Форма входа
Читем онлайн Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Гораздо меньше сочувствия вызывает у Бунина Зотов — еще не старый, в расцвете сил, вчерашний брянский мужик, сделавшийся, благодаря своей феноменальной напористости и удачливости, преуспевающим дельцом. Его буквально разрывает от бушующей в нем энергии, бросаемой на все новые и новые аферы: «и правительственную службу, и пароходную агентуру, и чайные дела» и т. д. Если господин из Сак-Франциско, преждевременно изношенный, умирает от усталости и пресыщения, то Зотов, с его сверхчеловеческой энергией, пребывающий вдобавок «всегда во хмелю — от нервности, от жары, от табаку, от виски», сам сжигает себя. Он неглуп и чувствует, что впереди у него лишь пустота. И только там, в индийских тропиках, куда забросила его судьба, по временам начинает его охватывать «тоска какого-то бесконечно далекого воспоминания» о своей «прародине». Как и Казимир Станиславович, он близок к тому, чтобы оборвать свою бессмысленную жизнь.
Но Зотов, этот странный и страшный тип, с признаками вырождения, все же не чета Адаму Соколовичу из рассказа «Петлистые уши» — жестокому выродку, для которого спланированное и хладнокровное убийство женщины составляет развлечение, приятно щекочущее нервы. Не оттого ли, — как бы спрашивает Бунин читателя, — что не перевелись пока на земле выродки с «петлистыми ушами», все еще содрогается она от войн, насилий, казней? Появление на бунинских страницах именно в 1916 году чудовищного Соколовича так же не случайно, как и молодого самоуверенного немца, будущего ученого, который тоже по-своему страшен, ибо для него не существует «ни бездн, ни тайн» жизни, а лишь собственная карьера, ради которой, чувствуется, он не остановится ни перед чем («Отто Штейн»).
Именно теперь, в пору творческого расцвета, когда, казалось бы, должна была появиться уверенность в себе, Бунин, напротив, становился все более и более придирчив к своей работе. И с годами это свойство росло в нем. Нельзя работать, творить, «как птица поет», полагаясь только на свой талант: художественное произведение нужно строить — эти слова он скажет позже, а в 10-е годы, создавая свои самые знаменитые вещи, он нередко жаловался на «каторжный труд» писателя. Характерно, что Бунин вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь видел следы этих тяжких творческих мук, то есть его черновики, которые стремился уничтожать. А сохранившиеся бунинские черновики между тем — вещь поучительная и интереснейшая. По ним видно, как достигал он той неповторимой силы выразительности, того неподражаемого стиля, по которому его, Бунина, можно было узнать безошибочно. Он не терпел многословия, освобождался от излишних эпитетов, создавал свою прозу плотной, сжатой, что позволило в свое время Чехову сравнить ее с слишком «густым бульоном»… И совершенно не выносил словесных штампов. Когда в «Господине из Сан-Франциско» он написал: «Декабрь „выдался“ не совсем удачный», то словечко выдался иронически взял в кавычки, так как позаимствовал его из чуждого ему лексикона: из лексикона богатых и безликих господ, которые действуют в его рассказе. Слух на фальшь, серость языка был у него острейшим. Как-то (было это уже спустя много лет) он довольно резко оборвал собеседника, употребившего «штампованное» выражение, вроде: «недоразумение произошло на почве…» и т. д. «На почве растет трава, а не происходят недоразумения», — разгневался Иван Алексеевич…
И в ранние и в поздние годы он повторял, что ремесло писателя — тяжкий труд. «Какая мука, какое невероятное страдание литературное искусство! Я начинаю писать, — говорил он в 10-е годы, — говорю самую простую фразу, но вдруг вспоминаю, что подобную этой фразе сказал не то Лермонтов, не то Тургенев. Перевертываю фразу на другой лад, получается пошлость, изменяю по-другому — чувствую, что опять не то, что так пишет Амфитеатров или Брешко-Брешковский. Многие слова — а их невероятно много — я никогда не употребляю, слова самые обыденные. Не могу. Иногда за все утро я в силах, и то с адскими муками, написать всего несколько строк… Какая мука наше писательское ремесло… А какая мука найти звук, мелодию рассказа, — звук, который определяет все последующее! Пока я не найду этот звук, я не могу писать» (сб. «В большой семье», Смоленск, 1960, с. 247, 248).
И еще, говорил Иван Алексеевич, — есть литераторы, «иногда очень ловкие», и есть писатели — художники. Настоящий писатель — тот, который, когда пишет, видит то, что пишет. Но и талантливый человек должен все время трудиться, не позволять себе «разбалтываться». Именно эти слова сказал Бунин в 1918 году В. Катаеву, тогда начинающему писателю, прочитав его рассказы. Он спросил молодого человека, много ли тот читает, и когда услышал в ответ, что совсем не много, а лишь то, что нравится, был весьма недоволен. Читать, сказал Бунин, нужно больше, причем не только беллетристику, но и исторические книги, путешествия, книги по естествознанию. Нужно заставлять себя читать, даже если будет «скучно». И посоветовал читать «Жизнь животных» Брема, чтобы обогатить словарь: «Какое описание окрасок птиц!»
