Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы с вашим велосипедом делали на Брентонском мысу несколько дней назад рано утром?
— Шеф, я помешан на восходах. Я наблюдал один из самых красивых в моей жизни.
Ответ привел его в некоторое замешательство. С минуту он разглядывал крышку стола. По-видимому, он отнес это к странностям, проистекающим из университетского образования.
— Что вам известно об истории с домом Уикоффов?
— Только то, что в нем, по слухам, нечисто.
Он обрисовал положение, мне уже известное:
— Почему-то возник слух, что в доме привидения… Видите ли, мистер Норт, непосредственно после войны жизнь в портовой части была гораздо более кипучей, чем сейчас. Гораздо больше яхт и прогулочных судов, пароходы линии «Фолл-Ривер», рыболовство, кое-какой торговый грузооборот. Моряки пьют. Мы подбирали их каждую ночь — без памяти, с безумными глазами, в белой горячке. В таверны на Темза-стрит служащим с Военно-морской учебной базы ходить не разрешалось — слишком много драк. Однажды ночью в восемнадцатом году нам пришлось забрать Билла Оуэнса, матроса торгового флота, двадцати одного года, родившегося и выросшего в Ньюпорте. Он напивался из вечера в вечер и начинал рассказывать всякие ужасы про дом Уикоффов. Мы не могли этого допустить. В камере он вопил и бредил; мы пытались разобраться в его бреде.
Тут шеф заставил нас подождать, пока раскуривал сигару. (В гостиных у миссис Крэнстон не курили.)
— Мистер Уикофф отсутствовал по шесть-восемь месяцев кряду. Он был коллекционер. Чего, миссис Крэнстон, — акульих зубов?
— Ракушек и китайских вещиц, шеф. Он завещал их этому большому музею в Нью-Йорке. — Информация в Ньюпорте никогда не бывает точной — свойство интеллектуального климата.
— Все это время дом находился на попечении дворецкого по фамилии Харланд. Харланд сам набирал слуг.
— Девушек он подбирал в Нью-Йорке, шеф. Я к ним не имела никакого касательства.
— Свет в окнах горел до полуночи. Все казалось в полном порядке. Оуэнса, в ту пору мальчика лет двенадцати, наняли таскать уголь для каминов и выносить помои — на мелкие домашние работы. Я думаю, миссис Крэнстон со мной согласится, что слуги похожи на школьников: им нужна твердая рука. Стоит выйти учителю, как подымается тарарам.
— Боюсь, что в ваших словах есть доля правды, шеф, — сказала миссис Крэнстон, качая головой. — Сколько раз я в этом убеждалась.
— Мистер Уикофф плохо разбирался в людях. Его дворецкий Харланд был сумасшедший дальше некуда… Билл Оуэнс говорил, что его отправляли домой в шесть часов вечера, когда он кончал работу. Но несколько раз он пробирался обратно в дом. Передние комнаты были ярко освещены, но двери и окна столовой завешены фетровыми шторами — толстыми фетровыми шторами. Они не могли устраивать свои шабаши на кухне — нет, куда там! Они были хозяева и желали пользоваться хозяйской столовой. Оуэнс говорил, что прятался в стенных шкафах и подглядывал сквозь щелку в шторах. И видел ужасные вещи. Он рассказывал всем и каждому на Темза-стрит, что видел балы с раздеванием догола и, как он выразился, «с людоедством».
— Шеф, этого слова вы никогда не говорили!
— Вот, а он говорил. Я уверен, что он этого не видел, но он-то думал, что видел.
— Боже милостивый! — сказала миссис Крэнстон и перекрестилась.
— А что еще может подумать двенадцатилетний мальчик, если увидит, как полусырое мясо едят прямо руками.
— Господи помилуй! — сказала миссис Крэнстон.
— Я не знаю, что увидел мистер Уикофф, но очень может быть, что он увидел фетровые шторы, и пятна от сырого мяса по всему полу, и свинство в лицах слуг… Извините за выражение, но слухи — как вонь. Понадобилось три года, чтобы россказни Билла Оуэнса доползли с Темза-стрит до бюро найма миссис Тербервилл. А слух всегда чем дальше, тем чернее. Что вы на это скажете, мистер Норт?
— Что ж, шеф, я думаю, ни убийства, ни даже членовредительства там не было; было просто скотство, и в воображении людей оно как-то связалось с «нечистым».
— И теперь мы ничего не можем исправить. Не забывайте, на стол к полиции это никогда не попадало. Горячечный бред пьяницы — не показания. Оуэнс ушел в плавание, и с тех пор о нем не слышали. Рад был познакомиться с вами, мистер Норт.
Я узнал то, что мне было нужно. Мы расстались с обычными моими лживыми заверениями, что, если я выясню новые подробности, я сразу же поделюсь с ним. Что касается меня, задача была решена; но мне уже не давала покоя задача гораздо более трудная: каким способом снять проклятье, тяготеющее над домом Уикоффов? Объяснения и призывы к разуму бессильны против глубоко въевшихся — и даже лелеемых — страхов.
У меня мелькнула идея.
Однажды, придя туда в очередной раз, я увидел на дорожке ландо, кучера и пару, как говорили когда-то, «залетных». Мисс Уикофф собиралась уходить. Она извинилась, сказав, что ее вызвали к больной подруге: она вернется через полчаса. Горничная стояла рядом.
— Мисс Уикофф, разрешите мне осмотреть комнаты на первом этаже. Я в восторге от той части дома, которую мне удалось увидеть, и хотел бы полюбоваться другими комнатами.
— Ну, конечно, мистер Норт. Не стесняйтесь, пожалуйста. Я думаю, миссис Дилейфилд с удовольствием ответит на любые вопросы.
Был чудесный весенний день. Все двери настежь. Я осмотрел большой зал со всех сторон; впервые увидел столовую и библиотеку. Повсюду приковывало внимание совершенство деталей, но больше всего поражала гармония здания в целом. «Это Палладио, — подумал я. — Он сам был наследником великих мастеров, а это — его потомство, так же как Версаль; но это ближе к итальянскому источнику». Когда я возвращался через большой зал к моему рабочему столу, миссис Дилейфилд сказала:
— Много лет назад, до того как хозяин стал уезжать в экспедиции, здесь устраивали музыкальные вечера. Вы слышали про Падеревского, мистер Норт?.. Он здесь играл; и Уле Булль, норвежский скрипач. И мадам Нелли Мельба — вы слышали про такую? Как чудесно пела! Славное было время. А теперь — кто бы мог подумать! Прямо обидно, правда?
— Скажите, миссис Дилейфилд, вам ведь не приходилось видеть или слышать здесь что-нибудь такое, тревожное?
— Нет, нет, сэр, ничего такого!
— Вы согласились бы здесь ночевать?
— Пожалуй, нет, сэр. Я понимаю, все это, наверно, глупости, но мы не всегда хозяева своим чувствам, понимаете, что я хочу сказать?
— А что, люди думают, здесь произошло?
— Мне не хочется об этом говорить и думать, сэр. Одни говорят одно, другие говорят другое. По-моему, лучше в это не вдаваться.
Разборка писем продолжалась. Мисс Уикофф, по-видимому, испытывала облегчение от того, что никаких признаков зловещего свойства мы не обнаружили. Мы продолжали читать просто для удовольствия, потому что Уикоффы замечательно писали письма. Но мысль о том, что можно предпринять, постепенно созревала у меня в голове.
Я говорил о том, как в юности мечтал о разных профессиях. Журналистика не принадлежала к их числу. Отец мой был редактором газеты — и до и после консульства в Китае. Он делал свою работу с энтузиазмом, которого я не разделял. На мой взгляд, его ремесло слишком смахивало на манипуляцию общественным мнением, пускай даже в благих целях. Мой замысел восстановить доброе имя дома Уикоффов основывался именно на этом, но я не знал, как подступиться к делу.
Дорогу мне открыл случай.
История моих отношений с домом Уикоффов распадается на две части. Вторая часть привела меня в Восьмой город — приспешников и паразитов, с которыми у меня было столько общего. Она привела меня к Флоре Диленд.
К пятой неделе в Ньюпорте мое расписание стало обременительным. В казино вернулся профессиональный тренер и освободил меня от второго часа упражнений с детьми, но я весь день был занят — то французским, то латынью, то арифметикой, то в одном доме, то в другом. Я искал в городе более или менее тихого места, где можно спокойно съесть второй завтрак. В самой середке Девятого города я нашел Шотландскую кондитерскую девиц Лафлин, где развивался роман Дианы Белл с Хилари Джонсом. Посещали ее конторщицы, учителя обоего пола, домохозяйки, отправившиеся «в город за покупками», — нешумное общество. Еда была простая, хорошо приготовленная и дешевая. Там мне явилось странное видение — и я надеялся, что оно явится опять: высокая женщина, сидевшая особняком и одетая, как мне представлялось, по самой последней моде. И она появилась снова. Она была в шляпе, похожей на гнездо, где сидит тропическая птица, и замысловатом платье из материала, называвшегося, кажется, «переливчатым атласом», — синь и зелень павлиньего пера вперемешку. Чтобы приступить к завтраку, ей пришлось снять перчатки и поднять вуаль — и это было сделано с непреднамеренным как будто изяществом. Черт побери! Кто это? Как и в прошлый раз, когда она входила или поднималась уходить, комнату наполняло шуршание сотни юбок. Кто же она и главное — зачем пожаловала к нашему скромному столу?
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Жидяра - Валерий Примост - Современная проза
- Ручная кладь - Дина Рубина - Современная проза
- Падение Парижа - Илья Эренбург - Современная проза
- Случайные мысли - Любовь Тильман - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Без работы - Александр Александров - Современная проза
- Петрович - Сергей Антонов - Современная проза
- Сомнамбула в тумане - Татьяна Толстая - Современная проза