Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автомобили не были для меня новостью. Если бы я чувствовала себя хорошо, то не уставала бы восхищаться маленьким кучером с медной от загара кожей, удалой ездой и звонкими трубами форейторов, которые звучали так, словно возвещали об освобождении Польши. Но я чувствовала себя еще неважно и была рада отдохнуть на отцовском плече до тех пор, пока вдали не появился чудесный замок, хорошо знакомый и всякий раз восхищавший меня.
Пока папа выносил меня из машины, Стиви стоял у главного входа со своими родителями. Несмотря на теплый июньский день, меня укутали в плед. В свои двенадцать с половиной лет Стиви по-прежнему был самый крупный и сильный среди своих ровесников, с копной каштановых волос, с яркими карими глазами и смешными обезьяньими ушами. Он по-прежнему действовал на меня магически.
Он сказал: «Привет, Таня», — и я протянула свой левый мизинец для нашего ритуального приветствия.
Я ждала, когда же он появится, и вот наконец, на следующее утро, еще до того как няня пришла мерить мне температуру, он явился вместе со своей немецкой овчаркой по кличке Крак.
Он спрыгнул на пол с балконного окна и быстро спрятался под кровать, чтобы его не заметила няня, когда войдет.
— Я ужасно рад, что ты жива, худышка-глупышка. Ну и заставила же ты нас поволноваться. Как это ты ухитрилась подхватить тиф?
Я рассказала ему все как на духу.
— Убегать из дому просто ребячество, старушка, — заметил он покровительственным тоном. — Тебе бы не мешало поумнеть.
— Я понимаю, Стиви, а ты знаешь, что есть люди, которые живут, как тот извозчик, как… животные?
— Меня возили в бедные районы. Такие поездки входят в учебный план моего воспитания.
— А тебе не кажется, что все это ужасно?
— Это все из-за правительства. Когда я стану СПП, бедных не будет.
— СПП?
— Стефан Повелитель Польши. Или польский король.
А я-то всегда думала, что королем Польши был царь. Затем Стиви посвятил меня в тайну королевских республиканцев.
— А когда я вырасту, буду придворным врачом Татьяны Николаевны, — сказала я с достоинством.
— Придворный врач! — сказал Стефан Повелитель Польши. — Это значит постоянно быть льстецом.
— Доктор Боткин — не льстец. И потом это реальная возможность помочь бедным. К сожалению, Господь еще не хочет призвать меня к себе.
Последняя фраза вызвала у Стиви непонимание, и я объяснила ему мое желание покинуть этот мир, полный несправедливости и нищеты. Стиви встревоженно посмотрел на меня.
— Тебе все еще так плохо, что ты хочешь уснуть и умереть? — спросил он.
Я свесила голову с кровати так, что мои волосы упали ему на плечи. Попытки состричь их во время моей болезни натолкнулись на столь агрессивное сопротивление с моей стороны, что меня оставили в покое.
— А если я сделаю это, ты огорчишься?
— Ужасно! — он обеими руками взял мои волосы. — Я хочу, чтобы ты прекратила эти игры со смертью.
— Сначала отпусти мои волосы.
Он отпустил, и я откинулась на подушку.
— Я думаю, что многим причинила бы боль своей смертью, — задумчиво проговорила я, — няне, Татьяне Николаевне, тете Софи, бабушке и многим-многим другим. Папа был бы просто убит этим горем. Знаешь, Стиви, одно время мне казалось, что папа не любит меня, но это не так. Он любит меня больше всех на свете. Ты знаешь, пожалуй, я больше не хочу умирать, — добавила я, — когда я совсем выздоровлю… давай опять поозорничаем.
Он рассмеялся и выбежал через одну из дверей в то время, как няня вошла через другую.
Я поправлялась так быстро, что в конце июня 1907 года отец решил оставить меня под присмотром тети. Я вспомнила его слова о том, что ему нужен кто-то, кто бы разделял его беды и ухаживал бы за ним в случае болезни, и сказала:
— Папа… если ты хочешь опять жениться, я не возражаю… Я все пойму.
Он ничего не ответил мне, и я добавила:
— Я никогда не выйду замуж, папа. Я всегда буду с тобой!
Отец ласково улыбнулся:
— Тебе еще рано думать об этом. Слушайся дядю и тетю и будь умницей. — И он поцеловал меня на прощание.
Раскаяние по поводу того, что произошло с Дианой еще долго преследовало меня. Но в то лето я об этом не вспоминала.
Я проводила целые дни в компании своего милого пса Бобби, Стиви и его тени — Казимира. Мы бродили по узким тропинкам, среди полей, в полуденную жару завтракали в тени стогов сена; носились по мшанникам, вспугивая тетеревов, которые с шумом разлетались от нас; охотились, ловили рыбу, мчались по вдрызг разбитым дорогам на пожарной машине с блестящими медными баками. В своем слепом преклонении перед Стиви я превзошла даже Казимира. Я никогда не пропускала уроков фехтования и верховой езды, следила по секундомеру за Стиви на дистанции, вываживала его лошадь, когда он, вопреки всем правилам, бросал ее разгоряченной; дрессировала его собаку, чистила его ружье, проверяла его рыболовные снасти и кормила его любимых рептилий.
