Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охотник на крупную дичь, Гек ощущал вкус к жизни, лишь наполняя ее опасностями и приключениями. Несколько раз в год он отправлялся в экспедиции, чтобы привезти животных для своего зоопарка, а заодно и добыть пару голов с длинными рогами для украшения стены в доме или встретиться нос к носу с разъяренной, вставшей на дыбы медведицей-гризли. Он обожал смертельный риск дикой охоты, особенно в Африке, о которой рассказывал в своих научных письмах, – их он писал при свете фонарика, примостившись на походном стуле рядом с жарким костром, пока его товарищи спали, а в непроглядной темноте ворчали невидимые львы. «Передо мной мерцает костер, – писал он, – а у меня за спиной, в черной бесконечности возятся невидимые и загадочные дикие звери»[17]. В одиночестве, но едва ли испытывая страх в окружении хищников, он воспроизводил дневные подвиги чернилами на бумаге, иногда чтобы не забыть, иногда чтобы поделиться с друзьями из другой реальности, из той самой Европы, которая казалась ему далекой планетой. К его письмам часто прилагались фотографии, на которых он был запечатлен в момент охоты: заарканивал жирафа, вел за собой детенышей носорога, ловил трубкозуба, уклонялся от атакующего слона.
Гек любил коллекционировать трофеи, напоминающие о первобытной составляющей его натуры, которая проявлялась в далеких диких краях: живые звери, чтобы показывать их в зоопарке, мертвые звери, чтобы набить чучело, фотографии, чтобы вставить в рамку и выставить на всеобщее обозрение. В лучшую пору своих путешествий он, кажется, коллекционировал саму жизнь, ведя многотомные дневники, делая сотни фотографий, выпуская популярные книги (такие как «Мои приключения с животными»), которые иллюстрировали его страсть к жизни в дикой природе и где он в подробностях описывал примеры удивительной храбрости, выносливости и смекалки. Гек знал свои сильные стороны, восхищался геройским началом в себе и других и умел рассказать за выпивкой на ежегодных встречах какую-нибудь захватывающую байку. Хотя порой он явно сочинял небылицы о самом себе, свойства его характера соответствовали его профессии, которая всегда привлекала людей с жаждой открывать новое, бегущих от оседлой жизни, мечтающих о больших испытаниях, какие помогают ощутить бренность собственного существования. Без таких, как Гек, на картах до сих пор изображали бы плоский мир, и никто не верил бы в то, что у Нила есть исток. Время от времени Гек истреблял драконов – точнее, их реально существующие прототипы, – но в основном ловил зверей, фотографировал и с удовольствием показывал их публике. Страстный и целеустремленный, когда его внимание привлекало какое-нибудь животное, не важно, дикое или домашнее, чтобы получить его, он шел на любые ухищрения и уловки и не отступал до тех пор, пока не одолевал зверя или не уламывал его хозяина.
Не одно десятилетие братья Гек добивались одной фантастической цели, решения задачи, которая занимала Хайнца и которая полностью захватила Лутца, – возродить три вымерших вида: лошадей времен неолита, известных как лесные тарпаны; тура (дикого прародителя крупного рогатого скота в Европе) и зубра, европейского или лесного бизона. Накануне войны братья Гек вывели животных, близких к турам и тарпанам, однако породы, сохранившиеся в Польше, ближе соответствовали эталонному типу, в них отчетливее читались наследственные черты.
Гекам требовались доисторические, нетронутые внутривидовым смешением особи, и хотя Лутц рассчитывал упрочить свой авторитет и снискать славу, им двигали и более личные мотивы – его будоражила мысль вернуть к жизни истребленных, почти волшебных животных, самому распоряжаться их судьбой, охотиться на них ради развлечения. Генная инженерия появилась только в семидесятых годах, поэтому он решил прибегнуть к евгенике, традиционному методу выведения пород животных, которые отличались бы определенными качествами. Гек рассуждал примерно так: животное наследует от каждого родителя по пятьдесят процентов генов, и гены даже истребленного животного сохраняются в генофонде оставшихся, поэтому, если соединить эти гены, скрещивая животных, больше всего похожих на истребленных, со временем можно получить их восстановленного чистокровного предка. Война предоставила ему возможность грабить зоопарки и дикую природу Европы в поисках лучших представителей вида.
Так получилось, что все выбранные им животные благоденствовали на территории Польши, а их историческим местом обитания была Беловежская пуща, и печать уважаемого польского зоопарка должна была легализовать его деятельность. Когда Германия захватила Польшу, Гек принялся обыскивать крестьянские хозяйства в поисках кобыл, имевших в облике черты тарпанов, чтобы скрестить их с несколькими сохранившимися в чистоте породами, включая шетлендских пони, арабских лошадей и лошадей Пржевальского, в надежде вернуть исчезнувшее животное, дикую, едва ли поддающуюся приручению лошадь, изображения которой, сделанные охрой, находятся в пещере Кро-Маньон. Гек рассудил, что для ее восстановления потребуется не так уж много поколений – может быть, шесть или восемь, – поскольку последние тарпаны бродили по лесам северо-восточной Польши еще в 1700-е годы.
