Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подросток опустил голову. Кажется, он впервые видел отца таким растерянным и уязвлённым. Неужели этот мужчина, как все обычные люди, может порой чувствовать тревогу или неуверенность?
— Раза три или четыре в неделю ходи в школу, а захочется развлечься — развлекайся как только душе угодно. Папа так считает: покуда ты не доставляешь хлопот полиции, делай что хочешь. А если женщина тебе нужна, Кадзуки, я тебе всегда их куплю, понял меня? Папа для тебя любую уговорит, даже такую раскрасавицу, до которой и моделям далеко, очень даже просто… Скажи, Кадзуки, ты знаешь другого человека с таким характером, как у папы? Есть ли ещё такие отцы?
Подросток молча потряс головой. Он выжидал момент, когда можно будет сказать про четыреста тысяч иен. Раньше у него ни разу не спросили, на что тратятся деньги, но в этот раз сумма уж очень велика.
— Мне нужно четыреста тысяч…
— А сколько ты у меня уже взял?
— Девятьсот тысяч, как мне кажется, — правильно?
Хидэтомо оценил вложенное в этот вежливый ответ презрение, но у него не было повода требовать иного ответа, и, поскольку старшие сын и дочь были, пожалуй, не в счёт, всё равно, что их и не было, не стоило ещё сильнее углублять пропасть между ним и младшим. Ведь в начальных классах подросток без труда сдал экзамены и поступил в лучшую по результатам тестирования школу в префектуре Канагава, она и в рейтинге стояла выше, чем школа Хосэй, куда он отдал сына лишь по настоянию председателя совета директоров. Однако лето первого года в средней школе стало рубежом, после него оценки подростка стремительно покатились вниз, и вместе с тем, как ростом он тянулся всё выше и выше, характер его с каждым днём менялся. На вид он был таким же, как и в младших классах, — серьёзным, аккуратным, сообразительным мальчиком, но Хидэтомо думал, что, наоборот, было бы спокойнее, если бы сын выкрасил волосы в рыжий цвет и стал грубить. В инциденте с изнасилованием на Хидэтомо произвело гнетущее впечатление то, как подросток, который наверняка был соучастником, без запинки рассказывал следователю про своё алиби. Иногда Хидэтомо охватывал порыв взять сына за плечи и тряхнуть хорошенько, чтобы он понял, что у них в жилах течёт одна кровь, однако его удерживали сомнения: он опасался открыть крышку, из-под которой выскочит совершенно непредсказуемый зловещий незнакомец. Хидэтомо ни разу не поднял руку на подростка. Даже когда мускулы напрягались до судороги, он мгновенно терял решимость под взглядом этих глаз, похожих на глаза животного, пойманного ночью в объектив камеры с инфракрасными лучами.
— Попробуй угадай, сколько стоили эти собаки. — Хидэтомо выпил виски до донышка и теперь указывал пальцем на подставку с пустым стаканом.
Подросток налил в стакан виски, положил лёд, разбавил минеральной водой и поставил перед отцом. С некоторых пор он принял на себя роль подавать отцу спиртное, и это давало ему возможность насладиться чувством превосходства, что-то вроде ощущений бармена, следящего из-за стойки, как гости напиваются. Так и хотелось раскрыть рот: «Что я могу приготовить для вас?» Одним из удовольствий было то, что он мог завысить долю виски и напоить отца допьяна.
— У этих собак родители были чемпионами Азиатской международной выставки. Я собирался выставлять их на финальном показе чемпионата Японии. Два миллиона иен. И что стало с клюшкой для гольфа, с этим «утюгом»? Он ведь сделан на заказ, полтора миллиона.
В голосе отца совсем не было злости, лишь горечь досады вынуждала его слегка повышать интонацию в конце каждого слова. Подростку показалось, что отца гнетёт тоска от потери чего-то гораздо более ценного, чем собаки или клюшка. Он чувствовал, что к этому человеку следовало бы испытывать не презрение, а жалость, но взрослого мужчину, утратившего гордость, остаётся только уничтожить.
— Ты хоть знаешь, сколько папа потратил в тот раз? Во-первых, по миллиону родителям всех троих, чтобы они заплатили жертве за моральный ущерб, — ты же знаешь, я старался всё уладить по соглашению сторон. А кроме денег за адвоката твой папа уплатил ещё два миллиона, чтобы дело свели к мировой, в пять миллионов всё это влетело!
Хидэтомо принял из рук подростка стакан и залил виски в рот.
— Ты тогда говорил, что ни при чём, но папа видит насквозь — ты это сделал. И вот тебе наказание: пока не закончишь школу, в патинко не появляйся. Сиди дома и думай о своём поведении. Ясно?
Хидэтомо порывался снять носки, но тут заметил зажатую меж пальцев сигарету — прищёлкнув языком, он сунул сигарету в рот, стянул носки, скомкал и со всего размаху швырнул в стену. Его иссиня-бледные голые ступни беспечно валялись на полу, словно дешёвые гостиничные тапки.
В прихожей раздался звонок, и отец с сыном невольно посмотрели друг на друга.
— Сколько времени? — Судя по мрачному тону, отец был не в духе.
— Половина двенадцатого, — ответил подросток, взглянув на «Ролекс».
— Ключей, что ли, нет у неё?
— Да она же потеряла. Привести её сюда? — Подросток поднялся с места.
— Я сам пойду наверх. Сюда нельзя никому, кроме наследника. — Хидэтомо ухмыльнулся.
Подросток добежал до середины лестницы, когда зазвонили снова. Босым он выскочил к порогу и распахнул дверь.
— Извини. Ты уже спал?
Михо зашла в прихожую, но, задержавшись взглядом на ботинках Хидэтомо, напряглась всем телом и умолкла, словно прислушиваясь к настроению в доме. Нагнувшись, чтобы снять босоножки — каблук пятнадцать сантиметров, платформа пять, — она покачнулась, и подросток поддержал её, ухватив за руку. Она отмахнулась и села у порога на пол.
— Спит он? — спросила Михо, потирая левую ногу, которую кое-как освободила от обуви.
— Не спит! Ждал, кажется. Тебя ждал.
Подросток подошёл к стеклянной двери в гостиную, понаблюдал за отцом — его плечами, вздымавшимися от резких вдохов, зло сверкавшими глазами, — затем перевёл невозмутимый взгляд на сестру.
— Дерьмо! Вернулась же я! — изрыгнула из себя Михо и направилась в ванну, приволакивая левую ногу, по которой отец на прошлой неделе так лягнул её, что на икре порвались сухожилия.
Когда она прошла мимо, в нос ударил запах шампуня, и подросток сморщился — заметил, что кончики волос у сестры всё ещё были влажными. Пойдя в ванну следом за сестрой, которая уже начала полоскать рот, заикнулся:
— Может, лучше уж было остаться на ночь у друзей…
Ему не было дела до того, что сейчас будут выяснять между собой отец и сестра, просто он надеялся заснуть пораньше. Прикрывать сестру желания не было, она окончательно потеряла гордость и махнула на себя рукой, превратившись в шлюшку, «девочку А».[4]
— Что мне теперь, опять обуваться? Морока! — Михо утёрла рот тыльной стороной ладони и пристально посмотрела в зеркало на подростка. — Ты, Кадзуки, хоть и не бежишь, всегда прячешься.
Она проследовала из ванной и, затормозив перед дверью гостиной, застегнула одну пуговицу на своей блузке без рукавов, пригладила обеими руками волосы и вошла.
Когда сестра уселась на диван напротив отца, подросток заметил, что у них совершенно одинаковые черты лица. Каштановые волосы, тонкая переносица, двойная складка на веке, только глаза отца замутнены низостями и лицемерием, а во взоре сестры ещё не проявил себя подспудно текущий процесс разложения. Глаза сестры не бегают беспокойно, как у отца, её распахнутые глаза совершенно сухи, как будто ей всё безразлично, она уставилась в тёмный экран выключенного телевизора.
Хидэтомо тянул виски, планируя в уме презрительные насмешки, которые следует употребить в разговоре с ней, чтобы до последнего момента, когда она будет уничтожена, продолжать наносить раны и чтобы заставить её почувствовать такой стыд, от которого захочется умереть. Когда стакан опустел, Хидэтомо пальцем сделал подростку знак. Подросток налил виски, но лишь чуть-чуть разбавил минеральной, после чего поставил стакан перед Хидэтомо.
— Была в лав-отеле в Ямасита? Взяли комнату на два часа, потом ещё на час продлили… — Говоря это, Хидэтомо заглядывал дочери в глаза и подносил ко рту виски.
— С чего это?
Подросток наблюдал, как с каждой минутой внешность сестры становится всё безобразнее. Теперь он гораздо яснее, чем тогда в коридоре, рассмотрел, какие мокрые у неё волосы. Кожа на лбу и на кончике носа облуплена, а поскольку вчера и позавчера она домой не приходила, то, скорее всего, она валялась где-нибудь на пляже и там же ночевала. Когда он посмотрел на её ноги, торчащие из-под юбки на двадцать сантиметров выше колена, в мозгу всплыла картина лежащей с разбросанными ногами сестры и какого-нибудь мужика сверху. В это мгновение ему показалось, что двери всех баров в «золотом квартале» распахнулись и все тамошние женщины дружно захохотали.
— Отель этот сразу у спуска с горы, где парк с видом на порт. — Хидэтомо гонял во рту виски, пока спиртным не пропитался каждый уголок, потом с бульканьем проглотил. Его загоревшее на гольфовом поле лицо стало ещё краснее, на шее выступили вены.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Бал. Жар крови - Ирен Немировски - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Ад - Александра Маринина - Современная проза
- Дочь фортуны - Исабель Альенде - Современная проза
- Люди и Я - Мэтт Хейг - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза