Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не могу, Отгон Эдуардович, – говорила Адель. – Честное слово, не могу. Вы знаете, я для вас, по старой дружбе, готова на все, что угодно. Но ведь я не хозяйка. А Полина Кондратьевна – кремень: знает только свой prix fixe[34]. По полтораста на рыло, за Люлюшку три «сотерна». Entweder – oder[35]. Если я сделаю вам уступку, мне придется доложить из своих: «генеральша» у нас строгая…
– Дьявольски дорого, Адель.
– Что же делать? На то мы рюлинские. Буластиха или Перхунова устроят дешевле. Подите к ним. А то Юдифь…
– Все это, Адель, я знаю, да что пустяки болтать? Не тот шик…
– А если шик нужен, не скупитесь.
– Да! не скупитесь! У меня миллионов нет.
– Будут.
– Вашими бы устами мед пить. И за что так дорого? Ну за что? Только что посидят за столом в самом избранном обществе, скушают отличный ужин, проведут весело время…
(В 1902 году московский обер-полицеймейстер обратил внимание на странный новый класс женщин, приличных по имени, званию, состоянию, живущих на хороших квартирах одиноко или полуодиноко и почему-то выставляющих на доске подъезда вымышленную фамилию – не ту, что значится в паспорте и домовой книге. По расследованию причин, вызвавших в свое время приказ, тоже усердно цитированный газетами, оказалось, что ложные имена псевдонимных дам хорошо известны в мирке шикарных сводниц, ходебщиц и богатых прожигателей жизни. Дамы откровенно признавались, что источником средств к жизни являются для них ужины в веселых мужских компаниях, к которым приглашают их, через разных посредников и посредниц, московские кутилы и, в особенности, наезжие «бразильянцы»: дельцы и жуиры из провинции. Это – уже demimonde[36], но нет улик и «состава преступления», чтобы причислить ужинающих дам к проституции. На первом показном плане здесь – веселое времяпровождение, а торговля полом так ловко тушуется за флиртом и ухарским житьем, что многие профессиональные soupeuses[37] совершенно искренно считают себя женщинами хотя шальными, безумными, порочными, но отнюдь еще не падшими и продажными. В Петербурге класс этот особенно быстро и широко развился в последние годы, когда роскошь мод, прогрессируя с каждою зимою, переделала множество слабых семей в ménages à trois[38], составляющихся из жены, мужа и богатого содержателя или богатых содержателей, платящих счета за туалеты. В числе известных soupeuses много наезжих провинциалок, причем юг оказывается наиусерднейшим поставщиком.)
– А вам бы еще чего? – засмеялась Адель. – Ишь, баловник! А сидеть с вами, кутилами безобразными, разве не труд? Из вашего брата теперь озорники пошли хуже, чем из купцов. Вон – Бажоев, черт старый, третьего дня Жозе на платье бутылку шамбертена опрокинул… Платье триста рублей стоило, а его бросить надо: хуже этих бургонских вин нет, ни за что пятно не отойдет… А получила-то я те же полтораста…
– Не врите, Адель, – уж, наверное, Бажоев заплатил…
– Да, он-то заплатил, потому что он ужасно какой благородный, а другой не заплатит, и ничего с него не возьмешь. Нас обидеть легко… Мы не хористки, не кокотки, скандала поднять не смеем, должны репутацией дорожить…
Криккель считал:
– Следовательно, вы, Эвелина, Жозя – по полтораста, да Люлю триста… семьсот пятьдесят… Уф, даже в жар бросает!..
– Может быть, Люську к концу ужина привезти?
Криккель оживился:
– Эту? Горничную-то? Которая русскую пляшет и песни поет? Привезти, непременно привезти! Панамидзе от нее без ума…
– Двести пятьдесят рублей, – сказала Адель.
Криккель инда крякнул.
– Это почему же?
– Для круглости счета. Чтобы уж ровно тысяча.
– Но за что?
– За оригинальность.
– Вы цените эту особу выше себя самой?
– Нашей сестры в Питере много, а Люська – в своем роде, единственный экземпляр.
– Полно, пожалуйста. Кого вы морочите? На Никольском рынке, – вот где прислугу нанимают, этих ваших Люсек – прямо из деревни – сколько угодно.
– Вот и поищите себе Люську на Никольском рынке, – спокойно сказала Адель, – а наша пусть останется при нас.
– Тьфу! Ну только ради Панамидзе… человек-то больно нужный…
– Не скаредничайте, не жалейте, – ласково говорила Адель. – Ведь уж не даром вы затеяли этот ужин. Истратите две-три тысячи, а делишек обделаете на сто. Так не грех за то побаловать и нас, бедненьких…
– Скидки не будет?
– А ни-ни. Prix fixe. С какой стати? У нас клиентуры – хоть отбавляй. И то придется обидеть кого-нибудь для вас. Ей-Богу, все вечера расписаны на две недели вперед.
– Министр вы, Адель.
– Да уж министр ли, нет ли, а денежки пожалуйте.
– Но я буду надеяться: все буцет аккуратно и благородно?
– Так, что благодарить приедете и браслет мне от Фаберже привезете.
– И уж без всяких гримас, обид, жеманств и фокусов?
– Говорю: браслет привезете.
XIX
Криккель уехал. Проводив его, Адель заметила за дверью растерянную, встревоженную, недоуменную Машу.