В ледниковый период, когда ледники полностью покрывали Северную Европу и продуваемая всеми ветрами тундра простиралась до самого Средиземного моря, густые леса и обильные луга предоставляли убежище громадным табунам тарпанов, которые бродили по низменностям Центральной Европы, кормились в степях Восточной Европы и галопом носились по Азии и обеим Америкам. В V веке до нашей эры Геродот писал, с каким восторгом он наблюдал, как табуны тарпанов пасутся на заболоченных низменностях, ныне оказавшихся территорией Польши. Веками чистокровные тарпаны обманывали охотников, каким-то образом выживая в Европе, однако к XVIII веку их осталось немного, частично из-за того, что мясо тарпанов ценилось – оно было сладким, но, что важнее, редким, – а частично из-за того, что тарпаны скрещивались с одомашненными лошадьми, производя плодовитое потомство. В 1880 году, спасаясь от людей, последняя дикая кобыла погибла, сорвавшись в расселину на территории Украины; последний тарпан, живший в неволе, умер спустя семь лет в Мюнхенском зоопарке. С этого момента вид считался официально истребленным – просто еще одна глава в анналах жизни на Земле.
Люди одомашнили диких лошадей примерно шесть тысяч лет назад и тут же принялись совершенствовать их: непокорных убивали на еду, а разводили послушных, чтобы вывести лошадь, на которой легко ездить верхом и пахать. В ходе этого отбора мы перекроили природу лошади, вынудив ее скрывать свою живость, непокорность, тайную дикость. Живущие обособленно, пасущиеся свободно лошади Пржевальского сохранили этот огонь, и Гек собирался примешать их боевой дух к новому генетическому коктейлю тарпанов. История приписывает «открытие» диких азиатских лошадей, случившееся в 1879 году, русскому исследователю польского происхождения полковнику Николаю Пржевальскому, что следует из названия лошади, хотя, разумеется, она была прекрасно известна монголам, которые называли ее тахки. Гек включил в свою формулу выносливость тахки, их горячий норов и внешний вид, однако он рассчитывал получить другое создание, гораздо более древнее, – лошадь, которая господствовала в доисторическом мире.
Какой впечатляющий образ – великолепная, возбужденная лошадь, роющая землю всеми четырьмя копытами, красноречиво декларируя этим свою непокорность. Хайнц Гек писал после войны, что они с братом затеяли проект по обратной селекции[18] не только из любопытства. Если уж человека нельзя остановить на пути безумного уничтожения себе подобных, а также других существ, есть хотя бы небольшое утешение в том, что какой-то вид животных, уже истребленный, можно снова вернуть к жизни. Но к чему скакать на тарпанах, если нет достойной дичи для охоты?
Лутц Гек вскоре занялся зубрами, включая и тех, которые были украдены из Варшавского зоопарка. Он полагал, что под покровительством лесного духа Беловежской пущи они смогут благоденствовать, как благоденствовали их предки. Геку представлялось, как зубры снова бродят по дикому лесу, солнечный свет сочится между ветвями стофутовых дубов и лесной массив так и кишит волками, рысями, дикими кабанами и прочей дичью, к которой уже скоро, надеялся он, присоединятся и табуны древних лошадей.
Гек также искал легендарного быка, тура; некогда это было самое крупное сухопутное животное в Европе, прославившееся своей силой и свирепостью. Когда льды ледникового периода растаяли, примерно двенадцать тысяч лет назад, большинство гигантских млекопитающих исчезло, однако в холодных лесах Северной Европы некоторое количество туров уцелело, и весь современный крупный рогатый скот произошел от этих немногих, потомков которых не без труда одомашнили восемь тысяч лет назад. Поскольку тур был истреблен в 1600-е годы – недавно, по меркам эволюции, – Гек был уверен, что сможет его воссоздать и, воссоздав, заодно спасти от «расовой деградации». Он мечтал, что этот бык, наряду со свастикой, станет, может быть, неотделим от нацизма. На некоторых рисунках того времени тур и свастика объединены в эмблему, сочетающую идеологическую податливость с неистовой силой.
- С жизнью наедине - Кристин Ханна - Зарубежная современная проза
- Куриный бульон для души. 101 история о женщинах - Марк Виктор Хансен - Зарубежная современная проза
- Портрет с пулей в челюсти и другие истории - Ханна Кралль - Зарубежная современная проза
- И повсюду тлеют пожары - Селеста Инг - Зарубежная современная проза
- Верность - Рейнбоу Рауэлл - Зарубежная современная проза
- Потешный русский роман - Катрин Лове - Зарубежная современная проза
- Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Джонатан Кэрролл - Зарубежная современная проза
- Однажды я тебя найду - Ричард Мэдли - Зарубежная современная проза
- Красный ошейник - Жан-Кристоф Руфен - Зарубежная современная проза
- Вопреки искусству - Томас Эспедал - Зарубежная современная проза