спросила я. 
– Булочки? – Братец с подозрением поглядел на меня. – Или вы их съели уже, а я и не заметил? Пахло же булочками – ванилью или корицей… – Он смешно зашевелил носом, вынюхивая соблазнительные ароматы.
 Петрик не удержался – захохотал и замахал руками на Эмму-вынюхивателя, стирая салфеткой слезинку.
 – Булочки… ха-ха-ха… бу-улочки… Я бы даже сказал – конкретные такие булки, размера икс-икс-эль, если не больше!
 – Ты это о чем? – уточнила я, кроша галету в розетку с вареньем.
 Не дожидаться же милостей, то есть булочек, от природы. Кто хочет десерт, должен сделать его себе сам!
 – Ванилью пахло от сдобного толстячка, – объяснил дружище. – Я затрудняюсь определить парфюм, но это точно не «Спешл фо Джентльмен Ле Галион» – там ваниль исключительно в шлейфе и нет животной брутальности, только спокойная мужественность в стиле Пирса Броснана. Может, «Эскапад а Бизанс Олибр»? Там как раз есть такой сладковато-медовый гелиотроп с ванилью…
 – То есть булочками пахло от того мужика? – догадался Эмма.
 Он вздохнул и попытался стянуть у меня из-под руки розетку с самодельным десертом. Как же!
 Я шлепнула нахала по руке:
 – Сам себе сделай сладкое!
 – Не могу, печенья больше нет.
 – Была же целая пачка!
 Я посмотрела сначала на столе, потом под ним. Печенья уже не было. Брэда Питта тоже. Из-под рояля доносилось торопливое чавканье.
 – Ну, если больше ничего не осталось, мы, пожалуй, пойдем, – вставая из-за стола, сказал Петрик, как Винни-Пух. – Мелкий, ты моешь посуду и ждешь других покупателей. А мы с Люсей идем на речку и будем там загарать, потому что скоро уже можно будет носить шорты, а у нас ноги бледные, как поганки.
  До реки от именьица рукой подать, достаточно пересечь дорогу и пустошь, заросшую ивняком да осокой – и вот он, берег. Мы с другом устроились на мостках: я улеглась на принесенное с собой полотенце, а он просто встал – руки в боки, подбородок вверх – лицом в зенит и медленно крутился вправо-влево. Почему-то Петрик думает, что так он лучше загарает. Наверное, ассоциирует себя с курицей в гриле.
 Солнышко припекало уже по-летнему, а комары за стремительной сменой сезонов не поспевали. И все было бы прекрасно, но журчание близкой воды неприятно напоминало об утонувшей Афанасьевой. Полежав некоторое время на спине, я перевернулась на живот, подперла подбородок кулаками и уставилась на Петрика.
 – Что? – заволновался он. – Я уже красный? Сгораю?
 – Не помню, чтобы ты когда-нибудь краснел, – сказала я честно, хотя и несколько о другом. – И в этой связи у меня вопрос: тебя совсем не волнует трагическая гибель Ольги Петровны?
 – Кого? А-а-а… Дамы в розовом… Тебе как, честно ответить? Или так, чтобы ты не была шокирована?
 – Понятно. Завидую твоей толстокожести. – Я снова перевернулась и села.
 Совесть и интуиция, предчувствующая неприятности, пищали и кусались, вполне заменяя отсутствующих комаров. Я ассоциативно почесала пятую точку – неприятности почему-то вечно приходятся именно на нее – и потянулась к сброшенной одежде, чтобы достать из кармана мобильник.
 Очень вовремя: в почту уже упало письмо от Олежека с коротким текстом «С тебя два косаря» и ссылкой на аудиофайл в облаке.
 Я вывела громкость аппарата на максимум, прошла по ссылке и прослушала запись, над которой звукарь добросовестно поработал. Треск и грохот грозового конфетного фантика он убрал, и теперь стали слышны голоса Доры и ее собеседника. Правда, местами в беседе образовались дыры – очевидно, партию фантика пришлось выдирать с мясом.
