Форма входа
Читем онлайн Повести - Анатолий Черноусов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Торопился он с крышей потому, что зарядили частые, по нескольку раз на день, дожди, и дом без крыши мог намокнуть в пазах и в углах; попробуй потом просуши его, когда, вот она, вплотную подступает осень. Она еще добавит сырости, а от сырости гниль пойдет, а гниль — это катастрофа.
Горчаков взахлеб курил и с вызовом думал о дождях, об осени: «Теперь — давайте! Теперь хоть потоп, крыша у меня над головой есть! Конек еще набросим с Лаптевым, и лейте, хоть залейтесь!..»
И отходил подальше, к лесу, смотрел из переулка — нет вроде никакого перекоса, крыша этак бодренько, круто вознеслась над срубом; стропила, если смотреть с фронтона, образуют, как и было задумано, равносторонний треугольник; проем для выхода печной трубы оставлен. Теперь забрать фронтоны хорошо построганным тесом, вставить окошечко, пристроить козырек, наглухо забрать крышу по карнизам, нахлобучить сверху конек, — в общем, оформить крышу, навести марафет, и точка. Прав Парамон, когда говорит, что крыша на доме — это как шапка на человеке; пусть он одет справно, побрит, при галстуке, но если на голове у него мятая, сплющенная, да еще в пятнах, шапка либо шляпа — никакого вида у человека!
Донельзя радуясь тому, что дом наконец–то под крышей, что крыша обещает быть ладной, высоко вознесенной и аккуратной, Горчаков, то и дело оглядываясь на свой дом и оценивая его, привыкая к нему, теперь уже накрытому крышей, поспешил на берег. Ополоснуться, смыть с себя пыль и пот, снять напряжение. Ну а главное — поделиться с Риммой радостью, что дом в основном сооружен.
Была суббота, и Римма с утра ушли с Анюткой на берег, чтобы состирнуть засусланные ими, отцом и дочерью, полотенца, а заодно покупаться и позагорать, может быть, в последний в это лето раз, так как вода стала уже заметно остывать и вот–вот жди осеннего ненастья.
Предвкушая, как он скажет жене о крыше и о том, насколько это важно, что он ее накрыл, Горчаков по знакомой лесной тропинке вышел к береговому обрыву и спустился к многолюдному в этот выходной день пляжу.
Однако Риммы там не оказалось. Анютка, которая самозабвенно плескалась на мелководье вместе с подружками, сказала, что мама уехала кататься на катере.
— Вон, вон катер!.. — указала она мокрой рукой на стремительный бело–голубой катер «Амур», несущийся по глади моря.
«Что за новости! — в недоумении подумал Горчаков; настроение у него как–то сразу упало. — С чего это Римма раскаталась, да, главное, с кем! С Гастрономом! Этого еще не хватало!..»
Расспрашивая неохотно отвечающую Анютку — она рвалась в воду, в визг и хохот купающейся ребятни, — Горчаков мало–помалу уяснил ситуацию. И нарисовалась она в его представлении насколько странной, настолько и обидной. Он, Горчаков, вытягивает из себя жилы, пластается на стройке, спешит порадовать жену новостью, а жена в это время загорает на пляже да еще кокетничает с Гастрономом! Этот тип явно положил глаз на Римму — еще бы! В купальном костюме на Римму и он, Горчаков, смотрит со страхом — столь она хороша!
Вот Гастроном наверняка и приклеился к ней, наверняка ощупывал ее наглыми, похотливыми глазами (представлялось Горчакову), потом подсел и заговорил, а тут катер его стоит. Римма, конечно, была польщена вниманием «могущественного и богатого соседа» (не без иронии подумал Горчаков). Внушительная фигура Гастронома давно, видимо, интриговала ее — что за набоб проезжает тут каждый раз на белой «Волге» во главе целой кавалькады машин? Что за жизнь там, за высокими глухими заборами, в каменном особняке, оформленном как палубная надстройка? («Хе–хе!» — саркастически усмехнулся при этом Горчаков.) А тут сам Гастроном появился вблизи, да такой вальяжный, такой барственный, да еще заговорил этак любезно–игриво (воображал, все более распаляя воображение, Горчаков); да еще пригласил прокатиться на новехоньком катере редкой здесь модели «Амур»! Пронестись по глади моря с ветерком!..
Горчакова начинало злить все это. «Клюнула на такую дешевую приманку! — раздраженно думал он, сидя на галечнике в своей пыльной и драной одежде и косясь на катер, который как раз красиво накренился на крутом, белопенном вираже. — Какие бабы идиотки! Какие они падкие на это барахло! На внешний лоск! На показные приметы преуспевания! Им даже наплевать на то, что барахло это наверняка наворованное!..»
Ему уже начинало казаться, что Гастроном обнимает, тискает Римму там, на катере, сильно накренившемся на стремительном вираже…
Когда катер, убавив пенный бурун и ниже осев носом в воду, причалил к берегу, Римма направилась к пляжу и равнодушным (как показалось Горчакову) голосом спросила: «А, ты уже здесь?» Горчаков придирчиво осмотрел ее, почти желая обнаружить какие–нибудь признаки распутства…
— Значит, амуры крутила? — будто бы скаламбурил он, обыгрывая название катера и фальшиво (он это чувствовал) улыбаясь.
— Да… катер прекрасный, — все так же рассеянно, будто пребывая еще там, на несущемся стрелой катере, сказала Римма. — Живут… — вздохнув добавила она. — Чего только у них нет! И катер, и цветной телевизор, и камин, и солярий, и бассейн…
— Я не знаю, что там у них есть, но сам облик дачи выдает полнейшее отсутствие у хозяина вкуса, — сказал Горчаков. — Лишь бы наляпать поярче да повыкаблучистей. Лишь бы удивить богатством, вот, мол, глядите, какой я состоятельный!
— Да уж, наш курятник, конечно, лучше… — сказала Римма, складывая в эмалированный таз выстиранные и прополосканные полотенца, Анюткины штанишки, платьица и колготки.
Хотела она того или нет, но она уязвила Горчакова в самое сердце. Он чуть не задохнулся — как могла!.. «Курятник»! А он–то спешил поделиться с ней радостью — накрыл крышу! Он–то был рад–радешенек, что домик хорошо поставлен на фундамент, а стены получились такие прямые, крепкие! Что и сруб, и окна, и крыша столь соразмерны, что дом, если его закончить и отделать, будет как игрушечка. Он будет сочетать в себе строгость, простоту, прочность и стройность традиционного русского дома, парамоновского дома! Ведь именно такие дома составляют лицо Игнахиной заимки! И вот — «курятник»! Как она могла!.. Да если, допустим, ей самой дом не нравится, то неужели не видит, сколь для него–то, Горчакова, все в нем дорого!..
— Ни черта ты, мать, не понимаешь, скажу я тебе, — с горечью возразил он. — Нет у тебя ни вкуса, ни ума. Разомлела, я вижу, — как же! Гастроном на катере прокатил! Какой катер, какая дача, ах–ах! И какой великий человек! Как много зарабатывает! И «Волга» у него, и дворец, и катер!..
— А почему ты считаешь, что если человек хорошо живет, так обязательно нечестный? Почему не допускаешь мысли, что он действительно хорошо зарабатывает? Он ведь, кажется, профессор…
— Академик! — хмыкнув, вставил Горчаков. — Анекдот!.. Да торгаш он, директор гастронома! Говорят же про него, что он при колбасе. Поняла? При колбасе! И все это барахло за колбасу приобретено. Гостей возит. А кто гости–то! Да такие же торгаши. Я вон Дуню здесь видел. Дуню, которая у нас во дворе стеклотару принимает. Хамка–то эта, ты ее, конечно, знаешь. Одна шайка, стало быть. А тебя прямо–таки завидки берут! — Горчаков даже плюнул с досады.
— Надоела, знаешь, нищета.
И снова Горчаков был уязвлен — «нищета»!
— Буржуазочкой захотелось стать? — ехидно спросил он. И понимал, что не надо бы так, что лучше бы остановиться; чуял, что дело идет к ссоре, что оба взвинчены, обоих «понесло», однако остановиться не мог — такая обида обожгла, такое возмущение ударило в голову.
— Я хочу, чтоб ты не бобы тут выращивал, — говорила между тем Римма, нервно перебирая в руках камешки, — а скорее кончал с этим домом да защищался бы, становился бы доктором, профессором…
— И богатым, как Гастроном, — ухмыльнулся Горчаков.
— …а ты возишься целое лето, и в результате… — Она не договорила, но Горчакову и так было ясно. И вновь шевельнулась в нем горячая волна крайнего возмущения — это он–то «возится»! Он, вкалывающий по пятнадцать часов в сутки, урабатывающийся до боли в костях, возится без толку.
— Ну, конечно, я вожусь все лето! Конечно, я тут баклуши бью! — осевшим голосом сказал он. — И в результате — курятник.
— Ну а что ты злишься? Конечно. Омужичился, не бреешься, ходишь как оборванец. И потом… я давно тебе хотела сказать… — Она на минуту умолкла, вроде как не решалась продолжать, но потом вздернула голову и сказала: — Ты вот про Олега Артуровича говоришь — вор. Он если и вор, то хоть по–крупному ворует. А ты — по мелочам. Столбы эти телеграфные, бревешки…
Кровь бросилась Горчакову в голову, и он, уже совершенно не владея собой, почти завизжал:
— Знаешь что — замолчи! И проваливай отсюда! Чтоб я тебя не видел!
Римма схватила ртом воздух, закрыла лицо руками.
Горчаков поднялся на ноги, чтобы уйти.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повести - Анатолий Черноусов бесплатно.
Похожие на Повести - Анатолий Черноусов книги
- Степное солнце - Петр Павленко - Советская классическая проза
- Выздоровление - Владимир Пшеничников - Советская классическая проза
- К своей звезде - Аркадий Пинчук - Советская классическая проза
- Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Трудный поиск. Глухое дело - Марк Ланской - Советская классическая проза
- В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
- Попытка контакта - Анатолий Тоболяк - Советская классическая проза
- Под брезентовым небом - Александр Бартэн - Советская классическая проза
- Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы - Павел Нилин - Советская классическая проза
