Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случай открыл перед маленькой ростом, но очень взрослой девочкой возможность необыкновенную — стать повелительницей обширной, богатой и набирающей силы страны. Возможность вспыхнула внезапно и ослепила Марину на всю оставшуюся жизнь. Все десять лет владеет ею всепоглощающая цель, навязчивая и неустранимая идея фанатика, игнорирующего разум и реальности, — стать и быть русской царицей. И не марионеткой скрытого за кулисами режиссера выступает она в своей роли. Нет, она выбрала ее сама и провела с исключительной последовательностью и одержимостью.
Сохранив жизнь при смерти Дмитрия, отпущенная затем из плена в Ярославле на родину, она добровольно меняет маршрут и отправляется в Тушино, хотя даже один из сопровождающих шляхтичей предупреждает:
«Марина Юрьевна! Оно бы и следовало вам радоваться, если б вы нашли в Тушине настоящего своего мужа, но вы найдете совсем другого!»
Наивный дворянин не подозревает, что не к мужу стремится Марина, а за короной, о чем сама напишет собственной рукой, покидая позже обреченное Тушино, уже оставленное «мужем», получившим известность в нашей истории под прозвищем «вора».
«Гонимая отовсюду, свидетельствуюсь богом, что буду вечно стоять за мою честь и достоинство. Бывши раз московской царицею, повелительницею многих народов, не могу возвратиться в звание польской шляхтинки, никогда не захочу этого».
Она написала это февральской ночью 1610 года, перед бегством из Тушина, переодетая в воинское платье, с луком за плечами. С одной служанкой и несколькими казаками отправляется Марина в Калугу, чтобы снова примкнуть к человеку, который не только был явным для всех самозванцем, но и не имел больше никакой опоры ни в Москве, ни в Польше, где уже шли переговоры о провозглашении русским царем королевича Владислава.
И в этот момент судьба, как бы сжалившись над потерявшей разум женщиной, дает ей последнюю возможность спастись. В непроглядную метель Марина сбилась с пути, и дорога вывела ее в сторону противоположную, к Дмитрову, где засел, отбиваясь от войск князя Куракина, Ян Сапега, племянник канцлера Льва, отчаянный искатель приключений, высланный за буйство из собственного отечества. Казалось бы, встретились души родственные, но даже полубезумец Сапега не может понять безумствующую Марину.
— Не безопаснее ли вам, — призывает неустрашимый вояка, — возвратиться в Польшу, к отцу и матери?
«Никогда не захочу этого!»
— Я царица всея Руси! Лучше исчезну здесь, чем со срамом возвращусь к моим ближним.
Рука судьбы отвергнута.
Надев красный польский кафтан, сапоги со шпорами, вооружившись теперь саблей и пистолетом, Марина покидает Дмитров и Сапегу.
«Лучше исчезну…»
Окончательно исчезнет она через четыре года в московском подземелье. Все близкие ей погибли раньше. Страшной смертью.
Развеян прах недолгого царя Дмитрия.
Зарезан «вор» Лжедмитрий.
Посажен на кол атаман Заруцкий.
Повешен за Серпуховскими воротами четырехлетний сын — «воренок».
Все кончилось.
А начиналось романтично и поэтично.
Именно ей первой, по одной из версий, «открылся царевич Димитрий». Страстно влюбившись в сестру Урсулы Вишневецкой, он положил на окно ее записку, где извещал о своем происхождении.
«Так вымолви ж мне роковое слово,В твоих руках теперь моя судьба.Реши: я жду…»
Вспоминая послание к настоятелю в Новгороде-Северском, можно поверить и в эту записку, в ней отражается характер. Но существуют и более прозаические версии.
Например, к признанию Дмитрия вынудила смертельная болезнь, подлинная или мнимая. Именно тогда он и сказал духовнику: «Когда закрою глаза навеки, ты найдешь у меня под ложем свиток, и все узнаешь…» Именно в этом свитке и излагалась легенда о спасении царевича «верным медиком». Кто писал свиток и был ли он вообще — во мраке неизвестности.
Еще версия: Дмитрий признается, униженный Адамом Вишневецким, который ударил его в бане, где он прислуживал князю.
Версии на выбор, но суть и последствия общие.
Григорий Отрепьев, или тот, кого до сих пор так называли, объявился царевичем Дмитрием, сыном Ивана IV Грозного и его седьмой жены Марии, предъявив соответствующие доказательства — свиток и золотой, осыпанный драгоценными камнями крест, якобы подарок крестного отца, князя Ивана Мстиславского. «Вероятно, где-нибудь украденный», — ядовито замечает не признававший Дмитрия Карамзин.
Новоявленный царевич предложил руку и будущую корону польской шляхтинке.
Своеобразен ход весов фортуны! Вчера еще Марина Мнишек — знатная дворянка, презиравшая слугу-беглеца, сегодня — всего лишь дворянка, на которую обратил взор царский сын! И она смело ступает на эту опустившуюся к ее ногам чашу, не думая о том, что та скинет ее в бездну.
Зато чаша Дмитрия — отныне будем называть его так, чтобы не путаться в именах, — стремительно вознесется вверх, чтобы опрокинуться на самой высоте.
Но пока он единодушно признан.
Неужели всех убедили крест и свиток?
