как школьник-отличник. 
Бобров благосклонно кивнул ему, предлагая продолжать. Дружище воодушевленно затарахтел:
 – Весеннее платье от Баленсиаги, натуральный шелк цвета барби – это такой яркий розовый, акцентированный рукав с перетяжками, квадратный вырез с отделкой мелким жемчугом, многослойный подол. Туфли нюдовые от Джимми Чу, натуральная кожа, острый нос, каблук двенадцать сантиметров…
 – Вы описываете не женщину, а ее наряд, – заметил заскучавший опер.
 – Потому что женщина, в отличие от наряда, была никакая, – надулся Петрик, чью внимательность не оценили так же, как эрудицию и бескорыстие. – Обычная дамочка бальзаковского возраста, ничего особенного…
 – А ее поведение?
 – А что ее поведение? – Я дернула Петрика за полу, призывая уняться, и вступила в беседу.
 – Было ли оно каким-то особенным?
 – Что вы имеете в виду? – Мы озадаченно переглянулись.
 – Стриптиз она не исполняла, на столе не танцевала, да у нас никто такого не делает, мы очень приличный клуб, – сказал дружище с легким сожалением.
 – Может быть, Афанасьева была мрачна? Задумчива? Не участвовала в общем веселье, молчала или, наоборот, говорила невпопад? – подсказал Бобров.
 – Да нет же, с аппетитом пила и ела, как все, слушала Дору. – Я пожала плечами и вдруг вспомнила: – Погодите, так можно же посмотреть на нее! У нас вчера на мероприятии оператор работал, он постоянно снимал присутствующих на видео и уже должен был прислать мне ссылку на файлы в облаке!
 Я живо достала свой смартфон, открыла свежее сообщение в мессенджере и даже прошла по ссылке, но опер, зануда, отказался устраивать коллективный видеосеанс:
 – Перешлите мне ссылочку для изучения этих материалов.
 Я переслала. Петрик внимательно наблюдал – наверное, запоминал телефончик неприступного Боброва.
 – Что было дальше, после вашего заседания? Куда пошла Афанасьева? – Красавец-опер авансов не раздавал, держался строго.
 – После заседания было традиционное общее фото, потом все разошлись. Куда кто пошел – мы не видели…
 – Мы сидели в беседке, доедали пирожные. Вку-усные! – Петрик закатил глаза.
 – Но вы в курсе, что Афанасьева пропала. Откуда?
 – Мне Доронина позвонила, когда мы уже выходили из парка. Сказала, что к ней явился водитель этой Афанасьевой, он потерял хозяйку, и Дора попросила нас ее поискать. Мы пробежались по дорожкам, но даму в розовом не увидели и ушли, – добросовестно изложила я.
 – Кста-а-ати! – Петрик сделал большие глаза и подпихнул меня острым локтем. – Когда мы шуршали в зарослях в поисках дамы в розовом, рядом крутился кто-то очень подозрительный в черном!
 Бобров приподнял брови – тоже черные, четкие, вразлет.
 – Сначала шел за нами, хоронясь в кустах, а потом, когда я повернулась, чтобы выяснить, кто это и почему за нами следит, побежал обратно, – рассказала я.
 – То есть вы этого подозрительного человека не видели?
 – Но точно знаем, что на нем был экологичный черный трикотаж, натуральный хлопок без примеси эластана! – вмешался Петрик.
 – Мы нашли в кустах обрывок ткани, он зацепился за колючки, – объяснила я.
 – Если нужно, я готов передать вам этот ценный вещдок, – великодушно предложил Петрик. – Я его дома оставил, но мы можем встретиться вечером, и я…
 – Спасибо, пока не надо, – непробиваемый Бобров отказался и от вещдока, и от вечерней встречи. Он встал. – Если еще что-то вспомните…
 – Позвоним вам! – с готовностью кивнул Петрик.
 – Стойте! – до меня вдруг дошло, что мы с другом упустили что-то важное. – А к чему были эти расспросы? Вы же сказали, что Афанасьева уже нашлась?
 – Да, в парковом пруду. Мертвой. – Опер пару секунд созерцал наши вытянувшиеся лица, потом удовлетворенно кивнул: – Всего доброго, – и удалился.
 Я тяжело бухнулась на стул и обмахнулась первой попавшейся бумажкой.
 – Ничего себе! У нас труп!
 – Давай ты не будешь так сильно переживать и портить документы финансовой отчетности. – Петрик забрал у меня слегка помятый счет. – В конце концов, кто нам эта Афанасьева? Не родственница, не подруга. Мы даже познакомиться с ней толком не успели.
 – Но она из «Дорис»! Член нашего клуба!
 – Она едва успела в него вступить…
 – …Как стала трупом! Какая нехорошая последовательность!
 – Люся, «после» не значит «вследствие»!
 – Тут ты прав. – Я сбавила обороты. – И все же, все же… Не нравится мне все это… Еще и Доронина куда-то пропала…
 – Давай ей звонить, – предложил дружище, и затем мы битый час поочередно набирали номер Доры.
 Повезло, как ни странно, мне. Вообще-то я не особо везучая, даже в лотерею никогда не выигрываю. Но тут подфартило – когда я уже не надеялась, что Дора ответит, гудки в трубке вдруг сменил недовольный голос:
 – Ну?
 – Иди ты… на войну! – спонтанно срифмовала я, чудом удержавшись в рамках цензуры. – Михалыч, ты где? Мы тебе звоним, звоним…
 – Где, где… в Караганде! Что за паника?
 – Дора, к нам приходили из полиции! Вернее, к тебе. В смысле, в офис. Хотели поговорить с тобой, расспрашивали про Афанасьеву…
 – Бли-и-ин! Ну что за… Вот принесло вас в офис, когда не надо! Выходной же, сидели бы дома! И что вы там наболтали полиции?
 – Что Афанасьева на заседании клуба вела себя нормально, а потом мы по твоей просьбе ее искали. А еще Бобров…
 – Каких еще бобров вы искали?!
 Я отодвинула мобильный от уха и посмотрела на него в недоумении. Петрик пощелкал перед моим лицом пальцами, привлекая внимание, аккуратно забрал у меня аппарат, включил громкую связь и мягко сказал в трубку:
 – Дарлинг, Бобров – это фамилия опера, который к нам приходил. Он сказал нам, что Афанасьеву нашли еще вчера. В пруду. Ты знала?
 В трубке установилась тишина.
 – Федор Михалыч, нам нужны объяснения! – сунувшись к аппарату, потребовала я.
 – Ага, как же, сейчас! Это не телефонный разговор.
 – Так напиши сообщение в мессенджере!
 – Спятила? – Дора помычала, как будто у нее зубы заболели, явно что-то решая, а потом заговорила деловито и четко: – Ладно, слушай сюда. Пообщайся пока с Кокошниковым. Прикинь, каковы наши риски, и подумай, что можно сделать. Пришел твой час, Суворова! Это пока все инструкции, остальное при встрече.
 – А когда… – Я не успела договорить – в трубке раздались гудки.
 – Какая прелестная фамилия – Кокошников! – восхитился Петрик. – Кто это? Так и вижу доброго молодца древнерусского фольклорного типажа. Он бел, румян…
 – Губами червлен, бровьми союзен, – пробормотала я. – Не знаю я никакого Кокошникова…
 «Дзынь!» – звякнула эсэмэска.
 Доронина прислала мне контакт И. М. Кокошникова.
 – Хоть бы расшифровала это «И Эм», – посетовала я. – Как к человеку обращаться? Иван Михайлович? Игорь Максимович? Ипполит Матвеевич?
 – Илья Муромец? – подсказал Петрик, все еще оставаясь в плену фольклорного образа.
 – Очень странно звонить человеку, о котором не знаешь ничего, даже его имени, чтобы поговорить неизвестно о чем, – пожаловалась я, набирая присланный Дорой номер.
 – Да! Слушаю! – как-то нервно отозвался И Эм Кокошников.