Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чем думал великий князь, с четырех лет от роду ставший генерал-адмиралом флота, подготавливая Максутова к высочайшей аудиенции? Максутов мог поручиться, что великий князь думал не о Петропавловске! Тут не могло быть ошибки. Привезенные известия и трофеи Константин Николаевич мысленно приспосабливал к чему-то другому, далекому, служившему предметом его особого внимания.
Он озабочен чем-то иным. Смотрел на Максутова, на знамя с изображением короны и словно обдумывал течение будущей сцены с участием самодержца всея Руси. "Главное - знамя!" - вспомнилось Максутову. Смешно! Он и сам не забывал о захваченном знамени; но не думал, что именно этот церемониал окажется главным.
Наконец за Максутовым пришли и проводили его в белый двухсветный зал. Там находились Николай, великий князь и несколько свитских офицеров.
- Слыхал, слыхал! - приветливо сказал Николай, не дав лейтенанту представиться. - Рад был узнать о блистательном отражении превосходных неприятельских сил!
Максутова поразила внешность Николая. Как не похож он на многочисленные литографированные портреты, на того Николая, которого Максутов видел однажды в стенах Морского корпуса!
Николай уже не кажется могучим, литым из светлого металла, монументом... Случилось что-то непоправимое. Во всей фигуре чувствуется дряблость, надломленность, пустота. Мундир стиснул фигуру Николая, как стареющего светского льва корсет. Император горбился, и мундир из-за этого с боков и под мышками морщился.
Серое, обрюзглое лицо. Чтобы скрыть дряблость обвисающих щек, рыжеватые колбаски бакенбардов опущены совсем низко и загнуты навстречу усам. Отталкивала холодная пристальность выпученных глаз.
- Ваше величество! - сказал Максутов. - Я счастлив первым принести весть о мужестве русских войск на отдаленнейшем краю империи!
- России нужна победа, - Николай смотрел мимо Максутова, на многофигурный горельеф, украшавший камин. - Недалек тот день, когда Россия получит ее.
Константин Николаевич движением глаз показал Максутову на знамя. Лейтенант развернул его и бросил на паркет, к ногам Николая. Знамя скользнуло по полированной поверхности и ткнулось в носки императорских сапог. Николай не мог хорошо рассмотреть знамя. Максутов слишком буквально понял приказание великого князя - повергнуть знамя к стопам его величества! Не успел Дмитрий подумать о своей ошибке, как один из свитских офицеров переложил знамя с паркета на обитое светлым атласом полукресло.
Стояли в почтительном молчании, пока Николай изучал знамя.
- Велики ли были неприятельские силы? - спросил он, наклонившись и не поворачивая головы.
- Явилась эскадра в составе шести судов, ваше величество... Четыре фрегата, пароход, бриг. В людях и в артиллерии неприятель имел по крайней мере четырехкратное превосходство...
- Чем же объяснить поражение? Незнание местности? Просчеты?
- Неприятель не сделал видимых ошибок, ваше величество, - ответил Дмитрий. - Если он бежал из Петропавловска, то это заслуга наших солдат и матросов, проявивших чудеса храбрости...
Николая передернуло, но внешне это выразилось только в нетерпеливом движении правого плеча. Изо дня в день ему твердят об одном и том же - о чудесах храбрости, о верности престолу - и тем не менее сдают позицию за позицией, позволяют неприятелю накапливать силы в Крыму, проигрывают войну...
- Ты помнишь имена неприятельских адмиралов? - спросил Николай строго, экзаменаторским тоном.
- Контр-адмирал Дэвис Прайс и контр-адмирал Феврие Депуант, ваше величество.
Николай помолчал немного, но эти имена, видимо, ничего не сказали ему. Максутов, утомленный долгим ожиданием приема, незаметно переместил тяжесть своего тела с правой ноги на левую и добавил, нарушая тягостное молчание:
- Адмирал Прайс, по слухам, вполне правдоподобным, застрелился накануне первого сражения, девятнадцатого августа.
Николай забыл о знамени и круто повернулся к лейтенанту.
- Застрелился... - проговорил он глухо. - По какой причине?
Он наклонил голову, положив тяжелый подбородок на ворот мундира, и нацелил на лейтенанта холодные выпуклые глаза.
- Сколько можно судить, - сказал Максутов, чувствуя, что разговор принимает нежелательный оборот, - его пугал призрак ответственности за совершенные ошибки, а может быть, и предчувствие неуспеха.
Николай недаром слыл превосходным актером, умеющим искусно скрывать истинные чувства. По его серому мясистому лицу было трудно понять, заинтересовали ли его вообще последние слова Максутова.
Но Константин Николаевич и находившиеся при царе особы метали в сторону лейтенанта уничтожающие взгляды. Как можно здесь, в Гатчине, в тяжкие для империи дни, говорить столь опрометчиво и глупо!