– Ага, ты слышала… – хмурясь, сказала она (в последнее время все молодые женщины в рюлинском доме сошлись на «ты»). – Ну что же? Очень жаль… То есть, правду-то говоря, вовсе не жаль, а отлично. Я очень рада, что так вышло наконец… Мне смертельно надоело кривляться. У Полины Кондратьевны свои расчеты играть с тобою в жмурки да прятки. А, по-моему, напрасно; давно пора – карты на стол и в открытую.
– За что ты требовала с Криккеля тысячу рублей?
– За то, что мы – ты, я, Жозя, Ольга, Люция, – сделаем ему честь, поужинаем с ним и с его приятелями.
– А больше… ничего?
Адель сухо улыбалась.
– Vous avez un esprit mal tourné[39]. Больше, покуда, ничего.
Она ударила Машу по плечу.
– За больше, Люлюшенька, и сдерем больше.
Но Маша серьезно смотрела ей в глаза.
– Потом – как же это? Нас ужинать зовут – и Люцию с нами? Горничную? Стало быть, мы на одной с ней доске?
Адель с досадою тряхнула головою.
– Ах, какой аристократизм напал внезапный!.. Да тебе-то что? Если это их каприз? Ведь ты слышала, какие деньги платят… И притом можешь успокоиться, Люцию зовут совсем не ужинать, а после ужина – проплясать русскую и спеть несколько ее глупых песен…
– Но она не умеет петь. У нее и голоса-то нет, визг какой-то…
Адель согласилась:
– Совершенно верно, что не умеет и визг… Но вот поди же: находятся дураки, которым это нравится, и Люська сейчас положительно в моде.
И прибавила нравоучительно:
– Мужчины ведь удивительно глупый народ. Черт знает что иной раз их прельщает. Ну Люська хоть красивая, – и лицом, и фигурою вышла… А то жила тут у нас, у Полины Кондратьевны гостила, одна киргизская или бурятская, что ли, княжна… Да врала, небось, что княжна, – так азиатка, из опойковых. Ростом – вершок, дура-дурой, по-русски едва бормочет, лицо желтое, как пупавка, глаза враскос… И что же ты думаешь? От поклонников отбоя не было. Первый же тюй Сморчевский с ума сходил… «Ах, – кричит, – это из Пьера Лоти!.. „Дайте мне женщину, женщину дикую“… Кризантэм!.. Раррагю!»… Много он тогда на нее денег ухлопал…
Маша, не слушая, резко прервала:
– Ты и с Сморчевского так берешь? И с Фоббеля? И с Бажоева?
– Конечно. Чем они святее других? Со всех. Маша подумала и всплеснула руками.
– Но, Адель! Мы бываем в разных компаниях так часто… Если ты берешь за это деньги, значит, ты ужас сколько получаешь.
– То есть, не я, – поправила Адель. – Я тут решительно не при чем… Получает Полина Кондратьевна, а я только ее доверенное лицо. Да, старуха зарабатывает очень хорошо.
– А мы?
– Что «мы»?
– Мы ничего не получаем?
– Как ничего? – засмеялась Адель. – А это что? Она дернула за рукав Машина платья, коснулась браслета на руке, ткнула указательным пальцем на брошь.
– А это?.. это?.. это… А шесть тысяч под вексель?.. Разве мало затрат?.. Вот она их и возвращает, – и согласись, что очень деликатно: ты вот и сама не знала, как ей отрабатывала…
– Адель, ты поражаешь меня!.. я совсем растерялась в мыслях… Я думала, что Полина Кондратьевна…
– Даром бросит на тебя деньги? – захохотала Адель. – За что же это? Где ты видывала таких благодетельниц рода человеческого?
– Я думала, что она просто – потому, что мне симпатизирует… А тут выходит какой-то промысел…
– Да что ты – малолетняя, что ли? Где и когда бывало, чтобы за симпатию давали тысячные кредиты? Если Полина Кондратьевна рискует на тебя рублями, то, конечно, имеет свой расчет, ищет получить с тебя прибыль…
– Ужасно, ужасно, что ты говоришь, Адель!.. Это – как во сне. Тебя ли я слышу?.. Ты прежде мне говорила не то, совсем не то…
– Мало ли что было прежде? – огрызнулась Адель. – То – прежде, а то – теперь. Да и что тут во всем, что ты слышала, удивительного? И из-за чего ты так кипятишься? Кабы мы заставляли тебя делать что-либо постыдное… А то ведь, сознайся, ни к чему такому мы тебя не приглашали и не принуждали… И не намерены…
– Извини меня, Адель, но все-таки наши ужины, раз они за деньги, это – что-то очень нехорошее… Если бы я знала, что все эти камни и платья приобретаются такою ценою, то лучше бы их не было…
- Избранное - Кира Алиевна Измайлова - Прочее / Фэнтези
- Русуданиани - Без автора - Прочее
- Проект 'Дружина'. Притча о талантах. - Piri Reis - Альтернативная история / Боевая фантастика / Героическая фантастика / Городская фантастика / Прочее / Прочие приключения / Периодические издания / Технофэнтези / Разная фантастика / Фанфик
- Шелест-3 - Константин Георгиевич Калбанов - Альтернативная история / Боевая фантастика / Прочее
- Навь и Явь – 2. Главы 1-4 - Ольга Владимировна Филипповская - Любовно-фантастические романы / Прочее / Периодические издания
- Вся правда о нас - Макс Фрай - Прочее
- Сборник рассказов - Ирина В. Иванченко - Прочее / Русская классическая проза
- Невеста номер 13 или любить запрещено - Софита Гор - Любовно-фантастические романы / Прочее / Периодические издания
- 'Карусель теней' - Андрей Александрович Васильев - Прочее
- Записные книжки дурака - Сатановский Евгений Янович - Прочее