Рейтинговые книги
Читем онлайн Шествие в пасмурный день - Кёко Хаяси

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 58

Поблизости от женской гимназии в кварталах Накагава и Нарутаки жили местные богатеи. Знатная дама в шароварах из шелковой газовой ткани и девушка лет двадцати раздавали рисовые колобки. Увидев студентов из коммерческого училища, девушка посочувствовала: «Было ужасно, правда?» — и протянула им колобки. Они взяли по одному, но есть не стали. Увидев в саду колодец, парни попросили воды. Девушка поставила на камень поднос и побежала к колодцу. Белые рисовые колобки на подносе выглядели очень красиво.

Подошла дама и полотенцем перевязала рану юноше. На меня, босиком шагавшую следом, никто не обратил внимания. Я молча прошла мимо. Женщины, видимо, не считали меня пострадавшей — они не произнесли ни одного слова сочувствия. Я хорошо помню, что я испытывала к ним неприязнь. Даже горько усмехнулась. А еще говорят о человеческой доброте…

Впрочем, мне вовсе и не хотелось этих белоснежных колобков. Я тогда совершенно не чувствовала голода. Меня занимало другое: почему в то время, когда продовольствие выдается всем по карточкам, в этом доме столько риса, что его могут раздавать другим? По правде говоря, хотя у меня совершенно не было аппетита, я все же подумала тогда: «А хорошо бы каждый день иметь на столе такой рис». И еще у меня мелькнула мысль, что эти женщины ласковы только с мужчинами. Видимо, здесь проявилась вредность моей натуры, если в тот момент я сделала только эти наблюдения.

Дорога шириной в два с половиной канна[14] и сейчас разделяет Нагасакское высшее коммерческое училище и женскую гимназию. Ныне вымощенная бетоном с добавлением гальки, она прежде была еще уже, и в дождливые дни двум прохожим с зонтами было на ней не разойтись. Поневоле получалось, как у влюбленных — один зонт на двоих. Здесь завязывались знакомства студентов училища с гимназистками, здесь иногда рождалась и любовь, такая беззаветная, что, говорят, были даже случаи двойного самоубийства влюбленных. Рассказывали, будто одно время существовало правило: чтобы от того места, где кончались каменные ступени и дорога раздваивалась, по верхней дорожке ходили студенты, а по нижней — гимназистки. После войны дорогу расширили, да и нравы сделались посвободнее, в особенности, когда, усвоив моральные уроки романа Ёдзиро Исидзака «Зеленые горы», девушки стали сами без стеснения окликать парней, шагающих мимо гимназии.

Железобетонное четырехэтажное здание женской гимназии стояло у самой дороги. Взрывная волна, неся разрушения, докатилась до горы Нисияма, поэтому в гимназии не осталось ни одного целого стекла. С той стороны, откуда она налетела, отвалились стены и потолки. Рухнули даже внутренние стены, и теперь на занятиях скучать не приходилось — видно было, как в соседнем классе ведет урок другой учитель.

Дорога была сплошь усыпана битым стеклом. Я шагала босиком. Я не особенно опасалась, когда разутая шла тропой по горе Кимпира. Но чтобы ступать по осколкам стекла, требуется мужество. И вот передо мной моя родная гимназия. Взглянув вверх, я заметила, что металлические створки окон были распахнуты в разные стороны: одни внутрь, другие наружу. Значит, взрывная волна двигалась не прямо, а завихряясь. В классах было темно и тихо.

Каждый, кто оказывался в зоне бомбардировки и уцелел, прежде всего должен вернуться в свою родную школу. Сообщить, что жив. Я воображала: если оставшаяся в живых ученица появится в школе, младшие школьницы с шумом встретят ее. Поскольку ученицы работали по мобилизации на заводе, который оказался в эпицентре взрыва, то учителя должны бы организовать спасательную группу. А раненых должны все встречать у ворот школы. Но ничего этого не было. Как это ни странно, но даже когда я была в наиболее пострадавших от бомбардировки районах, где всюду валялись трупы и умирающие люди, я не испытывала ужаса. Вся чудовищность происшедшего стала постепенно доходить до меня лишь по мере того, как я удалялась от эпицентра и приближалась к уцелевшим кварталам, где шла обычная жизнь. Тишина в школе, в домах — все это теперь наслаивалось на страшную картину разрушения, увиденную в Мацуяма и Ураками, и передо мной во весь рост вставала трагедия города Нагасаки.

Ученицы основного отделения нашей гимназии были мобилизованы на оружейный завод в Обаси. Четверокурсницы обоих отделений трудились на расположенном еще ближе к эпицентру взрыва сталелитейном заводе. Те, кто работал на подземном заводе в Митино, остались живы.