 Мы с Петриком очень постарались, чтобы заполнить неинформативные паузы.
 – Ни при чем! – уверенно заявила Дора.
 – Полиция с вами может не со… – возразил ее собеседник.
 – «Не согласиться», – расшифровала я.
 – Вы знали, чтольгапет… блюд… ха, налить…
 – Он матерится и требует выпивку? – не понял Петрик. – А с виду приличный мужчина…
 Я отмотала назад, еще раз прослушала этот фрагмент и догадалась:
 – Нет, он спрашивает, знала ли Дора, что Ольга Петровна наблюдалась у психоаналитика!
 Петрик над моим ухом присвистнул, а Дора в записи ответила:
 – Я не вдова… а дробь!
 – «Я не вдавалась в подробности», – перевела я для Петрика.
 У него нет моего опыта борьбы с хрипатыми дешевыми диктофонами. Я-то, пока была газетным корреспондентом, навострилась расшифровывать аудиозаписи, сделанные бог знает в каких условиях.
 – Вы луч, – убежденно сказал собеседник Дорониной.
 – Света в темном царстве? – усомнился Петрик, прекрасно знающий Дору.
 Я помотала головой:
 – Слушай дальше!
 – …мните… навам… зывал…
 – Что мять? И кто взывал?
 – Петь, ну все же понятно: «Вы лучше вспомните, что она вам рассказывала»!
 – О чем?
 – А я знаю? Слушай!
 – …воосо! – Дора повысила голос.
 – «Ничего особенного», – расшифровала я.
 – А почему она тогда так нервничает?
 – Мужик, похоже, настаивает, чтобы она подтвердила, будто Афанасьева была не в себе, – предположила я. – Помнишь, об этом и Бобров нас спрашивал – не вела ли себя дама в розовом как-то странно.
 – А! – До Петрика дошло. – Типа, та дама чокнулась и потому утопилась? Отличный вариант для полиции – оформить дело как самоубийство!
 – Кокошников – а мы же предполагаем, что это он тут у нас, – постучала я по мобильнику с записью разговора, – на полицейского не был похож.
 Мы помолчали, подумали и вернулись к прослушиванию записи. А там только хвостик остался:
 – …ветую мол… – сказал мужчина.
 – Советует Доре молчать, – предположила я.
 – Или молиться! – округлил очи Петрик.
 Он любит нагнетать и драматизировать.
 – В любом случае ясно, что от Кокошникова, если это действительно он, можно ждать неприятностей, – заключила я.
 – Неприятности – понятие растяжимое, – справедливо заметил Петрик. – У меня вчера на костюмных брюках затяжка образовалась – это неприятность. И Афанасьева утопла – это тоже для нас неприятность. А масштаб-то, на минуточку, разный!
 – Знать бы, как она утопла, – задумалась я. – Сама по себе или кто-то помог? Крайне важный для нас вопрос.
 – Почему? Какая нам разница?
 – Ну, Петь, подумай сам: одно дело, если гибель тетеньки – случайность или работа убийцы. И в том и в другом случае мы – клуб «Дорис» – ни при чем. А вот если она сама пошла и утопилась, да еще сразу после нашего мероприятия, то тут впору задуматься: что за сомнительные рецепты счастья предлагает Феодора Батьковна, если ее новая последовательница отправилась не в светлое будущее, а прямиком на тот свет?
 – Как жаль, что с нами нет Мишеля, – сказал дружище и покосился, проверяя, не произвело ли на меня упоминание Караваева тягостного впечатления. – С его связями он быстро прояснил бы ситуацию с нашей утопленницей.
 Я кивнула, соглашаясь со сказанным. У Караваева множество навыков и знакомств, не совместимых, казалось бы, с мирным турбизнесом. Но он не всегда держал бюро путешествий. Когда-то мой любимый летал в загранку исключительно в