Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Етить твою за ногу, и это в три часа ночи! — сказал Хеннинен.
В этот момент рассказ меняет грамматическое время повествования, переходя на драматический презенс, адвокат же, пошатываясь, входит в комнату. Он бормочет что-то невнятное, ставит бутылку на стол и сам плюхается рядом. Хеннинен пытается его выпроводить, объясняя, что сегодня далеко не самая удачная ночь, он страшно устал, у него пропали ключи, ему надавали в морду и все такое, адвокат слушает внимательно, и кажется, что в голове что-то там себе взвешивает и прикидывает. Потом он вдруг расправляет плечи, встает и, ни слова не говоря, выходит из комнаты, слышно, как он бежит по лестнице и хлопает наверху дверью, а потом он вдруг снова появляется в дверном проеме, держа в руках ружье, черное и блестящее от недавней смазки, вот, говорит, пойдем теперь искать этого говнюка. Хеннинен, конечно, чуть в штаны не наложил от страха, схватился в темной прихожей за свою размозженную голову, Господи Иисусе, да что же это такое, скажи еще, что оно заряжено, а тот рад стараться, так точно, говорит. О Боже, давай оставим на сегодня, нам с тобой обоим лучше сейчас пойти поспать, все будет хорошо. И тут адвокат словно просыпается и говорит, вот черт, свои-то ключи я тоже оставил дома, и что, вскидывает ружье на плечо, по-военному разворачивается на сто восемьдесят градусов и уходит. А на лестничной площадке — ремонт и повсюду валяются рабочие инструменты, он хватает на ходу прислоненную к стене большую тяжелую лопату для цемента, поднимается наверх и через некоторое время оттуда доносится яростный стук и треск, и хруст ломающегося дерева, а адвокат кричит: откройся, тебе говорю, откройся, мать твою!
Потом какой-то сосед открывает дверь и визжит, мол, какого черта! Некоторое время они там приглушенно переругиваются, а потом оба спускаются вниз, старик сосед идет первым: медленно пятится, безнадежно подняв к лицу дрожащие руки и время от времени выставляя их вперед, словно пытаясь сохранить безопасное расстояние, за ним следует разъяренный адвокат с ружьем на плече и лопатой наперевес. Похоже, что он совсем забыл о своей заплечной ноше и поэтому угрожает старику цементной лопатой, то и дело совершая быстрые выпады в его сторону. Они проходят мимо Хеннинена, словно и не заметив его. Он по-прежнему стоит в дверях, размышляя о том, как бы ему из всего этого выпутаться, если кризис вдруг начнет стремительно разрастаться или если адвокат вдруг вспомнит, что на плече у него висит ружье, но, с другой стороны, Хеннинен тут же вспоминает, что убежать он не может, потому что ключей от дома у него нет.
И тогда, по его же собственным словам, он сказал себе: а теперь, малыш Хеннинен, закрой хорошенько дверь и веди себя, как истинный житель большого города и ни во что не вмешивайся, такой вот очень примитивный подход.
— Я пошел в комнату, открыл бутылку, что стояла на столе, и сделал такой большой глоток, что чуть все внутренности наружу не полезли, а потом спрятался в алькове, чтобы шальная пуля ненароком не достала. Вначале там, на лестнице, было тихо, а потом опять началась страшная перебранка теперь уже этажом ниже. Они ругались, словно старые супруги, видно, у них и раньше были художественные разногласия. Все это продолжалось довольно долго, пока наконец на место происшествия не прибыл наряд полиции, им позвонил кто-то из более бдительных соседей. В общем, полиция там с ними поговорила и уехала. А адвокат, черт бы его побрал, зашел ко мне вместе со свом ружьем и говорит, мол, закон — это я.
Маршал встал, потянулся, снова сел на скамейку и сказал:
— Как же хорошо, что я не послушался маму и не пошел в адвокаты.
У Хеннинена во время рассказа пересохло во рту, а потому пришлось сделать добрый булькающий глоток пива.
— Ты сказал то же самое, когда я в прошлый раз рассказывал, — вспомнил он.
— Так а что же тут еще скажешь, — пожал плечами Маршал и посмотрел на песочницу, в которой мамаша тщетно пыталась выковырять изо рта у дитяти какой-то большой темный предмет.
— Отлить бы надо, — сказал Жира. Но видно, потребность оказалась столь велика, что времени на размышления практически не было, поэтому он спешно поднялся и шмыгнул в кусты.
Благоприятный прогноз погоды сменился бурной трансляцией футбольного матча на непонятном языке. Но даже он не смог всколыхнуть жаркого воздуха, что плотной пеленой повис между домами и окутал собой весь парк. Растения и старики на лавочках мерно качали головами, похоже, что между ними шло какое-то соревнование на звание лучшего овоща. Мамаша в песочнице устала сражаться со своим отпрыском, пихнула его под мышку и ушла. Красная качалка, изображающая рыбу, верхом на которой и сидел этот малыш, продолжала после их ухода печально вздрагивать, нервно подпрыгивая на пружинистой синей ноге. По длинной узкой улице, огибающей парк, ездила кругами ослепительно блестящая вместительная иномарка немецкого происхождения. И если смотреть на нее долго, то через некоторое время начинало казаться, что она и парк стоят на месте, и только дома вокруг кружатся.
В соседних кустах послышался шорох, и на свет вылез Жира, задумчиво проверяя состояние своей ширинки; он был похож на изголодавшегося маньяка, живущего в лесу и страдающего перманентным утренним похмельем. Он влез за стол, посидел немного и снова стал что-то старательно вырезать.
— Я чуть не нассал кому-то в спальню, — сообщил он.
— Пошел бы на кухню, — сказал Хеннинен. — Кстати, я рассказывал вам, как я однажды ссал с этим, как бишь его звали…
— Рассказывал, — сказал Маршал.
— Угу, не надо, не рассказывай больше.
— Ну, нет, так нет. А я рассказывал… хотя ладно. А знаете что? Мне почему-то вдруг ужасно захотелось любви.
— У, мой мальчик, — усмехнулся Маршал. — Она у нас теперь только по талонам.
Все снова замолчали, а Хеннинен надулся. Он выковыривал из нагрудного кармана платяные катышки и выкладывал их в ряд на столе. Жира наблюдал за божьей коровкой, ползущей по краю скамейки. Маршал застыл на месте, словно это оцепенение могло как-то примирить его с чувством вины, внезапно захлестнувшим все его рецепторы, и было напрямую связано с тем холоднокровным отрицанием любви, о котором он только что говорил.
Неожиданно над их головами послышался отчаянный крик чайки, и через секунду на стол шлепнулась противная бело-серая масса, самая жидкая часть которой отскочила от поверхности стола и мягко приземлилась на левый рукав черной куртки Хеннинена.
— Спасибо, — сказал Хеннинен и вытер пятно другим рукавом.
— Мне тут пришла мысль, — засмеялся Жира, — только не обижайтесь, я вдруг подумал, что она у нас теперь по панталонам.
— Кто?
— Ну, любовь.
— Да уж.
— Да ладно вам, ведь здорово придумал. Не обижайтесь.
— Но коли уж эта тема не вызывает бурных восторгов у населения, — проговорил Маршал, — осмелюсь спросить, и что дальше?
— Мне по-прежнему хочется любви.
— А мне хочется чем-нибудь заняться, — ответил Жира. — Или, по крайней мере, хочется, чтоб захотелось.
— Хочется вроде как перейти к началу нового начинания, — сказал Маршал.
— Хочется вроде как сделать, пока не загремело, и облизать, пока не капнуло.
Когда наконец-то вошли в раж, все завертелось словно само собой. Враз были собраны все пустые бутылки, часть которых оставалась еще от прошлых посетителей, получился целый пакет, все окурки были аккуратно зарыты в мягкий песочек, казавшийся при ярком свете солнца совсем прозрачным, потом встали, постояли и еще немного постояли. Когда стояли, почему-то захотелось вдруг сказать, что надо же, они даже и не заметили, но потом пришла мысль, что после этого надо еще что-то сказать, какое-то продолжение, но в голову ничего не приходило, а потому стояли молча.
— Ну, полетели, — вздохнул Хеннинен.
— Это, а куда летим-то? — спросил Жира.
— Но ёксель-моксель, трын тебе в задницу, ну нельзя же так, — воскликнул Маршал. — Мы же уже встали. Что, опять будем два часа гадать и препираться?
— Да мне-то какая разница, — сказал Жира.
— Здесь все не так сложно, — успокоил их Хеннинен. — Отсюда, куда ни пойди, все равно под гору, так что давайте уже сплавляться.
Стали сплавляться. Как-то так получилось, что для сплава выбрали тот же самый путь, по которому, собственно, и пришли, он казался надежным и проверенным, и спускаться по нему было гораздо легче. Прошли мимо пекарни, она уже вновь открыла свои двери, исчезла и кошка с крыльца, а вот зеленые мошки, напротив, все так же жужжали в кустах — хоть что-то в этом мире не меняется. Осторожно пересекли тихую улицу, словно на ней спал громадный хищный зверь, которого боялись разбудить, и пришли наконец в другой парк, который можно было бы назвать своеобразным придатком Верхнего парка или, по крайней мере, частью обширной парковой зоны. В любом случае склон здесь был очень крутой.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Куколка - Джон Фаулз - Современная проза
- Остров Невезения - Сергей Иванов - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Сингапур - Геннадий Южаков - Современная проза
- Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков - Мэри Шеффер - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Старик и ангел - Александр Кабаков - Современная проза
- Улики - John Banville - Современная проза
- Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс - Современная проза