Между тем шел уже третий год войны, которая угнетающе действовала на Бунина. Чувство тоски н безысходности растет у Бунина с каждым месяцем. И хотя в своих произведениях он ставит проблемы и обрисовывает характеры, как уже было сказано, скорее в отвлеченном, морально-философском плане, нежели в конкретно-историческом, — от этого не исчезает ощущение связи со временем, а обличение зла ничуть не лишается резкости и силы. Впрочем, в том же 1916 году Бунин создал остропублицистическое произведение— рассказ «Старуха», маленький шедевр, в котором всего на двух-трех страницах, как бы дал панораму России зимы 1916 года. Идет кровопролитная мировая война, унесшая в могилу четырех сыновей безвестного уездного караульщика; в деревнях — голод и нищета, в столице же — «разливанное море веселия»: «цвет» искусства услаждает бездумную публику. А в захолустном городишка пожилой учитель корпит над тщетой — отвлеченным теоретическим сочинением. Никто ничего не хочет понимать, да и просто задуматься над происходящим. И лишь одна несчастная, никому не нужная старуха, безутешно оплакивающая свою никчемную жизнь, оказывается, сама о том не подозревая, самым естественным существом в этом безумном мире, в котором нарушена гармония и здравый, смысл…
В 1916 году Бунин стал писать гораздо меньше. Он чувствовал себя и физически и морально очень скверное записывал в дневнике невеселые, порою — мрачные мысли. Его дневник за 1916 год полон безнадежности и желчи. Сообщения газет о событиях на фронте и в тылу, разговоры, новые произведения литературы — все вызывает у него непреодолимое раздражение, пессимизм И ощущение ужаса от мысли, что старой жизни приходит конец.
«В газетах та же ложь — восхваление доблестей русского народа, его способностей к организации. Все это очень взволновало — „народ, народ“! А сами понятия не имеют (да и не хотят иметь) о нем. И что Они сделали для него, этого действительно несчастного народа?» (21 марта — «В мире книг», 1973, № 7, с. 63).
«Все думаю о той лжи, что в газетах насчет патриотизма народа. А война мужикам уже так осточертела, что даже не интересуется никто, когда рассказываешь, как наши дела. „Да что, пора, бросать. А то и в лавках товару стало мало. Бывало, зайдешь в лавку…“ и т. д.» (5 апреля — там ж е, с. 64).
«Душевная и умственная тупость, слабость, литературное бесплодие все продолжается. Уж как давно я великий мученик, нечто вроде человека, сходящего с ума от импотенции. Смертельно устал, — опять-таки уж очень давно, — и все не сдаюсь. Должно быть, большую роль сыграла тут война — какое великое душевное разочарование принесла она мне!» (27 октября — там же).
Так, в конце 1916 года, подкрался к Бунину творческий кризис, продолжившийся несколько лет. Замыслы, редкие и случайные, обдумываются им и покидаются. «Отупел я, обездарел, как живу, чем живу? Позор!»;. «Совсем отупела, пуста душа, нечего сказать, не пишу ничего; пытаюсь — ремесло и даже жалкое, мертвое» (записи от 6 и 20 октября 1917 г. — «Новый мир», 1965, № 10, с. 218)..
Бунин-с женой надолго уезжает в деревню: с весны по зиму 1916 года. Его интересует, что думают по поводу происходящих событий крестьяне; беседы с ними, которые он записывает в дневник, не приносят утешения.
Из тех записей Бунин сделал два рассказа: «Последняя весна» и «Последняя осень». Лица, разговоры, споры. Мотька, глупый, недовольный «малый», стреляет в галок — «учится»: на войну хочет проситься. Другой, поумнее, говорит, осуждая царя: «Что ж он весь народ на эту войну обобрал? Разве это дело? Вся Россия опустела, затихла!» А еще один мужик заявляет: «Пусть их воюют. Воюйте на здоровье. Это, господа дворяне, ваше дело». И почти все с «барами» разговаривают теперь отчужденно, «дерзко и громко»…
Февральскую революцию Бунин встретил в Москве. Будучи человеком сугубо консервативным, всеми корнями уходившим в прошлое, он, несмотря на то что видел и понимал всю отсталость России, гнилость строя, ни о каком насильственном переустройстве не мог допустить мысли. И начиная с 1914 года, когда история России стала круто переворачиваться, Бунин отвечал на все события категорическим неприятием.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин бесплатно.
Похожие на Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин книги
- Митина любовь - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Том 3. Алые паруса. Рассказы - Александр Грин - Русская классическая проза
- Жизнь Арсеньева. Юность - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Том 2. Произведения 1887-1909 - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Том 6. Жизнь Арсеньева - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Собрание сочинений (Том 2) (-) - Алексей Толстой - Русская классическая проза
- Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Том 2. Круги по воде - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Дневник 1917–1918 гг. - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
