«…блаженные часы проходят и… надо, необходимо (почему, один бог знает) хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти» («Надписи», рассказ 1924 г., где с огромной силой звучит мотив жизнеутверждающей силы искусства и бессмертия его).

Таким противопоставлением смерти Бунин считает любовь. Начиная с середины 20-х годов тема любви властно входит в его творчество, чтобы впоследствии, в конце 30-х — 40-е годы, стать главной (книга рассказов «Темные аллеи»).

Самое значительное произведение Бунина 20-х годов (и самое крупное после «Суходола») — повесть «Митина любовь». Она являет собою не только новый этап в творчестве Бунина, но и в русской литературе. До Бунина так о любви не писали. Бунинское новаторство состоит в том, что современная смелость («модерность», как тогда говорили) в изображении чувств героев сочетается с классической ясностью и совершенством словесной формы. Это приближает повесть «Митина любовь» к большому стихотворению в прозе, восславляющему счастье и муки любви. Переживания Мити, наделенного сверхобычной эмоциональностью, способного ощущать с непомерной остротой, болью и блаженством пробуждение природы и самого себя, испытавшего мучительную любовь к девушке, увлекавшейся театром, недостоверной в чувствах и бросившей его, — несомненно, автобиографичны. Митя напоминает также Елагина («Дело корнета Елагина»). Там влюбленный в актрису герой тоже переживает первую, мучительную и сокрушающую любовь, которая часто «сопровождается драмами, трагедиями, но совсем никто не думает о том, что как раз в это время переживают люди нечто гораздо более глубокое, сложное, чем волнения, страдания, обычно называемые обожанием милого существа; переживают, сами того не ведая, жуткий расцвет, мучительное раскрытие, первую мессу пола». Эта «первая месса пола», в понятии Бунина, — явление космического масштаба, ибо в человеке, в этом микромире, частице природы, происходят катаклизмы, потрясающие до основания его хрупкую телесную основу; когда в ощущениях человека преображается и весь мир, когда до предела обострена чувствительность ко всему вокруг, и тогда — «все Любовь, все душа, все мука и все несказанная радость». И это «все» воплотилось для Мити в Кате, созданной его воображением и непохожей на реальную, грешную, слабую, может быть, ничтожную Катю. Но такова природа любви, — показывает Бунин, — творить легенду и мучиться ею же. Любовь Мити раздваивается на блаженство и муки, потому что Катя тоже раздваивается на «светлую», приближающуюся к Митиному идеалу девочку, ибо и это в ней есть, — и на совершенно иную, недостоверную, суетную, нелюбящую (чего в ней больше). Так рождаются муки ревности. Художник описывает «весь тот кошмар, который переживает мужчина… который по целым дням и ночам, почти беспрерывно, ежеминутно корчится от… страшных ревнивых представлений о том счастье, которое испытывает его соперник, и от безнадежной, безысходной нежности… какой тут простор ревнивому воображению. Как перенести обладание ею другим? Все это просто выше человеческих сил» (рассказ «В ночном море», 1925, тематически связанный с «Митиной любовью»). Ревность для Мити не только естественна, она неизбежна, ибо зыбкая Катя постоянно дает повод к пей. Жестокую ревность (как и страстную любовь), — продолжает развивать свою давнишнюю мысль писатель, — чаще всего вызывают именно такие типы женщин, как Катя, юное олицетворение «типичнейшего женского естества» (как Оля Мещерская в рассказе «Легкое дыхание»). Они всегда кажутся «загадочными», их невозможно понять, — да они и сами себя не понимают; они мятущиеся, неустойчивые, неопределенные, «недолепленные» природой душевно и духовно; они, как правило, страдают сами и заставляют страдать других. Люди же с особо обостренной чувствительностью, с повышенным воображением тянутся к таким женщинам — как тянется Митя к Кате, как корнет Елагин — к изломанной и истеричной актрисе Сосновской (вероятной Кате в будущем, когда повзрослеет), как в «Снах Чанга» — капитан к женщине, которая не любит его. И наконец, в «Митиной любви» Бунин приходит к творческому прозрению, делающему повесть истинно новаторским для того времени произведением. «В книгах и в жизни, — пишет он, — все как будто раз и навсегда условились говорить или только о какой-то почти бесплотной любви, или только о том, что называется страстью, чувственностью. Его же (Мити. — А. С.) любовь была непохожа ни на то, ни на другое… Душа Кати или тело доводило его почти до обморока, до какого-то предсмертного блаженства?..» И эпизод с Аленкой, когда «сила телесного желания» не перешла в «блаженство, в восторг, в истому всего существа», доказывает непреложно, что любовь настоящая — это непременно гармония, неразрывность «небесного» и «земного», души и тела. Начиная с «Митиной любви», Бунин будет писать о любви как о высшем даре судьбы, — и чем прекраснее этот дар, тем он скоротечней. На эту тему написан рассказ «Солнечный удар», где Бунин развивает свою философию любви. Если в произведениях, написанных до «Солнечного удара», любовь трагедийна потому, что она не разделена, одинока, — то здесь ее трагедийность именно в том, что она взаимна — и слишком прекрасна для того, чтобы продлиться. Обрыв встречи закономерен и неизбежен. Более того: оба любящих знают, что, продлись их встреча, соединись их жизни — и чудо, озарение, «солнечный удар», поразивший их, уничтожится. В «Деле корнета Елагина» автор замечает: «Неужели неизвестно, что есть странное свойство всякой сильной и вообще не совсем обычной любви даже как бы избегать брака?» «Солнечный удар» (как и «Митина любовь», «Ида», «Дело корнета Елагина») предвосхищает книгу «Темные аллеи».