Мне очень хотелось выразить ему свое обожание чисто физически, ласково прикасаясь, как я это делала в своем раннем детстве. Но я чувствовала, что сейчас этого делать уже нельзя, и довольствовалась тем, что играла шнурком от его ботинка или пуговицей от жакета. В свою очередь, Стиви больше, чем что-либо другое, привлекали мои белокурые волосы, он все время трогал и играл с ними, но это было простое мальчишество: он любил делить их на пряди или дергать за них.
Однажды он меня связал.
— Я помогу тебе стать мальчишкой и отрежу твои волосы, — воскликнул он и начал приближаться ко мне с ножницами в руках.
— Я не хочу быть мальчишкой! Мальчишки такие противные!
— А ты будешь самым отвратительным, ты будешь просто монстром!
В другой раз он спросил, почему Бог, если он может все, не дал мне кудрявых волос. Это задело сразу два моих самых чувствительных места: тщеславие и набожность.
Он находил, что это ужасно смешно, хотя католицизм был частью воспитания Стиви как князя Веславского, и это воспитание он воспринимал как должное, я же никогда не признавала и не понимала до конца суть своего воспитания как княжны Силомирской.
В середине лета Стиви заболел корью, и у меня появился шанс сделать для него что-нибудь действительно полезное и в то же время как-то выразить свои чувства. Ранним утром, когда сиделка вышла из комнаты, я появилась возле его кровати.
— Давай я лягу к тебе в постель, Стиви, тогда я тоже заражусь корью!
— Корь — это не шутка, и тут нет ничего смешного, — сказал он так строго, как только умел говорить мне.
Я прижалась к его горячему телу.
— Стиви в крапиве, уши торчком, вертится волчком, я так же сильно люблю тебя, как и папу.
— Таня в сметане, худышка-глупышка, нос конопатый, руки лопатой, — ответил он. — Когда я стану СПП, я сделаю тебя своей королевой.
— Если я буду королевой Польши, то ты пообещаешь мне не воевать с русскими?
— Нет!
— Тогда я не выйду за тебя замуж, в любом случае я все равно стану хирургом. Стиви, а ты не хотел бы тоже стать хирургом? Мы могли бы делать операции вместе.
— Хирургом?! — недоуменно воскликнул будущий повелитель Польши, придвинувшись ко мне.
Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу в этой уютной кроватке, так же, как четыре года назад лежали на соломенном тюфяке в темнице. Когда несколько минут спустя сиделка увидела нас, лежащих в объятиях, она схватилась за голову, выбежала из комнаты и вернулась с тетей Софи. — Мамочка, мы не делали ничего плохого! — сказал Стиви своим ласковым голосом, когда она остановилась около кровати и строго, но не сердито посмотрела на нас.
— Может быть, действительно ничего плохого, зато глупо, это уж точно. Таня, сейчас же ступай к себе.
Скоро я заболела корью. Я болела не так тяжело, как Стиви, и нам разрешили почти все время нашей болезни проводить вместе.
Казимир принес для Стиви новости про королевских республиканцев и их дары в виде каких-то букашек в вонючей банке. Пул прочла нам «В Зазеркалье», а затем, выслушав похвалу, что она читала замечательно, просто вылетела из комнаты, спасая свой чувствительный пингвиний нос.
Меня восхищала способность моего брата обводить людей вокруг пальца, и я просто приходила в восторг от его умения скакать на лошади без седла и математической одаренности. Кроме всего прочего он совершенно божественно пел, в то время как мои музыкальные способности составляли вполне равноценную пару способностям к математике. Я чувствовала себя рядом со Стиви глупой и не способной ни к чему так же, как я казалась себе непривлекательной и грубоватой рядом с великой княжной Татьяной Николаевной. Все это побуждало меня, когда я вырасту, совершить нечто экстраординарное, какой-нибудь поступок.
Осенью, когда мы уже совсем выздоровели, Стиви и Казимира отправили в Итонскую школу, которую в свое время окончил дядя Стен. Мы с папой составили компанию Веславским во время их поездки в Англию. Отец ехал с миссией доброй воли от имени Государственного Совета Российской империи. Англо-русские отношения в то время были довольно прохладными. Причиной была русско-японская война, а добавил масла в огонь инцидент возле Доггер-бэнк: в Северном море русские корабли стреляли друг в друга, уверенные, что это их атакуют враги, во время перестрелки был потоплен оказавшийся к несчастью рядом английский рыболовецкий бот, в результате чего погибло восемнадцать человек.
- Великолепные руины - Меган Ченс - Историческая проза / Русская классическая проза
- Хазарский словарь (мужская версия) - Милорад Павич - Историческая проза
- Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению - Дэвид Мэдсен - Историческая проза
- Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович - Историческая проза
- Инкские войны. Incas - Игорь Олен - Историческая проза
- Мастер - Бернард Маламуд - Историческая проза
- Под сенью Дария Ахеменида - Арсен Титов - Историческая проза
- Обрывки памяти. Рассказы о войне - Михаил Калашников - Историческая проза
- Очерк истории Особого комитета по устройству в Москве Музея 1812 года - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза