Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На нашем с Женей иждивении, по существу, находилась и милая Эльза, являвшаяся уже матерью шестерых детей. От Игоря, к сожалению, пользы было немного. Нет, он не вернулся к наркотикам, и не запил горькую. Просто Велтистов не умел, да и не хотел зарабатывать деньги. Может быть, потому, что происходил из дворян, получив от поколений тунеядцев-предков значительное состояние, доставшееся коммунистам, и неважное в отношении способности к созидательному труду генетическое наследство. Или оттого, что не очень-то дорожил своей женой и чадами.
Одним словом, зять мой предпочитал проводить время на политических сходках и на богослужениях в Свято-Николаевском соборе, но не искать себе приличную работу. Так продолжалось годами. Спрашивается, смогла бы выжить Эльза с многочисленными детьми, если бы ей пришлось надеяться только на муженька? Я уже не говорю о том, что было просто отвратительно со стороны Игоря оставлять жену одну вечерами, и, особенно, по выходным, когда он надолго отлучался либо на какое-нибудь собрание, ненужное никому, за исключением горстки стареющих аристократов, либо в церковь, на длинную службу.
Неудивительно, что Эльза весьма охладела к нему. Правда, все дети, и совсем маленькие, и взрослеющие, были крепко привязаны к Игорю: даже за короткие минуты общения он умел расположить их к себе. Но вряд ли кто-либо оспорит то, что способности занять потомство веселой игрой или увлекательным разговором явно недостаточно для должного исполнения серьезных обязанностей отца семейства.
Порой я ловил себя на мысли, что сейчас сестре приходилось бы несравненно легче, если бы рядом с ней был не Игорь, но деловой, практичный, хотя и самодуристый Подгорнов. Не высказывая вслух этих соображений, несколько раз напрямую, глаза в глаза, говорил Велтистову, что ему следовало бы больше радеть о благе своей жены и детей.
Делал я это, возможно, в слишком резкой форме, что вполне объясняется моей любовью к сестре. Чувством, которое с годами совершенно не уменьшилось. Отнюдь…
Мои отношения с Игорем вконец испортились. Впрочем, и нынче не корю себя за то, что так обращался с зятем. Я только пытался по мере осознания своего долга и скромных сил своих вразумить его. Для этого ходил даже к его духовнику – настоятелю Никольской церкви протоиерею о. Петру Соколову – умоляя ревностного священнослужителя побудить моего зятя уделять нуждам своей семьи значительно больше внимания. К сожалению, неоднократные пастырские увещевания отца П. Соколова не принесли должного результата.
В частых откровенных беседах с Эльзой я не скрывал, что думаю о крайне безответственном поведении ее супруга. Она же с юности привыкла прислушиваться к моему мнению. И, вероятно, я просто повлиял на сестру, передав, можно даже сказать, внушив ей свои убеждения, что нередко происходит между связанными близкими кровными узами людьми.
В общем, отчасти, если не во всем благодаря мне, охлаждение, питаемое Эльзой к супругу, сменилось растущей неприязнью. Они были близки к тому, чтобы расстаться.
***
В начале 30-х годов в Нью-Йорке образовалась довольно значительная колония русских, которая к тому же постоянно пополнялась вновь прибывшими из Европы. Иногда мне казалось, что в городе скопилась едва ли не четверть прежней Москвы. Поэтому я не особенно удивился, когда однажды в толпе, спешащей по 8-й авеню, узрел… почтеннейшего Фун-Ли собственной персоной.
Облик китайца за прошедшие десятилетия не претерпел особых изменений. Только халат он носил теперь не синий, а желтый, а вот маленькая черная шапочка, похоже, осталась та же, что и прежде, в Москве.
Мы обрадовались друг другу, как будто были родственниками. Помнится, даже расцеловались. Зашли в бар, Фун-Ли долго расспрашивал меня о житье-бытье, проявляя живейший интерес к нашей семье. Потом поведал, что после октябрьского переворота скитался, гонимый волнами общественных катаклизмов, по России, затем пару лет провел в Польше, и вот недавно перебрался сюда.
Наконец, китаец, мировоззренческие взгляды которого, за минувшие годы, судя по всему, лишь упрочились, принялся горестно сетовать на тупость своих соотечественников, кучно живущих в своем «чайна-тауне», и не желающих, как он выразился, «становиться помалу хорошими европейцами».
Затем, неожиданно сменив тему, Фун-Ли завязал со мной (навязал мне?) оживленный разговор об империалистической политике фашистской Италии. Вскоре, однако, беседа плавно переросла в монолог китайца, суть которого заключалась в том, что диктатора Муссолини Фун-Ли осторожно классифицировал как не «самого мудрого» европейца.
