Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В плавание я пустился, едва прочитав билет, но, перетряхнув все складки своего мозга, сумел все же оттуда и отсюда надергать немного сведений, достаточных для ответа на эти три вопроса. Однако наш добрый старый профессор, который не ставил двоек даже тем, кто и рта-то не раскрывал, заболел, и вместо него принимать экзамен пришел только что защитивший докторскую диссертацию молодой человек по фамилии Меирманов[67], лет этак тридцати или чуть-чуть за тридцать; он оказался совершенно не соответствующим своей фамилии и надолго усадил меня перед собой, задавая различные дополнительные вопросы. И если я был зубастым студентом, то он, видно, многим таким зубастым обломал зубы, молодой, не знающий, куда девать силу, профессор; если популярно, так я был перед ним в лучшем случае боксером-третьеразрядником, а он — мастером международного класса, к тому же я был любителем, зеленым мальчишкой, а он — профессионалом, Джо Луисом, и вот он загонял меня по очереди во все четыре угла ринга и лупил самым безжалостным образом. Не прошло и двух-трех раундов, а я, потеряв уже все надежды на победу, прекратил сопротивление, признал свое поражение. Сижу на корточках, опершись рукой о пол. Голова безжизненно повисла. Жду грозного приговора своего судьи и противника Джо Луиса: «восемь… девять… десять… аут — неуд».
— Ничего не знаешь, — сказал, тяжело дыша, весь красный, точно и взаправду выдержал жаркий бой, профессор. — Позор!
«…восемь…»
— Удивляюсь, как это вот такие молодчики, вроде тебя, которых попросишь нос показать, а они на ухо кажут, проходят через чудовищный конкурс, когда на одно место десять человек претендуют, и поступают учиться!
Это он хватил лишку. Хоть я и не профессор, но из таких, что считают себя ничем не хуже профессора.
— Я в университет был вне конкурса принят, без экзаменов, — сказал я, продолжая сидеть на корточках, но подняв голову. — Школу я с серебряной медалью закончил.
— Удивляюсь, как вот такие ребята, — продолжал профессор, оставив мои слова без внимания и лишь немного смягчая первоначальную свою характеристику, — как вот такие ребята, с грехом пополам поступив и после-то совершенно ничего не зная, все же продолжают тащиться и дальше, переходить с курса на курс. Удивляюсь!
— Первые три семестра я учился отлично. — Отняв руки от пола, я собрался с духом. Но сил встать с корточек недостало.
— Ага, вон как? — сказал профессор, который хоть и был старше меня, но зато младше некоторых моих сокурсников. И насмешливо хмыкнул. — Тогда, дорогой… расскажи-ка мне о последнем походе Марка Красса. Напомню тебе: Красс погиб в сражении с парфянами, а вскоре после этого распался и первый триумвират…
Похоже, он действительно был настроен на то, чтобы поставить мне двойку. Ведь он перешел мне дорогу! В учебнике все сведения о смерти Красса, которые он мне тут выложил, этим и исчерпывались, ну, а про парфянскую войну и вовсе ничего не говорилось. Но, впрочем, все это уже было несущественным — давал он мне наводящие сведения или нет, переходил дорогу или стоял на месте: в свое время я внимательно, от корки до корки, прочитал всю классическую литературу, какую только мог достать, связанную с историей древнего мира.
«Бокс!» Я тут же стремительно вскочил с корточек и снова включился в бой. Темп мой высок, и я не скоро думаю переводить дыхание.
— Хорошо, — сказал мой судья-противник. (Гонг! — еще один раунд кончился, на этот раз в мою пользу.) — Это так Плутарх пишет. Второй вопрос: кипчаки и Кавказ.
— Это слишком общий вопрос.
— Говорите в пределах программы.
— В программе этот вопрос не охвачен. Но если вы не спеша меня выслушаете…
— Тогда… — Профессор, глядя на меня, помедлил, сощурив глаз. — Борьба между хулагидским Ираном и Золотой Ордой. И хан Ногай…
— Много знаешь, — сказал профессор, понаблюдав немного за моими прыжками и выпадами. — Слишком много знаешь. (Непонятно: одобряет или издевается.) Но из таких безалаберных джигитов все равно ничего не выходит. Видел ведь студента, который только что перед тобой отвечал? Много готовился, долго сидел, всю душу в подготовку вложил, чтобы сдать этот экзамен. И едва заслужил тройку. Потому что это его предел, это та высота, на которую он только и способен взлететь. Если бы ему да твои возможности, кем бы он стал, а? Ошибся всемогущий боженька. Но мы сию ошибку исправим… и как первый шаг на этом пути я вам сейчас… поставлю оценку «неудовлетворительно»… Вот.
Делая обманные движения и вселяя в меня надежду своей пассивностью, он вдруг нанес мне снизу сокрушительный удар в челюсть. Я распластался на полу, не в силах собрать ни рук, ни ног, в глазах у меня поплыл туман. Нокаут…
Вечером, чтобы утешить боль и немного развеяться, я пошел к Кульмире. Я не стал ей жаловаться, но по моему настроению она сама догадалась, что у меня не все ладно.
— Что-то ты слишком погрустнел, не на экзамене ли провалился? — спросила она, когда мы свернули на безлюдную улицу.
— Нет, — сказал я; не мог я ей сказать правды. — Тройку получил.
— Только и всего?
— Только и всего…
Кульмира звонко рассмеялась.
— Смотри, говорят, в вашем университете какой-то парень повесился. Стипендиатом был, а тут по одному предмету четверку схватил.
— Да врут, наверное…
— Нет, правда. В общежитии на Чайковского. Там ведь во дворе полно густых деревьев. Вот там. Наши девчонки говорят…
— Если девчонки говорят — значит, пустые слова, — сказал я, чувствуя, что мне от этого разговора становится не по себе. — Надо с парнями все-таки поосторожней шутить.
— Тогда я скажу тебе еще одну ложь, — с улыбкой посмотрела на меня Кульмира. — Этот твой друг Кошим…
— Мой друг Сакен.
Вместо того чтобы посочувствовать мне, когда я пришел к ней за утешением — бедняга, мол, мой!.. — она еще насмехалась надо мной, и это начинало меня раздражать.
— Твой друг Кошим, — продолжала Кульмира, не обратив внимания на мою колкость, — оказывается, заявил нашей Алии: «Жить без тебя не могу, теперь для меня смерть лучше», — и в тот же день попал под трамвай.
— Как?!
Вырвавшийся у меня крик был, видимо, слишком громок.
— Тс-с, — сказала Кульмира, прикладывая указательный палец к губам. — Без паники.
— Как… значит…
— Ничего другого не смог, так напугать решил! Конечно, он и не думал: кто-то, будучи
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза
- Мешок кедровых орехов - Николай Самохин - Советская классическая проза
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Сплетенные кольца - Александр Кулешов - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза