тронуло тумана, стоявшего над рекой, но здесь, у мостов, он начал расходиться сам, без солнца, от бешеной канонады, сотрясавшей и землю, и воду, и воздух. Он испуганно колыхался, редел и, окрашиваясь палево-алым светом восхода, таял, образуя сквозной пролом в своей молочно-белой стене. В этом ревущем и грохочущем проломе постепенно открывалась река, гладкая по краям, со струистым быстряком[111] посредине, с белыми бурунами у понтонов. Дальше из туманной редеющей кисеи выступала плоская низина западного берега, заросшего мелким кустарником. Справа же и слева туман стоял по-прежнему густо, закрывая видимость.

Двенадцать минут огня… Когда же атака? На пятнадцатой минуте взвились ракеты. По этому сигналу оба берега одновременно прекратили орудийный и пулеметный огонь, рев и грохот затихли, продолжали бить только очереди пулеметов и автоматов, но это воспринималось как тишина. Никулин прильнул грудью к холодному, покрытому инеем откосу траншеи. В низких прозрачных лучах, в двухстах метрах от Никулина, возникла поднявшаяся с земли цепь атакующих. Такие же цепи появились справа и слева. Фашисты пошли в атаку.

— Огонь! — скомандовал Никулин. Он был бледен, сердце его колотилось.

— Огонь! Огонь! — понеслось по траншее.

— Огонь! — отдалось на правом и левом флангах, у Крылова и Харченко.

Навстречу фашистам ударил огонь.

Он был густым и губительно метким — пулеметчики и автоматчики понимали ценность патронов в этом бою. Фашистам не удалось пробежать и сорока метров — огонь придавил их к земле. Понемногу — некоторые пригибаясь, а иные ползком — они начали отходить на исходные рубежи. Фомичев со злым и напряженным лицом редко, расчетливо стрелял из полуавтомата, сердито покашливая, когда пули его настигали цель.

Нет, это была еще не атака — только пробная вылазка, обошедшаяся, правда, фашистам человек в пятьдесят. Но потеря противником даже пятисот человек не облегчила бы положения Никулина, потому что к переправе беспрерывно подтягивались новые вражеские части. Теперь перед Никулиным скопилось не меньше двух вражеских полков, не считая тех, что успели перебраться на западный берег. Но численность противника не занимала никакого места в расчетах Никулина. Он вел бой за выигрыш времени — и только.

Он помрачнел, узнав, что у Харченко выбыло из строя восемь бойцов. Вместе с потерями на центральной позиции это составляло двадцать шесть человек. Глядя в землю, не поднимая головы, он ждал донесения Крылова. Связной скоро появился перед ним. Взвод Крылова потерял половину бойцов, в том числе самого командира, убитого наповал осколком снаряда. «Прощай, Вася, друг!» — подумал Никулин. Папаша снял бескозырку. Жуков молча глядел в сторону.

Через связного Никулин приказал остаткам взвода покинуть позиции правого фланга и переходить в центр. Он решил по мере возрастания своих потерь сжимать линию обороны, держа людей в одном кулаке.

Подошел Фомичев, сказал:

— Много полегло наших. Человек небось тридцать.

— Сорок четыре человека, — ответил Никулин. Фомичев протяжно свистнул.

— Крепко!.. А еще и часа не держимся.

— Час и двадцать две минуты, — поправил Никулин, взглянув на часы.

Неравный бой

Возобновившаяся канонада положила конец передышке. Опять все вокруг потемнело от дыма и поднятой в воздух земли, наполнилось ревом, грохотом, шипением и свистом. Мелькнуло перед Никулиным бородатое лицо Папаши с округлившимися большими глазами. Папаша что-то кричал, но голос его тонул в огневом урагане. Близкий разрыв брызнул огнем, осколками и землей.

И начался штурм — на этот раз настоящий. К переправе подтянулись немецкие части, а немцы умеют подгонять своих союзников. Да союзники сегодня и не особенно нуждались в понукании: они сами знали, что прорываться надо любой ценой, иначе — гибель. Они рвались к переправе бешено, они видели перед собой совсем близко, в каких-нибудь трехстах метрах, спасительный западный берег, видели мост, ведущий к нему, и шли напролом, не считаясь с потерями. Ложилась одна волна, скошенная огнем, на смену возникала вторая, третья, четвертая. А из лощины, где еще лежали густые тени ночи, безостановочно били пулеметы, сливая свои голоса в неровный протяжный рев. Фашисты надвигались. Впереди атакующих Никулин видел офицера с автоматом в руке.

В дело пошли гранаты — любимое оружие моряков. Земля загремела, вздыбилась перед фашистами. Но и сквозь эту стену грома, пламени, осколков прорвались они. Впереди был офицер с багрово-сизым лицом, без фуражки, с черными волосами, слипшимися на лбу.

Боевой порыв поднял Никулина, легко переметнул через бруствер. «За мной!» — крикнул он, обернувшись к своим бойцам, и ринулся со штыком наперевес вперед. Офицер на бегу поднял автомат и выпустил очередь. Никулин отпрянул в сторону — пули прошли рядом — и раньше, чем офицер успел поймать его снова на мушку, метнулся длинным стелющимся прыжком, устремив перед собой штык. Офицер вскрикнул, схватился, перегнувшись, за винтовку. Штык пронзил его насквозь, и он рухнул. Четверо солдат, опоздавших спасти офицера, с озверелыми лицами насели на Никулина. Он пятился, отбиваясь, и полечь бы ему, да выручил Захар Фомичев. С ревом, с налитыми кровью глазами подскочил он, перехватил винтовку за ствол и пошел крушить тяжелым прикладом направо и налево, вмиг опрокинул двоих солдат, расколол череп третьему, а с четвертым управился сам Никулин.

Фашисты не выдержали рукопашной схватки — сдали, попятились, покатились. Бойцы, разгорячившись, кинулись было за ними, но голос Никулина вернул их в траншеи.

— Жарко! — сказал Никулин, вытирая рукавом бушлата потное лицо. — Ну, Захар, спасибо, не забуду век!

— А зачем лезешь? — сердито отозвался Фомичев. — Без тебя управились бы!

Он весь был еще полон боя, руки тряслись, губы подергивались, повязка на голове почернела от земли, дыма и пота.

— Сходи на левый фланг! — крикнул Никулин. — Погляди, что там у Харченко. Если мало осталось бойцов, веди всех сюда.

Фомичев, пригнувшись, побежал по траншее.

Он вернулся вместе с Харченко. Оказалось, что по левому флангу ударила немецкая отборная полурота. Дело дошло, как и в центре, до рукопашной. Немцев отогнали, но у Харченко осталось всего восемнадцать бойцов. Он привел их к Никулину. Харченко морщился и поминутно ощупывал голову.

— Прикладом угодил немец, — пояснил он. — Хорошо, что я увернуться успел, вскользь пришлось.

— А немец?

— А немец не успел увернуться.

— Сто четырнадцать бойцов осталось у нас, — сказал Никулин. — Как ты смотришь, Фомичев, на это дело?

— Куда же теперь деваться? — ответил Фомичев. — Но только к мосту их все равно не пустим, — добавил он решительно. — Один останусь, а буду держать! — Он пригнул голову, уперся взглядом в землю. — Пекёт мне сердце! Так пекёт!.. Нет никакого терпения. И что ни дальше, то хуже…

— Возьми себя в руки, — сказал Никулин. — Если со мной что случится, тебе

1 ... 117 118 119 120 121 122 123 124 125 ... 146

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев бесплатно.

Похожие на Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев книги

Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза

Оставить комментарий