Наслушавшись вдоволь, я прозрачно намекнул болтливому чаду Поднебесной Империи о своем не терпящем отлагательств рекламном бизнесе. Фун-Ли, всегда отличавшийся особой, присущей лучшим из китайцев деликатностью, мгновенно закруглил свою лекцию. А на прощание пригласил меня наведаться в его «лучшую в Нью-Йорке прачечную», сообщив, разумеется, адрес заведения.
Оказывается, я отлично знал район, где обосновался китаец. Как выяснилось, прачечная его находилась на 9-й улице района Ист, а я, являясь членом приходского совета Никольского собора, частенько бывал на 7-й.
Дело в том, что на меня возложили важную обязанность организации похорон одиноких стариков из числа прихожан. А на 7-й улице располагалась контора русского погребальщика Петра Яремы, гарантировавшего родственникам и близким своих клиентов лучшие похороны за самую низкую цену.
Итак, мы попрощались с Фун-Ли, и я продолжил свой путь по 8-й авеню. Раза два обернулся. Китаец стоял возле бара и, улыбаясь, махал мне рукой.
Мне было приятно видеть хорошо знакомую фигуру из довоенного прошлого. Попавшую сюда, на край земли.
***
Через несколько дней в одном из русских клубов Нью-Йорка состоялся благотворительный вечер, организованный обществом помощи детям беженцев.
Будучи сам отцом трех и дядей одиннадцати (шесть было у Эльзы, пятью обзавелся мой шурин Котов) маленьких русских, я не преминул отправиться в клуб, ибо считал наипервейшим долгом честных людей неустанную заботу о крошках, лишенных родных или имевших своими родителями людей никудышних. Типа моего зятя.
Игорь, кстати, тоже почтил вечер своим присутствием. Без Велтистова не обходилось ни одно сколь-либо значительное мероприятие из проходивших в наших клубах.
Сразу после сбора средств для страдающих детей, начался ужин. Подавали, в основном, блюда русской кухни, которые здесь доводилось есть нечасто. Дичь, пироги, закуски – все это живо напоминало довоенный московский стол.
Наши дамы смогли приготовить столь замечательные кушания во многом благодаря тому, что воспользовались недавно изданной книгой «Русский повар», на 80-ти страницах которой приводилось 400 наших рецептов, приспособленных к условиям американского продуктового рынка.
Ради соблюдения объективности повествования отмечу, что выпущена книга эта была «Новым русским словом», причем при моем непосредственном и активнейшем участии. Вот только спиртные напитки на вечере были здешнего изготовления. В память о незабвенном крестном Иоганне Карловиче, неустанно радевшем за народную трезвость, я лично настоял на исключении из содержания кулинарной книги соответствующего раздела.
На вечере, впрочем, я пожалел об этом своем принципиальном поступке: качество американской водки «Белый орел», по моему мнению, оставляло желать много лучшего. Небольшое огорчение, вызванное последним обстоятельством, не помешало мне, однако, воздать должное почти всем блюдам, оценив их по достоинству.
Я отвлекся от трапезы лишь для того, чтобы меня представили генералу Павлу Михайловичу Кузьмину и его супруге Анне Ильиничне. Генерал совсем недавно переселился в Нью-Йорк из Латвии.
Это был пожилой человек, сражавшийся еще в легендарной кампании 1905 года. Несмотря на возраст, Павел Михайлович сохранил отменную строевую выправку. Он, наверное, продолжал чувствовать себя военным. Даже на вечер, мероприятие сугубо гражданское, пришел в форме. Имел при себе пистолет, с коим, похоже, расставался крайне редко.
Мы с генералом сразу нашли предмет для содержательной беседы, приступив к обстоятельному обсуждению некоторых наиболее существенных аспектов героической эвакуации нашей армии из Крыма – операции, самыми активными участниками которой оба являлись. Все складывалось хорошо до тех пор, пока в разговор не вклинился бесцеремонный Игорь.
Конечно, он тоже был свидетелем тех событий, и имел право высказаться, но к тому времени зять стал раздражать меня до такой степени, что сколь-либо продолжительное общение с ним стало для меня невыносимым.
Я не замедлил недвусмысленно продемонстрировать это своим поведением. Но Велтистов, принявший за вечер несколько рюмок этой на редкость пакостной на вкус и запах американской водки, не воспринимал даже прозрачных намеков. С большим сожалением я был вынужден прервать обмен мнениями с уважаемым генералом, успевшим за очень короткий срок снискать мое искреннее расположение.
- Не говори маме (СИ) - Степанова Саша - Детектив
- Бог в человеческом обличье - Татьяна Коган - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- Клинок молчания - Лэй Ми - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Чисто шведские убийства. Отпуск в раю - Андерс де ла Мотт - Детектив
- Кровь и сахар - Лора Шепард-Робинсон - Детектив / Исторический детектив
- Свой человек на небесах - Монахиня Ефимия (Пащенко) - Детектив
- Тополиный пух - Фридрих Незнанский - Детектив
- Злодей Гризам - без автора - Детектив
- Кузнечик - Котаро Исака - Детектив / Триллер