Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта новая политическая черта английского общества проявилась не только в прижизненной роли Дизраэли, но еще более зримо — в посмертном его почитании. День его смерти — 19 апреля 1880 года — на десятилетия стал для королевского двора и тори-консерваторе в «Днём подснежника». Почивший лорд особенно уважал этот цветок.
Лейб-публицист Сесиля Родса — редактор иоганнесбургской «Star» Монипенни — скорбел о Дизраэли лишь чуть меньше, чем лейб-публицист самого Дизраэли — многолетний редактор «Times» Бакли. Что все это означало для Англии в канун нового века?
Ну, во-первых, усиление транснациональных, то есть для Англии — антинациональных тенденций во внешней политике. То, что было выгодно лондонским Ротшильдам, было выгодно и Ротшильдам парижским, и Варбургам берлинским, и Варбургам заокеанским. Но далеко не всегда было выгодно даже всем английским лордам. О народе можно было и не говорить.
Между прочим, Гилберт Кийт Честертон — не только создатель образов патера Брауна и Хорна Фишера, но и самобытный философ, писал: «Бенджамен Дизраэли справедливо сказал, что он на стороне ангелов. Он и был на стороне ангелов — ангелов падших (то есть, напомню, — Сатаны. — С.К.). Он не стоял за животную жестокость, но он стоял за империализм князей тьмы, за их высокомерие, таинственность и презрение к очевидному благу».
Особую пикантность словам Дизраэли о его приверженности ангелам придавало, пожалуй, то, что лорд встал на их сторону во времена бурных споров, вызванных опубликованием «Происхождения видов» Чарльза Дарвина. Тогда-то лордом и было заявлено, что по Дарвину-де человек либо обезьяна, либо ангел, и сам Дизраэли — «на стороне ангелов».
Если вспомнить, что дьявола порой именуют «обезьяной Бога», то с поправкой Честертона вся эта история приобретает дополнительную, хотя и несколько забавную глубину.
Политика князей тьмы, «обезьян Бога», становилась политикой Дизраэли, а та становилась политикой Англии, то есть политикой еврейских космополитических банкиров.
Вот, читатель, любопытная история… Суэцкий канал, обошедшийся в 400 миллионов франков и 20 тысяч жизней египетских феллахов, был официально открыт для судоходства 17 ноября 1869 года. Проект канала принадлежал французу Лессепсу, строили канал французы и преимущественно французы им владели — к крайнему неудовольствию Англии. 44 % акций (176 600 штуками из 400 000) владел египетский король — хедив Измаил-паша.
Суэцкие акции были «золотыми», но «вдруг» в 1875 году Дизраэли «неожиданно узнает» о том, что хедив готов свою долю акций продать. Кредиты на закупку можно было провести через парламент, но разве мог Дизраэли забыть о Ротшильдах! Вместо государственного беспроцентного финансирования деньги под проценты взяли у них — якобы в целях ускорения сделки. За 100 миллионов франков английское правительство стало вначале совладельцем канала частично, а после оккупации Египта англичанами в 1882 году — фактически полностью. Советская «История дипломатии» резюмировала: «Теперь… контроль над каналом был английскому правительству обеспечен».
Так-то оно так, но вот правительству ли? Граф Арчибальд Филипп Примроз Розбери был влиятельным лидером либералов. С 1892 по 1895 год он — вначале министр иностранных дел, а потом премьер-министр Англии. Граф относился к группе «либералов-империалистов», был сторонником репрессивных мер в Южной Африке, обеспечивавших интересы… Кого? Да все тех же Ротшильдов.
И ещё бы Розбери не хотел войны с бурами! Ведь в тридцать лет, в 1878 году, он стал мужем единственной дочери всесильного Ротшильда Лондонского — Ганны. Вот почему через полтора десятка лет граф Ламздорф сетовал 22 мая 1895 года: «Парижский Ротшильд отказывается вести переговоры о частичном займе, поскольку не может это делать без лондонского Ротшильда, а тот, будучи родственником Розбери, имеет собственные замыслы».
К слову, читатель, кроме лондонских и парижских были еще и Ротшильды венские, где они через крупнейший банк «Кредит-Анштальт» контролировали экономику Австро-Венгрии.
В 1895 году кабинет Розбери пал, но новый кабинет Солсбери тоже был связан с Ротшильдами если не родственными, то дружескими и деловыми связями. Такой ротшильд-фактор почти автоматически пристегивал английскую политику к американской.
Конечно, развернуть тяжеловесный дредноут Альбиона к бывшей его колонии было делом непростым и нескорым, но для ротшильдов и варбургов совершенно необходимым, потому что Североамериканский континент, надежно укрытый от военных потрясений, уже давно рассматривался ими как будущая главная резиденция мирового капитала.