- Впрочем, - поторопился добавить Максутов, - есть и другие версии. Говорят, что адмирал застрелился случайно, заряжая пистолеты, или был убит осколком русской бомбы, угодившей в пароход, на котором он находился...
Но слова эти падали уже в пустоту, тяжело и неуклюже. Прайсом, как и следовало ожидать, никто не интересовался. Почему-то остыл вдруг интерес и к Петропавловску и к Максутову. Что-то не удалось в замысле великого князя, и добродушный лейтенант с приятным, открытым лицом стал ему безразличен. Мало ли таких лейтенантов в русской армии и на флоте!
- Мы рассмотрим донесения, рапорты, представления Муравьева, проговорил Николай бесстрастно и повторил обещание великого князя: Защитники порта будут награждены по достоинству...
- Не ради наград сражались они, - поспешно сказал Максутов, чувствуя, что сейчас он вынужден будет уйти, так и не сделав ничего для Камчатки, но примут их с величайшей благодарностью, как признание заслуг перед отечеством. Они ждут помощи, ваше величество. Понадобится продовольствие, артиллерия и прочие военные предметы, так как неприятель будущей весной несомненно будет искать реванша.
Картинные усы с блестящими колечками-завитками удивленно приподнялись на холеном лице Николая.
- Мы не оставим людей без помощи, - холодно сказал он и подал знак одному из придворных.
Тот взял со стола небольшой футляр и приблизился к Николаю.
В футляре находился Георгиевский крест, который Николай пожаловал Максутову.
Прием был окончен.
Наступил декабрь, а Максутову все еще не удалось узнать ничего определенного. "Санкт-Петербургские ведомости" и "Северная пчела" печатали сообщения о должностных лицах, которые прибывали в столицу и покидали ее пределы. Среди действительных статских советников и генералов всех родов, от отставных до генерал-адъютантов, среди многочисленных Голицыных, Муравьевых, Васильчиковых, Нордгеймов, Мантов, Будбергов, Меллеров и Бергов имени Максутова не было. Не было и никаких упоминаний о Камчатском деле. Но так как слухи о событиях на Востоке, хоть и ложные, рожденные на печатных машинах Америки и Европы, все-таки достигли ушей петербуржцев, "Северная пчела" сочла нужным перепечатать следующее сообщение "Морского сборника": "По местным обстоятельствам Камчатки почта отходит оттуда два раза в год, именно в мае и декабре месяцах, а потому не получающие долго известий из этого края не должны беспокоиться".
Один Максутов, примчавшийся из Камчатки на перекладных, мог по достоинству оценить горький юмор этой заметки, непонятной и тем, кто напечатал ее. Для него эти несколько строк были обращены не к прошлому, а к будущему, не сулившему никаких перемен.
Почему газеты молчат о петропавловской победе? Или ей нет места среди многословных и туманных реляций о б л и с т а т е л ь н ы х п о б е д а х в Крыму?
Максутов и сам понимал, что победа на Камчатке не может повлиять на трагическое и неотвратимое развитие военных дел в Крыму. Убеждение это родилось еще в Иркутске и возрастало по мере того, как Дмитрий удалялся от Камчатки.
Меншиков не сумел воспрепятствовать высадке неприятельских войск в Крыму, не смог остановить их продвижения, несмотря на явные ошибки союзного командования. Плохой дипломат, немало способствующий тому, что Россия оказалась перед неизбежностью войны, он был еще более незадачливым полководцем и окружил себя бездарными генералами, казнокрадами, льстецами. Солдаты испытывали жесточайшие лишения, терпели недостаток во всем - от обмундирования до медикаментов, которых никогда не оказывалось там, где в них была острейшая нужда. Болезни косили солдат; одна холера уносила не меньше жизней, чем неприятельские пушки.
Поражение Меншикова при Альме было настоящей катастрофой. Разбитые войска отошли на южную сторону Севастополя, а спустя три дня - 11 (23) сентября - пришлось затопить у входа в Северную бухту значительную часть славного Черноморского флота, еще недавно стяжавшего мировую славу разгромом турецкого флота у Синопа. Подойдя к Севастополю, англо-французы нашли его столь укрепленным, что вынуждены были приступить к осаде, беспощадно обстреливая порт и город.
- История России. Алексей Михайлович Тишайший - Сергей Соловьев - История
- Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в. - Сергей Алексеев - История
- 22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар - Андрей Мелехов - История
- Кормовой флаг Громобоя - Сергей Григорьев - История
- Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6) - Уинстон Черчилль - История
- Начало России - Валерий Шамбаров - История
- Русский пятистатейник - Андрей Милов - История / Прочая научная литература / Языкознание
- Август 1991. Где был КГБ - Олег Хлобустов - История
- Закат и гибель Белого флота. 1918–1924 годы - Олег Гончаренко - История
- Хроники мусульманских государств I-VII вв. Хиджры - Айдын Али-заде - История