И вот поутру, после того как священники, епископы, главы коллегий {227}, послы и прелаты явились в Сенат и папа сел на своём возвышении, он повелел принести и поставить у него на глазах те самые чаши, о которых выше шла речь, и распорядился, чтобы перед ним предстал вышеназванный Джироламо, и, когда тот явился, произнёс такие слова: "Дражайшие и возлюбленные чада мои, тот, кого вы перед собою видите, был всегда послушнее всех и точнее всех исполнял мои приказания, и с первых лет его поведение было таким, что лучшего и не надо. Так вот, дабы он получил заслуженную награду за свою безупречную службу и чтобы скорее сетовал на свою судьбу, чем на мою забывчивость и неблагодарность, я предоставляю ему на выбор одну из этих двух чаш, и пусть он сам по своему усмотрению изберёт ту из них, которая перейдёт в его собственность и содержимым которой он сможет воспользоваться". Но этот горемыка и неудачник, долго решая и перерешая, какую чашу ему предпочесть, в конце концов, на своё несчастье, остановил выбор на той, которая была полна красной меди.

Когда же открыли вторую чашу, и Джироламо увидел заключённые в ней несметные сокровища, а именно, изумруды и сапфиры, алмазы, рубины, топазы и другие самоцветные камни всякого рода, он пережил столь сильное потрясение, что чуть не умер. Заметив, до чего он подавлен и огорчён, папа обратился к нему с увещанием исповедаться, утверждая, что эта беда стряслась с ним из-за его оставшихся без исповеди грехов. Отпустив ему эти грехи, святой отец наложил на Джироламо епитимью, обязывавшую того ежедневно в течение года являться в Сенат в тот самый час, когда в нём обсуждаются тайные дела с королями и владетельными особами,, и прочитывать на ухо ему, папе Сиксту, молитву "Ave Maria". Но так как входить туда никому постороннему не дозволялось, его святейшество распорядился, чтобы при появлении Джироламо перед ним мгновенно распахивались все двери, и он мог свободно пройти к нему с таким необыкновенным почётом, что больший нельзя и придумать. Посему упомянутый Джироламо в полном молчании, с превеликою важностью, а ещё чаще с превеликою спесью шествовал к папе, поднимался на возвышение к папскому креслу и выполнял предписанное епитимьей.

Проделав это, он так же, без единого слова, тем же путём возвращался вспять и покидал Сенат. Окружающие немало дивились этому, а иностранные послы доносили своим государям, что подлинным папою является Джироламо и что в Сенате всё вершится по его воле. Из-за толков такого рода в его руки начали стекаться огромные деньги, и от христианских государей к нему поступило такое множество всевозможных даров, что в короткое время он стал баснословно богат, так что едва ли в целой Италии отыскался бы кто-нибудь богаче его. По миновании года и по истечении срока наложенной папою епитимьи Джироламо, ублаготворённый и довольный, оказался обладателем груды подарков и несметных богатств. Пожалованный дворянством в Неаполе, в Форли и во многих других городах, он сделался, будучи от рождения простолюдином, славен и знаменит, уподобившись в этом Туллу Гостилию и Давиду {228}, которые провели своё детство пася овец, тогда как в более зрелом возрасте первый стал повелителем римского государства и удвоил его размеры, а второй - властителем царства евреев.

После того как рассказанная Изабеллою сказка была доведена до конца, встал Молино и произнёс: "Синьора Изабелла, у вас не было ни малейшей нужды предварять свою сказку какими бы то ни было извинениями, ибо она заслуживает не меньших похвал, чем все рассказанные сегодняшним вечером". На это Изабелла ответила: "Синьор Антоньо, если бы я поверила в искренность ваших слов, меня бы они бесконечно обрадовали, так как эта похвала исходила бы от того, кто единодушно превозносится всеми. Но поскольку вы насмехаетесь надо мною, я так и не знаю, какова была моя сказка, и все похвалы уступаю тем из моих сестёр, кто одареннее и умнее меня". Но тут, дабы речи такого рода не продолжались и не затягивались, Синьора подала знак Изабелле не мешкать с полагающейся загадкой, и та, довольная тем, что её похвалили, прочла нижеследующее:

Весна настала и весна прошлаИ не вернуться прежним временам.Чем не была я, то тебе дала,Того, чем стала, я тебе не дам.Гадайте же, синьор, чем я была,Чем стала - нелегко придётся вам.Просить на улице - вот мой совет -От той получше, у которой нет.

Итак, загадка умницы Изабеллы была ею прочитана, но, будучи тёмной и непонятной, породила самые различные истолкования. И не нашлось никого, кто бы её полностью понял. Видя это, Изабелла с весёлым и ясным лицом и с улыбкою на устах сказала: "С вашего разрешения, господа, мы разъясним оглашённую нами загадку, имеющую в виду всего лишь влюбленную незамужнюю женщину, которая была в подчинении у своего возлюбленного и которая, выйдя замуж, не желает о нём и слышать и по этой причине убеждает его, чтобы, идя по улице, он искал любви только у незамужних". Всем очень понравилось тонкое объяснение замысловатой загадки, и все в один голос его одобрили. Уже петушок - золотой гребешок возвестил приближение ясного дня, когда сиятельные господа попрощались с Синьорою, которая с приветливым и весёлым лицом пригласила их возвратиться следующим вечером в её гостеприимный приют, и все на это любезно ответили, что так и сделают.

