в гарнитуре должны быть тумбочки? — спросила она у потолка. — Лучше бы лишний комод сделали! Или шкаф. Ну, или маленький шкаф, — сетовала она, поднимаясь с пола. Остановила взгляд на тумбочке. — Ну, вообще-то, это и есть маленький шкаф…
Насладившись собственной утренней тупостью, она побрела на кухню.
— Курицу надо к башке приложить, а то шишак вскочит, никакой укладкой не спрячешь, — пробурчала она, засовывая голову в морозилку.
Курицы не было, только пачка пельменей.
— А где пернатая еда? — спросила она, поморщившись.
А пернатую еду она позавчера скормила Юрочке, когда он приходил в гости. Но для Юрочки было не жалко.
* * *
Размораживая пельмени собственной головой, Марина думала о сне, который привел ее на пол. В нем было что-то необычное. Иное, чужеродное. Не такое, как всегда.
— Советы идиотские, — вспомнила она. — И кто, интересно, у нас в советчики записался?
Но для ответа на этот вопрос время еще не пришло, а голова продолжала немилосердно болеть.
А сон? До нынешних изменений, сон повторялся с завидной регулярностью, и был копией самого себя.
* * *
«Марина стояла перед стеной из красного кирпича. Ни слева, ни справа край стены не просматривался, а вверху ее край, если он, конечно, был, терялся в облаках. Но Марина знала точно, что ей нужно на ту сторону. И нужно было сильно.
Понятно, что биться о стену занятие малопродуктивное, поэтому на ее счастье в стене была дверь. Но она была заперта.
Вот в эту дверь Марина и ломилась из одного сновидения в другое. Понятно, без особого результата».
Без всяких толмачей и сонников было понятно, о чем этот сон.
— Юрочка! — Марина расплылась в блаженной улыбке.
* * *
— Любимый мой, хороший мой! — приговаривала Марина, скармливая помятую курицу, хозяину своего сердца Юре.
— Очень вкусно, любимая! — говорил Юра, уплетая за обе щеки.
— Это такое счастье, кормить своего мужчину! — а в глазах нежность и ласка.
— Ты настоящая волшебница! — стараясь не подавиться, отвечал Юра.
— Все только для тебя! — и преданность, и покорность.
И только накормив и обласкав, Марина задала вопрос, который не давал ей покоя:
— Милый мой, когда мы уже сможем быть по-настоящему вместе?
А Юра всеми путями старался избежать этого вопроса. Заключил Марину в объятья и принялся целовать.
— Юрочка, любимый мой! Мне так тяжело, когда тебя нет рядом! — говорила Марина, погружаясь в пучину неги его ласк.
— Я люблю тебя, мой мышонок! Моя девочка! Радость моя!
— Юрочка, я для тебя готова пойти на что угодно!
— Не надо тогда на меня давить, — проговорил он, не переставая ее ласкать, — как только будет возможность, мы сразу же поженимся.
— Только об этом и мечтаю! — с придыхание отвечала Марина. — Только этим и живу! Чтобы ты наконец-то стал моим! Целиком и полностью!
— Мариночка!
* * *
И только спустя полчаса Марина смогла повторить свой вопрос, а у Юры не было сил, чтобы избежать ответа.
— Мариночка, милая моя, ты же понимаешь, что люблю я только тебя! И быть хочу с тобой не меньше, чем ты со мной. Но сложилось так, что у меня жена, дети. Не получается пока от них уйти.
— Да я понимаю, Юрочка, — сказала она и прильнула всем телом, — а может, получится это сделать хоть капельку быстрее?
— Солнышко мое, я стараюсь изо всех сил, — убеждал он ее, — но не только от меня все зависит. Я же хочу, чтобы все было по-человечески, по справедливости. У жены сейчас на работе проблемы большие, дети с нагрузкой в школе не справляются. К директору вызывают постоянно. Я, конечно, могу поступить как последний эгоист и просто их всех бросить, но сам же потом винить себя буду, что бросил не чужих мне людей в самый сложный момент жизни.
Марина тяжело вздохнула.
— Мало того, что я сам себя уважать перестану, так и тебе меня уважать будет не за что. Получается, что предатель я, если сейчас от них уйду.
— Ты же говорил, что у вас с женой уже все кончено, просто как соседи живете, — тихо проговорила Марина.
— Да, моя хорошая, у нас с ней просто дружеские отношения. Но и их я предать не могу. Друзей же не предают. Говорю, на работе у нее сложности, а тут еще близкий друг ее предаст. Поставь себя на ее место.
— Какой же ты все-таки хороший, — опять грустно вздохнула Марина, — потому и люблю тебя больше жизни!
— И я тебя люблю, мое солнышко! Радость моя! Скоро уже. Скоро мы сможем быть вместе всегда-всегда, — убеждал Юра, — надо просто еще немного потерпеть!
* * *
Подобный разговор не был первым. И Марина подозревала, что не последним. Сейчас у его жены трудности на работе, до этого его теща болела, а до этого старший сын Петр кого-то мальчика сильно побил. Чуть до суда дело не дошло.
Препятствия возникали на каждом шагу. Но был и прогресс.
— Мариночка, я купил нам квартиру! — обрадовал Юра однажды вечером. — Записал на стороннего человека, чтобы при разводе не делить. Так что, у нас будет свое гнездышко. Там сейчас ремонт идет, но когда закончат, мы сможем спокойно встречаться там!
Новость была хорошая, только ремонт бесконечным, потому что все последующие свидания проходили в квартире Марины.
* * *
Отсюда и сон. Марина пытается проломиться сквозь стену, чтобы быть с Юрой. И дверь есть — прямая дорога. Только препятствия оставляют дверь закрытой.
Марина думала, что когда она проломит дверь во сне, тогда и в реальности появится решение, при котором Юра, наконец-то, будет с ней.
Сон повторялся из раза в раз вплоть до сегодняшней ночи. А в этот раз ей дали совет.
«Идиотский, но может быть в этом решение?» — подумала она, убирая в морозилку основательно растаявшие пельмени.
* * *
Марина стояла перед дверью в бесконечной стене и ждала появления советчика. Дверь была заперта, стена неприступна, а советчик отсутствовал. Она подошла и пнула дверь ногой, потом еще раз и еще. Чуть отошла назад и, взяв разбег, впечаталась в дверь плечом.
— Тебе русским языком было говорено, головой надо!
— А ты кто? — выпалила Марина, сползая под дверь.
Удар получился качественным. Был бы в реальности, дух бы вылетел.
— Да чего дожились с этой самосознательностью, — проворчал голос, — то есть, осознанные сновидения уже никого не удивляют. Так, мол, и надо. Спокойненько шляются по запредельной реальности! А надо им только узнать, кто это с ними заговорил! Фхм!
— Чего-чего? — Марина ровным счетом ничего не поняла.
— А потом у меня спрашивают, почему