Для британской Англии долговременные нормальные (как минимум — нейтральные) отношения с Германией были бы разумными. Для ротшильд-Англии — абсолютно недопустимыми. Борьбой этих двух мощных тенденций и определялась непоследовательность и раздвоенность английской политики…
Американка Барбара Такман, написавшая в 1962 году интересную книгу о начале Первой мировой войны «Guns of August» («Пушки августа»), считает, что Германия могла бы иметь союз с Англией, если бы не отвергла «заигрывания министра колоний Джозефа Чемберлена».
Советский автор книги о Джозефе и его сыновьях Лев Кертман убежден в обратном: ни о каком согласии не могло быть и речи, потому что, мол, Германия была «главным империалистическим конкурентом Великобритании». Неправы тут, нужно сказать, оба.
Кстати, тезис Кертмана еще раньше высказал академик Тарле. Он также считал, что союз Германии с Англией неизбежно делал бы Германию «солдатом Англии на континенте» с перспективой войны против России постольку, поскольку Россия-де была связана союзом с Францией.
Если Евгений Викторович что и доказал, так только то, насколько вредной и неестественной для России была ее ориентация на Францию. Ведь без союза с Францией не могло быть и резкого ухудшения отношений с немцами.
Возможный же союз немцев и англичан, хотя был бы не лучшим для России вариантом, но и не смертельным, Конечно, в таком случае России, например, были бы закрыты пути в Персию и еще кое-куда… Ну и что? Нам нужен был иной путь — в глубь России, в глубь себя…
* * *Объективные условия для сближения Англии и Германии были, но не на той базе, которую имели в виду Такман, да и сам Чемберлен. Чемберлен раз за разом считал, что возможно «генеральное соглашение между Германией, Англией и Америкой». Однако смысл имел бы лишь союз Англии и Германии против Америки.
Как бы то ни было, Англия развивалась естественно. И хотя она крепла за счет колоний, но из своего дома она выходила во внешний мир сама. Германия тоже развивалась и крепла, используя внутренние силы прежде всего собственного народа. Это же можно было сказать и о других народах Земли, кроме… двух — еврейского, саморассеявшегося по планете, и американского. Америка создавалась как своего рода «черная дыра», в которую проваливались части разных народов, всемирные ресурсы и золото… Своими успехами Америка была обязана чужим народам как минимум не меньше, чем собственному.
Англия же и Германия оказались наиболее развитыми странами мира благодаря качествам самих английского и немецкого народов. Обе нации имели право сказать: «Мы развили нашу Родину сами, даже если средства для этого брали у других!». Американский же человеческий «коктейль» мог лишь драчливо заявлять: «А пошли вы все к черту!», потому что Америка развивалась в условиях искусственных, тепличных и уже поэтому неестественных. Объединение англо-немецкой европейской естественности против еврейско-американской искусственности дало бы могучий потенциал развитию нового мира.
Также естественно (пусть и медленно, с задержками и просчетами) развивающаяся Россия могла бы вскоре стать в таком мире той третьей опорой, которая окончательно придала бы устойчивость подлинному прогрессу человечества.
Возможна была и иная последовательность: вначале германо-русский союз, а потом уже — присоединение к нему Англии.
И если и был в таком возможном раскладе «четвертый лишний», так это — Франция.
Когда Чемберлен нащупывал возможности союза с рейхом, Вильгельм II сообщил об английском предложении Николаю II и поинтересовался, что он может получить взамен от России, если откажется от «английского варианта»? Было ясно: Вильгельм хотел знать, не отойдет ли Россия от ориентации на Францию? Увы, советчики царя придерживались твердого мнения относительно Франции.
Профранцузско-антигерманская линия русской политики постепенно укреплялась. И все тот же Тарле позже был уверен, что царь поступил верно, не попавшись на удочку германского кузена, ведь немцы же всерьез о германо-английском заговоре против Европы и не помышляли, поскольку, мол, в этом случае Германия становилась континентальным наемником бриттов.
- Договор о несокращении вооружений - Михаил Барабанов - Публицистика
- Россия за Сталина! 60 лет без Вождя - Кремлев Сергей - Публицистика
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Ржаной хлеб - Юрий Тарасович Грибов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Огнепоклонники - Владимир Соколов - Публицистика
- Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Иван Игоревич Стародубцев - Политика / Публицистика
- Советский Союз, который мы потеряли - Сергей Вальцев - Публицистика
- Связь времен - Федор Нестеров - Публицистика
- Ползком - Федор Крюков - Публицистика
- Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского - Владимир Грибовский - Публицистика