Или уже упомянутый Петровский, посланец Льва Сапеги, «узнавший бородавки на лице и чуть укороченную руку» претендента на русский престол?
Или живописные подробности чудесного спасения в Угличе, поведанные Дмитрием духовнику-иезуиту?
А… снова они! Что ж, иезуиты, в самом деле, не сидели сложа руки. Соблазн распространить влияние на Россию слишком велик, чтобы не воспользоваться случаем или даже организовать его. Но если уж говорить о политической ловкости иезуитов и признавать их высокое умение использовать интригу ради «вящей славы божьей», нужно признать и другое — сделать ставку на случайную лошадь, на человека, не имеющего собственных качеств и способностей возглавить и довести до успеха предприятие такого размаха, они просто не могли. Нужно было пристально рассмотреть и оценить человека, на которого возлагалось столь много надежд. И если они рассмотрели и решились, значит, нашли личность, достойную трудной задачи.
Личность. Сколько споров идет веками — кто подлинный движитель истории? Фатальный закон, исключительная личность или просто его величество случай? В жизни все они действуют вперемежку. Личность способна открыть путь созревшей закономерности, случай может прервать деятельность личности. Деятельности самозванца до поры способствовало много счастливых обстоятельств, но не случайности и не заговоры, будь это даже заговорщики с почти вековым опытом, как орден Иисуса, обеспечили череду его успехов. В нем были заинтересованы реальные силы, парадоксально объединившиеся, сначала правящие силы враждующих между собой государств, потом те, кого угнетали эти силы.
Голодным движет отчаянье, богатым алчность. О голодных немного позже. Алчными были «начальные люди» обоих соперников — Республики и Московского царства, польско-литовские католические магнаты и православные бояре. Позже Мнишек, этот типичный образчик ненасытной польской знати, направит в Москву письмо «боярству и всему московскому рыцарству», где назовет себя борцом за их права. В ответ бояре Мстиславский и Воротынский со товарищи напишут: «И мы тебя за это хвалим и благодарим!»
Так сходились алчные интересы по обе стороны границы. Но если «начальные люди» на Руси замахнулись на самодержавного царя, то польские от избранного короля требовали всего лишь санкцию на разбой. Разумеется, и у короля была своя заинтересованность, но можно думать, что она еще не приняла столь воинственного размаха, как в будущем, когда ставки в игре резко повысятся. Пока король сдержан и даже колеблется, уступая, однако, всесильному панству и церкви, чьи интересы при его дворе успешно защищает граф Клавдий Рангони, римский нунций.
Итак, королевский дворец в Кракове.
Молодой человек, монах в прошлом, сирота, пригретый в богатых московских домах, недавний слуга в домах польских, стоит перед королем одного из могущественнейших в Европе государств Сигизмундом III, занимавшим и шведский престол по праву законного наследника, но отвергнутым скандинавскими протестантами. И вот после неудачи в Швеции — новые возможности на Руси… Король размышляет, от его решения зависит, останется ли молодой человек гадким утенком или взмахнет крыльями.
Воспоминания современника, королевского секретаря Чилли: «Сигизмунд, обыкновенно важный и величавый, принял Дмитрия в кабинете, стоя и с ласковой улыбкой».
Это ободряет, конечно, и Дмитрий находит нужные слова. Поцеловав у короля руку, молодой человек рассказывает свою историю, с достоинством заключая:
— Государь! Вспомни, что ты сам родился в узах и спасен единственно Провидением. Державный изгнанник требует от тебя сожаления и помощи.
Требует? Не дерзко ли? Не переборщил?
Но что дерзко для самозванца, естественно для царевича. Равный может и требовать, особенно когда речь идет о сожалении. Уместным оказалось и упоминание о бедах, пережитых Сигизмундом. Внук Густава Вазы по отцовской линии и племянник Сигизмунда-Августа, последнего из Ягеллонов, по материнской, нынешний польский король действительно родился «в узах». Отца и мать его старший сын Густава Эрик, полусумасшедший король Швеции, заточил в Гриспсгольмском замке. В наследника шведского престола превратило мальчика восстание против Эрика. Однако, прежде чем стать королем Швеции, Сигизмунд был избран в короли польским сеймом. Казалось, вот-вот и два сильнейших государства — Речь Посполитая и Швеция — объединятся под одной короной, чтобы утвердить общее могущество в центре и на севере Европы. Но победили местнические феодальные интересы, принявшие форму религиозной борьбы. Шведские протестанты не поддержали на своем престоле истового католика Сигизмунда, и он остался сюзереном лишь Речи Посполитой.
- Наша первая революция. Часть II - Лев Троцкий - Публицистика
- Петровские реформы - Николай Ульянов - Публицистика
- Бывший разведчик разоблачает махинации БНД - Норберт Юрецко - Публицистика
- Маленькая всемирная история - Эрнст Х. Гомбрих - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Россия за Сталина! 60 лет без Вождя - Кремлев Сергей - Публицистика
- Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин» - Василий Сретенский - Публицистика
- Молот Радогоры - Александр Белов - Публицистика
- Россия 2000-х. Путин и другие - Владислав Дорофеев - Публицистика
- «Враги Путина» - Данилин П. Поляков Д. - Публицистика
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика