня с петербургских проспектов в такое Черноземье, где не только концертов — электричества могло не быть днями, а то и неделями. Но когда оно появлялось, с проигрывателя врывался в дом любимый бас. «Ямщик, не гони лошадей!» — стираю пелёнки. «Ты жива ещё, моя старушка?» — мою пол. «Эй, ухнем!» — разбиваю кувалдой угольные глыбы. «Ах ты, ноченька, ночка тёмная!» — укачиваю малышей. «Гори, гори, моя звезда!» — слёзы катятся по щекам. Жизнь непредсказуема, всё в ней течёт, всё изменяется, но этот голос не обманет, не предаст, вернёт силы «в минуту жизни трудную». Вот и сбылась заветная мечта: трое моих детей услышали и увидели живого Штоколова. «Ты назвала меня в честь Штоколова, мама?» — спрашивает четвёртый. — «Конечно, Борис».
А однажды позвонил старший сын: «Я слышал по радио Штоколова. Он пел с хором Александро-Невской Лавры». А мне услышать этого так и не довелось…
* * *
Ночь.
Тихая, безмятежная рождественская ночь.
И во мне — ночь. Ночь тихой скорби.
Первый день любимого праздника оборвался междугородним звонком. Ирония судьбы: всего пару дней назад, увидев в анонсе программ телеканала «Культура» сообщение о фестивале классической музыки в Санкт-Петербурге, я просила племянницу: вдруг там будет мой любимый Певец — позвони… Глухой голос в телефонной трубке: «Включи телевизор». «Зачем?» (Я ещё не очнулась от радости рождественской службы в нашем храме). «Теперь ты можешь видеть его по всем программам».
Рождественский день превратился в ночь. Не слышу слов диктора. Не слышу мелодии знакомого романса — конечно, знакомого, ведь я с детства знаю и сама пою весь его репертуар. Только голос — любимейший, единственный для меня в мире голос нестерпимой болью рвёт сердце.
Закончилась вечерняя служба в храме. Мой добрый батюшка просит прихожан не расходиться, соборне помолиться о новопреставленном. Слышу свой, но будто отдельно от меня поющий голос: «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего…» Ночь. Уложены дети, спят домочадцы. Глаза не хотят закрываться, и память не хочет отдохнуть, вновь и вновь пролистывая пожелтевшие, но такие дорогие мне страницы.
Ночь.
Но уже завиднелось за окном.
И моё горе, моя скорбь тихо-тихо тает в ещё едва угадывающемся рассвете. В памяти проснулась строка поэта: «Мне грустно и легко; печаль моя светла; печаль моя полна тобою…»
Стремясь утишить мою боль, мой друг сегодня произнёс: «Он прожил долгую жизнь. Хотя всегда тяжело и даже кажется несправедливым, когда погибают честные, сильные, мужественные люди, несущие в мир добро и свет».
Нет! Свет и добро — погибнуть не могут. А смерть?..
Её ведь нет. Её, прежде страшную и неотвратимую, победил наш Господь. Тот, Который Своею волею родился на грешной, но не оставленной Им земле. Тот, Который в эти святочные дни лежит в вифлеемских яслях. Тот, к Которому в день Его Рождества полетела, оставив на земле светлую память, душа раба Божьего Бориса.
Нет человека, который жил бы и не согрешил. Но нет и предела Господней милости.
Вы были со мной долгие годы, Борис Тимофеевич: Ваш голос, Ваше мужество, Ваша сила духа.
Я — с Вами, Борис Тимофеевич: молитва к Богу о Вашей душе отныне всегда во мне.
Мне грустно и легко. Печаль моя светла…
Дорога к храму
У одного из современных православных бардов есть замечательные строки: «Лишь дорога, ведущая к храму, переходит в тропинку на небо». Эти строки подводят черту под вечным спором людей церковных и тех, кто, как щитом, прикрывает духовную лень словами «у меня Бог в душе». Долгое время и я жила тем же. Родители мои, будучи учителями, не могли регулярно и беспрепятственно ходить в храм. Но всё же бабушка — мамина мама — умудрялась в годы тотальной советской слежки ходить в него (пусть изредка) тайно, а, будучи на пенсии, и меня порой брала с собой — «послушать хор»; обе мои бабушки, опять же тайно, крестили и детей, и внуков, а прощальным паролем нашим и в письмах, и въяве было слово «три»: оно подразумевало три буквы: Х. Т. Б. — «храни тебя Бог». Мы с сестрой выросли под сенью этого светлого и дорогого слова. И в каждой поездке-путешествии по городам, которые устраивала нам мама, мы обязательно шли в храм. Пусть пока ещё не молиться, а только «слушать хор», но запомнились на всю жизнь — и резной терем Николо-Хамовнического храма, и древние кружева патриаршей церкви в Переделкино, и светлый шпиль Никольского собора возле Мариинского театра в Петербурге, и грозная мощь Александро-Невской лавры, и целый город церквей в Сергиевом Посаде, и высоко на
- Подлинная история «Майора Вихря» - Александр Бондаренко - Биографии и Мемуары
- Детство 45-53: а завтра будет счастье - Людмила Улицкая - Биографии и Мемуары
- 10 гениев науки - Александр Фомин - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Живу до тошноты - Марина Цветаева - Биографии и Мемуары
- Что было и что не было - Сергей Рафальский - Биографии и Мемуары
- Великие княжны Романовы – истинные русские царевны - Анастасия Евгеньевна Чернова - Биографии и Мемуары / Прочая религиозная литература
- «Розовая горилла» и другие рассказы - Роман Кветный - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история