Любовь, по убеждению Бунина, — некий высший, напряженный момент бытия; подобно зарницам в ночи, она озаряет всю жизнь человека. Эта мысль особенно важна для Бунина с его повышенным, обостренным чувством жизни. В свои лучшие минуты, когда его не томили мрачные мысли, безнадежность и недуги, писатель создавал свои лирико-философские эссе (как бы теперь сказали), нечто вроде стихотворений в прозе. Вновь и вновь перерабатывал он на собственный лад мудрость древних, выбирая из нее все, что служило к утверждению жизни, говорило об ее прелести и очаровании, и отбрасывая то, что призывало к отрицанию ее радости и смысла. В такие светлые дни были написаны «Ночь», «Воды многие» — истинные гимны красоте, гармонии и загадочности мироздания, бесконечного во времени и пространстве; пронзительно передано ощущение самого себя как крохотной частицы вселенной. «Неутолима и безмерна моя жажда жизни, — признается он, — и я живу не только своим настоящим, но и всем своим прошлым, не только своей собственной жизнью, но и тысячами чужих, всем, что современно мне, и тем, что там, в тумане самых дальних веков. Зачем? Затем ли, чтобы на этом пути губить себя, или затем, чтобы, напротив, утверждать себя, обогащаясь и усиливаясь?» («Ночь»). «Жизнь моя — трепетное и радостное причащение вечному и временному, близкому и далекому, всем векам и странам жизни всего бывшего и сущего на этой земле, столь любимой мною. Продли, боже, сроки мои!» («Воды многие»).

Справедлива причисляя себя к людям «мечты, созерцания, удивления себе и миру, людям умствования», Бунин не устает испытывать это удивление и вопрошать: что же все-таки есть земная жизнь хрупкого человеческого организма, от чего зависит его крепость, невредимость? «Поминутно думаю: что за странная и страшная вещь наше существование — каждую секунду висишь на волоске [Вот я жив, здоров, а кто знает, что будет через секунду с моим сердцем, которое, как и всякое человеческое сердце, есть нечто такое, чему нет равного во всем творении по таинственности и тонкости? И. на таком же волоске висит и мое счастье, спокойствие, то есть жизнь, здоровье всех тех, кого я люблю, кем я дорожу даже гораздо больше, чей самим собою… За что и зачем все это?» — («Воды многие»). Герой, рассказа «Алексей Алексеевич», ощутив неладное в этом своем сердце, успел зайти к врачу и услышать от него небрежное заключение, а затем сел на извозчика и скоропостижно скончался, — вероятно, не без вины бездушного эскулапа. Речь идет в данном случае вовсе не о пессимизме писателя, а опять все о том же его безмерном и неистощимом изумлении перед жизнью и ее творениями, то есть обратной стороне его неугасимой влюбленности в жизнь…

И когда, вспоминая Россию, Бунин вновь обращается к образам крестьян, им руководит удивление перед многообразием русского характера и желание постичь его. Так, в рассказе «Божье древо» личность русского крестьянина многогранна, ярка и совмещает в себе различные свойства. Он талантлив, обладает прекрасной памятью, знает много песен и сказаний — и притом темен, необразован и нелюбопытен. Он считает, что жить нужно, как жили в старину, однако совсем не боится и новшеств. Он любит жизнь, имеет вкус к ней, но к смерти вполне равнодушен. Он приветливый и словоохотливый собеседник, но ему безразлично, с кем вести разговоры. Он, когда видит зло, стремится пресечь его и одновременно может заявить беспечно: «Наш народ хороший, обоюдный». «Обоюдный» — на его языке означает «многогранный». Таков и сам герой рассказа, Яков Демидыч, который живет не задумываясь, как природа, как «божье древо», совмещая в себе разные жизненные начала. Яков Демидыч был «списан» Буниным с реального лица; это был караульщик сада, липецкий крестьянин-однодворец, тоже Яков, с которым Иван Алексеевич познакомился в 1912 году. Так писатель обессмертил образ этого простого русского человека и увековечил его изумительную, великолепную старинную речь. Яков Демидыч — как бы собирательный образ родины, которая видится Бунину с чужбины…

1 ... 139 140 141 142 143 144 145 146 147 ... 154

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин бесплатно.

Похожие на Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин книги

Митина любовь - Иван Бунин - Русская классическая проза
Том 3. Алые паруса. Рассказы - Александр Грин - Русская классическая проза
Жизнь Арсеньева. Юность - Иван Бунин - Русская классическая проза
Том 2. Произведения 1887-1909 - Иван Бунин - Русская классическая проза
Том 6. Жизнь Арсеньева - Иван Бунин - Русская классическая проза
Собрание сочинений (Том 2) (-) - Алексей Толстой - Русская классическая проза
Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза
Том 2. Круги по воде - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
Дневник 1917–1918 гг. - Иван Бунин - Русская классическая проза
Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза

Оставить комментарий