Конец двенадцатой ночи

НОЧЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Феб покинул уже наши края, и погас уже лучезарный, сверкающий день и ни одну вещь нельзя было больше явственно распознать, когда удалившаяся из своего покоя Синьора и сопровождавшие её десять девиц вышли на лестницу, чтобы гостеприимно встретить благородное общество, только что сошедшее с барки на берег. После того как все уселись соответственно своему званию и положению, Синьора сказала: "Я сочла самым лучшим, чтобы после нескольких танцев и по исполнении песни все - и мужчины, и женщины - рассказали по сказке, ибо негоже, чтобы это бремя лежало на одних только женщинах. А раз так, то, с дозволения нашего достопочтенного общества, пусть каждый расскажет любую, какую захочет сказку, при единственном, но непременном условии, чтобы она была краткою, дабы в этот последний вечер беззаботного карнавала все смогли принять участие в наших повествованиях. Синьору послу, как самому значительному лицу среди нас, предоставляется выступить первым, а за ним последуют и все остальные, сообразно своему званию и положению". Предложение Синьоры всем очень понравилось, и после нескольких танцев она повелела Тревизцу и Молино настроить музыкальные инструменты и спеть песенку. Неизменно оказывая ей беспрекословное повиновение, они взялись за лютни и спели такую песню:

Вся красота и всё очарованье,Что душам чистым суждены,Природою самой тебе даны.Когда я вижу лик прелестныйИ белую пленительную грудь,Любви обитель и любви отраду,Мне сердцем хочется вздохнуть:Поистине тебя нам рай небесныйПослал как утешенье и награду,Чтоб научить нас, смертных, жить, как надо,И показать, что все страданьяПеретерпев, высокой славы честьДолжны святые в небесах обресть.

Пропетая Тревизцем и Молино песня чрезвычайно понравилась, и все её горячо одобрили. Затем Синьора попросила синьора посла положить начало повествованиям, и он, будучи человеком благовоспитанным, сразу же приступил к своему рассказу.

Сказка I

Врач маэстро Гаспарино по-своему пользуетумалишённых и излечивает их

Тяжкое бремя возложено на меня Синьорою - ведь рассказывать сказки дело скорее женское, чем мужское; но, поскольку таково желание и её и этого почтенного и достойного общества, приложу все усилия, чтобы оправдать, если не во всём, то хоть в некоторой доле, ваши надежды.

Жил в Англии один очень богатый глава семейства, и был у него единственный сын по имени Гаспарино. Отец послал его обучаться в Падую, дабы он занялся там науками. Но, мало заботясь как о науках, так и о том, чтобы опередить в учёности своих сотоварищей, он всё своё старание направил на то, чтобы научиться искусно играть в карты и прочие игры, и сблизился с некоторыми беспутными своими приятелями, погрязшими в любострастии и мирских удовольствиях. По этой причине он без толку потратил время и деньги и, вместо того чтобы погрузиться в изучение медицины и творений Галена, погрузился в изучение чревоугодия, игральных карт и искусства извлекать для себя удовольствие изо всего, что было ему по вкусу. По прошествии пяти дет он возвратился на родину и с полнейшей очевидностью обнаружил, что в учении он не продвинулся, а отступил вспять, ибо, желая слыть, так сказать, просвещённым римлянином, он почитался всеми варваром и халдеем {229}; его хорошо знал весь город, и люди показывали на него пальцем, так что он стал, как говорится, притчею во языцех. Сколько горя доставило это несчастному отцу Гаспарино, предоставляю судить вам самим, ибо он несомненно предпочёл бы скорее расстаться с деньгами и своим достоянием, чем с мечтою увидеть сына выдающимся человеком, а расстался между тем и с ними, и с нею. И вот, желая как-нибудь смягчить своё тяжкое горе, отец призвал к себе сына и, раскрыв перед ним ларчик с деньгами и драгоценностями, выделил ему половину своего добра, чего тот, разумеется, не заслуживал, и сказал ему так: "Бери, сын мой, свою долю из имущества твоего отпа и удались от меня, ибо я предпочитаю скорее остаться бездетным, чем жить с тобою в позоре и сраме".

1 ... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 ... 132

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Приятные ночи - Джованфранческо Страпарола бесплатно.

Похожие на Приятные ночи - Джованфранческо Страпарола книги

Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
Недолгое счастье Френсиса Макомбера - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
Снега Килиманджаро - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
Зеленые глаза (пер. А. Акопян) - Густаво Беккер - Классическая проза
Золотой браслет - Густаво Беккер - Классическая проза
Обещание - Густаво Беккер - Классическая проза
Сфинкс без загадки - Оскар Уайльд - Классическая проза
Молочная пища - Шолом Алейхем - Классическая проза
Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
Легенда об Уленшпигеле - Шарль Костер - Классическая проза

Оставить комментарий