утрам в выходной день. Я чувствовала перебор во всем, что связано с Харитоновым. Как в общении, так и в сексе. Я больше не выдерживала такого ритма. 
Как-то Игорь уехал в очередную командировку, и я решила навестить маму с Полиной. Дома меня встретил громкий детский плач. Мама с растрепанными волосами суетливо пробежала мимо на кухню, едва удостоив меня взглядом. Я поздоровалась с ней и поспешно прошла в спальню. Полина лежала на нашей кровати, укутанная в одеяло и плакала. Я подняла ее с постели и прижала к себе, но она лишь истошнее зарыдала. Рядом с ней на постели я заметила мокрое розовое пятно и, коснувшись его, поняла, что это какой-то сироп. Полина закашляла.
 – Мама, Полина болеет? Почему ты мне не сказала?
 – Ну что ты ее трогаешь грязными руками? С улицы и сразу к ней.
 Мама вбежала в комнату, бесцеремонно оттолкнула меня в сторону, и сама опустилась рядом с внучкой. Она дала ей из глубокой ложки какой-то сироп, а затем напоила водой. Дочь притихла и выпила все, что ей дали.
 – Сколько она уже болеет?
 – Третий день.
 – Третий день? Ты вообще собиралась мне об этом сказать?
 Я села с другой стороны от дочери и попыталась ее обнять. Но она потянула руки к бабушке и снова заплакала.
 – Не трогай ее, – сказала мама, убирая мои руки от дочери, – видишь, ей не до тебя.
 Мама взяла Полину на руки и прижала к себе, стала покачивать. Она быстро успокоилась.
 – Что с ней? Врач была?
 – Обычное ОРВИ. Была. Назначила лекарства, лечимся.
 – Ты сама как?
 – Нормально, пью противовирусные.
 На тумбочке зазвонил мамин телефон. На дисплее высветился Марк. Мама взяла сотовый и ответила:
 – Да, Марк. Уже лучше. Температура снизилась, но появился кашель. Она капризничает, лекарство пролила, но это ничего, выпили новую порцию.
 Я подскочила с кровати и отошла в сторону. Вот это диво! Марк находится за тридевять земель и знает, что Полина болеет, а я всего в нескольких километрах от нее, и -нет! Внутри все заклокотало от возмущения. Словно я совершенно посторонний человек и мне не должно быть дело до того, что происходит с моей дочерью. А что если мама Марку сказала, что я редко звоню и не в курсе болезни Полины? Что он обо мне подумал? Ох, только не это.
 – Мама, сегодня я останусь здесь, – сказала я.
 Она закончила разговор с Марком и отложила телефон.
 – Зачем?
 – Моя дочь болеет. Я хочу быть рядом.
 – Она к тебе все равно не идет. Зачем ты будешь здесь? Тебе завтра на работу, а она плохо спит по ночам.
 Мама подняла на меня глаза, и мы смерили друг друга пристальным взглядом.
 – Я возьму больничный.
 – Ерунда какая. Не геройствуй. Твоему хахалю это не понравится.
 – Мама, ты забыла, Полина моя дочь.
 – Я забыла? Я думала, это ты забыла об этом. Поезжай домой к своему любовнику. Мы справимся. Не впервые. Привыкли уже.
 Я опустилась на колени около кровати.
 – Мама, ты хочешь настроить дочь против меня?
 – А разве нужно настраивать? Она и так видит, кто рядом с ней.
 – Вот именно, поэтому сегодня я остаюсь здесь.
 Мама вздохнула и уже мягче сказала:
 – Лиза, поезжай домой. Сейчас Полина не расположена на контакты с другими людьми, кроме меня. От тебя здесь все равно не будет толку. Выздоровеет, потом приезжай. А то еще сама заболеешь, какому мужику это понравится?
 Я перевела взгляд на Полину. Она косо поглядывала на меня, прижимаясь к бабушке. Конечно, мама права, сейчас мне не удастся установить контакт с Полиной, не в том она состоянии. Но я должна это переломить в наших отношениях. Она моя дочь и должна знать об этом. И у нее должен сложиться верный стереотип о матери. Мать та, кто рядом, кто заботится о ней. И я хочу стать такой матерью. Мое время настало.
 Через два дня вечером, когда вернулся Игорь, я решила поговорить с ним о своей дочери. Я готовила на кухне ужин. На мне была голубая майка на бретелях и короткие черные шорты. Волосы я собрала в шишку, чтобы они случайно не попали в блюдо. Игорь сидел на диванчике и, потягивая свежеотжатый апельсиновый сок, читал газету. Он тоже был в спортивной майке и шортах.
 Я не знала, как мне начать разговор, заранее понимая, что он будет нелегким. Вероятно, на кону наши отношения, но из двух зол, я выбираю дочь. Он должен принять меня с ней или я уйду.
 Я помешала капусту в сковороде, подлила немного воды, и прошла к столу. Взяла у Игоря стакан с соком и вмиг осушила его.
 – Нам надо поговорить, – выпалила я, опускаясь напротив него на стул.
 Игорь оторвал взгляд от газеты и настороженно посмотрел на меня.
 – Говори.
 – Я хочу, чтобы моя дочь жила со мной.
 – С тобой – где?
 – Это зависит от тебя. Либо здесь, либо я буду жить с ней у себя дома.
 Игорь кашлянул, свернул газету и убрал ее на диван.
 – Что-то произошло, пока меня не было? С твоей мамой все хорошо?
 – Все хорошо. Полина болела, но ей уже лучше.
 – Тогда что за порыв тобой движет?
 – Полина моя дочь, и должна жить со мной. Не думал же ты, что она вечно будет жить со своей бабушкой? Она скоро пойдет в детский сад, и я не хочу, чтобы кто-то из воспитателей или детей задавался вопросом, где ее мать. Но не это главное.
 Игорь налил из графина еще сок, и сделал глоток.
 – Ты уверена, что справишься? Два года большой срок. Ты уже отвыкла от маленького ребенка.
 – Ничего, справлюсь.
 – Но в сад она пойдет только осенью, так?
 – В муниципальный, да, только осенью.
 – Значит, у меня есть время подумать.
 – Нет, Игорь, ты не понял. Я хочу жить с ней уже сейчас. Я могу определить ее в частный детский сад. Я видела его в соседнем доме, и вчера заходила туда. Там очень мило. Молодые образованные воспитатели, своя огороженная детская площадка во дворе дома, все, как было в моем детстве, только за деньги. Для адаптации ее можно было бы отдать пока в этот детский сад.
 – У тебя что-то горит, – сказал Игорь.
 Я быстро подскочила и подошла к плите. Вода еще не успела выкипеть, и признаков горения не было. Что это? Попытка уйти от разговора? Я развернулась к Игорю и смерила его насмешливым взглядом. Он сжимал стакан с соком так сильно, что его ногти побелели. Как