с улыбкой задерживает этот теплый контакт. 
— Будем рады видеть вас в любое время. А в апреле — в период цветения сакуры — непременно ждем.
 — Обязательно, — шепчет Ю. — Я очень рада, что цели нашего визита достигнуты. Должна сказать, что и задача, которую вы ставили перед нами, выполнена — я полюбила вашу страну, вашу культуру, живущих здесь людей, — делая паузу, взволнованно переводит дыхание. Отражая улыбку Канэко, добавляет: — Мне кажется, я даже научилась понимать японский без переводчика.
 После столь смелого заявления, едва до японцев доносят суть сказанного, смущенно смеется. Они отвечают ей тем же.
 Я ревную. Просто не могу иначе, хоть и понимаю, что причин для беспокойства у меня нет. На пальце Юнии мое кольцо. Но даже если бы его не было, знаю, что она моя. Всегда была.
 — Я, наверное, повела себя непрофессионально, — начинает переживать Зая, едва заходим в номер. — Не смогла сдержать эмоции. Растрогалась. Не умею я без чувств работать с людьми.
 — Все нормально, — заверяю ее, спокойно сортируя документы. — Если бы ты позволила себе лишнее, Канэко и ко дали бы тебе это понять.
 — В смысле?
 — Окатили бы холодом, держались отстраненно…
 — О Боже, Ян! — приходит в ужас. Прижимая к пылающим щекам ладони, возмущается: — И ты сейчас об этом говоришь? Почему не предупредил заранее, чтобы я не вздумала…
 — Чтобы ты вздумала, Ю, — акцентирую, вскидывая взгляд. Она замирает. Смотрит мне в глаза и, зная, что последует пояснение, терпеливо ждет его. — Я видел, что все идет хорошо. Коннект случился и закрепился. Еще открытки будете друг другу слать, — последнее выдаю со смешком.
 Но Юния, разумеется, подхватывает на серьезе:
 — Будем! Конечно, будем.
 Улыбаюсь шире.
 Поднимая руку, смотрю на часы.
 — Я в душ. Ты со мной?
 — Из вежливости интересуешься? — кокетничает Бесуния.
 Закусывая нижнюю губу, взглядом заставляю ее порозоветь.
 — Список вещей, которые я делаю из вежливости, крайне скуден, Ю, — информирую приглушенно. Более конкретно поясняю позицию: — Интересуюсь, потому что хочу, чтобы ты пошла со мной. Это приглашение.
 — Но мы ведь договорились провести остаток дня с Лукрецией Петровной и Павлом Леонидовичем. Встреча через полчаса.
 — Тем более. Надо экономить время, — улыбаюсь я.
 И Ю начинает раздеваться.
 Вчера весь день запаренные в делах были. Уснула Зая, едва добрались до кровати. Сегодня голодные, быстро справляемся.
 — Ого, — дразнит Ю, пока вытираемся. — Это тянет на рекорд.
 — Ты кончила, — привожу как аргумент в оправдание своей скорости.
 — Да, — на автомате подтверждает очевидное.
 — Ты мне еще вчера нужна была. Меня нельзя держать в режиме воздержания. Особенно, когда напряжен.
 Берусь за бритву. Ю пристраивается рядом с косметичкой. Глядя через зеркало, задумчиво рассматривает мое лицо.
 — Ты всегда собран, Ян. Временами трудно понять, когда тебе нужна поддержка, просто переключиться… Ты же не послабляешь контроль. Не выражаешь чувств.
 Задрав подбородок, приставляю к щетине лезвие. Хмурюсь, когда Ю замолкает. Замечаю ведь, как в глазах появляется блеск. Каждый раз подвисает, когда я бреюсь.
 — Если сложно, подожди в комнате, — толкаю хрипловато.
 — Нет… — выдыхает она шумно. — Я привыкаю к тому, что этот предмет только в твоей руке может быть. Чем больше смотрю, тем меньше хочу его касаться. Даже случайно.