Больше всего наших учениц погибло на заводе Хамагути. Листая классный журнал, я обнаружила на одной странице список тех, кого уже не было в живых — более половины класса. Фамилии были отчеркнуты жирной черной чертой, и лист с их именами словно настороженно затаил дыхание. Дата смерти—9 августа 1945 года, причина — атомная бомбардировка. Таких было семьдесят процентов, остальные умерли в конце августа и позже. Я наткнулась на эту страницу, когда искала адреса своих погибших подруг. Я невольно стала шептать молитву. Грудь сжимается от боли: какой долгой и мучительной была агония девочек, умерших в сентябре!

После окончания войны с задержкой на месяц начались учебные занятия второго семестра. Классы были переформированы, в каждом более пятидесяти человек. На каждом году обучения сократилось по одному классу. Погибло около четырехсот учениц.

По дороге, усыпанной осколками стекла, я добрела до своей гимназии. Но ступни ног не были поранены. Видимо, потому, что я в то время была как в трансе.

В учительской всюду валялась бумага. Учителей никого не было. В разбитые окна задувал ветерок, вздымая листки экзаменационных бланков. Эта тишина, наступившая в разгар войны, таила в себе беду. Стоя в коридоре, я звала: «Сэнсэй,[15] сэнсэй!» — но никто не выходил. Дверь директорского кабинета была открыта. Я заглянула туда: директор гимназии стоял у окна, наблюдая, как в углу двора ученицы жгут старые газеты.

Обернувшись и заметив меня, он воскликнул:

— Как хорошо! Как хорошо! — и похлопал меня по плечу: — Не ранена?

Он окинул меня взглядом. Затем спросил, не видела ли я кого-либо из одноклассниц. Я отрицательно мотнула головой. Директор глубоко вздохнул.

— Кто жив, кто мертв — неизвестно. Все учителя отправились в Ураками для оказания помощи пострадавшим. Однако сюда привозят только трупы учениц. Невыносимо тяжело, — произнес он, сдерживая слезы. Он рассказал также, что и те немногие, что остались в живых, в тяжелом состоянии, а сравнительно легко пострадавшим сейчас оказывается медицинская помощь. Актовый зал забит ранеными, негде ногой ступить. — Правда, не ранена? — переспросил он. — Если есть травмы, иди туда — тебе окажут помощь, а потом поскорее отправляйся домой. Дом-то уцелел? — Директор сказал, чтобы я оставалась дома до соответствующего извещения из школы, и записал мой домашний адрес.

Пострадавших лечили с помощью акатинки. Наливали лекарство в фарфоровую миску, макали в него полотенце и смазывали все тело. Но в школьном медпункте запасы акатинки были невелики, и его не хватало. Поэтому в саду сжигали газеты, пепел смешивали с растительным маслом и этим смазывали раны. Интересно, что стало со школьницами после такого лечения?

В докладе Нагасакского мединститута «Об оказании помощи пострадавшим от атомной бомбардировки» в главе о радиоактивном облучении разъясняется:

«Первоначально существовало предположение, что расстройство пищеварения было вызвано употреблением в пищу тыкв, находившихся на поле в зоне атомного поражения; однако впоследствии выяснилось, что это результат облучения организма большой дозой радиации. Установлено также, что и при получении смертельной дозы вторичной радиации (т. е. в результате нахождения в зоне заражения) болезненные симптомы проявляются после короткого латентного периода. Человек не умирает мгновенно, но если организм поражен смертельной дозой, то никакое лечение не эффективно — вне зависимости от того, имелись ли травмы или пострадавший остался внешне невредим. Лучевая болезнь обнаруживалась и у жителей, оказавшихся в разрушенных домах вблизи эпицентра взрыва».

И муж той женщины в пестрых шароварах тогда, во время нашей встречи, разговаривая с нами, беспрерывно сплевывал. У него из десен сочилась кровь и скапливалась во рту. Жив ли он сейчас? Или он тоже получил смертельную дозу радиации?

В Дзюнин-тё я отправилась по Накадори. На этой улице стояли обычные жилые дома, кое-где попадались лавочки. Квартал казался неповрежденным, но только на первый взгляд. Дома с обеих сторон так наклонились к дороге, что едва не соприкасались крышами. Ставни везде распахнуты. Люди покинули жилища, двери оставив приоткрытыми. Прошел слух, что ночью на уцелевшую часть города будут сброшены зажигательные бомбы, поэтому многие жители собирались ночевать в горах или противовоздушных щелях. Квартал патрулировался отрядами самообороны. Как только я подошла к санитарно-полицейскому кордону на углу улицы, меня тотчас же окликнули: «Кто идет?» Повсюду было неспокойно, и меня подробно допросили, чтобы выяснить, кто я такая. На квартиру я попала в девятом часу вечера.

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 58
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Шествие в пасмурный день - Кёко Хаяси бесплатно.

Оставить комментарий