 — Окей, — сиплю я. С десяток секунд молча бреюсь. — Насчет твоих предыдущих слов, — говорю, когда Ю расслабляется и возвращается к своим делам. Нравится смотреть, как она красится. Особенно, когда делает это, стоя плечом к плечу со мной. В этой рутине есть нечто особенное, интимное. — Когда мне нужна поддержка, я чаще тебя касаюсь. И… — ненавижу разрывать предложения, но в этот момент иначе не получается. — Мне пиздец как трудно это озвучивать.
 Уголок пышных розовых губ Заи приподнимается. Не докрасив глаз, она отставляет карандаш, чтобы прильнуть к моему боку и обхватить талию руками.
 — Спасибо, что говоришь об этом, Ян… Что всегда идешь на контакт, когда я задаю вопросы… Что уважаешь мои чувства, никогда не обесцениваешь… Для меня это очень важно.
 — Знаю, что важно. Я не Бог, не гений, не святой. Но я стараюсь.
 Продолжаю бриться.
 Ю, притихнув, какое-то время не двигается. А потом вдруг поднимает руку и проводит по щетине рядом с лезвием. По краю.
 Замираем.
 Пока Зая не выдыхает:
 — Я люблю тебя.
 Сглатываю собравшуюся во рту слюну. Прочищаю забитое горло.
 И отражаю:
 — Я тебя тоже люблю, Одуван.
 Готов повторять столько раз в день, сколько ей будет нужно.
 Она привыкает к безопасному виду бритвы в моих руках. Я привыкаю к продирающим нутро признаниям. Тем более что с каждым новым выдохом боль успокаивается, а тепло, напротив, задерживается, исцеляя все раны и микроцарапины.
 — Знаешь… — шепчет с улыбкой. — О таком начальнике, как ты, можно только мечтать.
 Я умышленно напускаю мрачности во взгляд. Ю потирается лицом о мое плечо и смеется.
 — Но галстуки у тебя все равно скучные.
 — Они тебя возбуждают, — заявляю уверенно.
 Одуван краснеет.
 — Нет… — отмахивается на эмоциях. Замолкая, кусает губы. И, наконец, выдыхает: — Да. С самого начала. Еще до того, как ты начал меня ими связывать. Не знаю, почему… С ними ты такой суровый, что поджилки трясутся.
 — Я замечал.
 — Что замечал?
 — Как ты возбуждалась, еще когда я на тебя наезжал.
 — Но ты тоже… Тоже… Тебя красные уши выдают, Нечаев!
 — Что? — протягиваю недоверчиво. — Быть такого не может.
 — Да, Ян Романович! Да!
 Перевожу взгляд на зеркало. Кручу головой, хмуро оглядывая со всех сторон.
 — Нормальные уши.
 — Это сейчас они в спокойном состоянии, — хохочет Ю. И знаете, становится похер на все. — Когда ты возбужден, они пылают!
 — Поэтому целуешь их?
 Замечал ведь подобное.
 — Угу, — кивает смущенно. — Еще люблю тебе волосы взлохматить. Разрушить твою серьезность. Я же помню тебя хулиганом.
 — Могу показать, что еще пылает, когда я возбужден. Целовать там было бы результативнее.
 — Ян Романович! — выпаливает с наигранным возмущением. А потом прижимается губами к уху, которое уже, блядь, горит, и, щекоча теплым дыханием, признается: — В этом плане меня не надо уговаривать.
 — Очень этому рад.
 Ухмыляюсь, когда встречаемся взглядами.
 Бесуния бывает той еще проказницей. Перекладывая бритву в левую руку, шлепаю ее по заднице, когда отстраняется. Она толкает меня бедром.
 — Зачем ты лупишь меня по попе?
 — Затем, что нравится она мне. Сочная.
 — Мм-м… — протягивает, докрашивая глаза. Через секунду спохватывается: — О Боже, Ян! Похоже, мы все-таки опаздываем!
 — Не критично, Ю.
 Когда она, работая кисточкой туши, приоткрывает в усердии рот, дразняще провожу по нижней губе пальцем. Смеюсь, потому что забавно выглядит. Она шумно выдыхает через нос и, обхватывая его до второй фаланги, шутливо вгрызается в подушечку зубами.
 — Злая Зая, —