Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В городе Марселе оказалось, что все наши являются дорогими гостями мэра города Марселя, поэтому всех повезли в мэрию. Там был накрыт стол и на столе стояло всё, что положено: бутылки, бутылки, бутылки и закуска.
Слово взял мэр города Марселя. Он сказал, что он безмерно рад приветствовать на французской земле посланцев великого народа. После этого было предложено выпить. Все выпили.
Прошло два часа. Пили не переставая, потому что всё время вставал какой-нибудь француз и говорил, что он рад безмерно. Потом все французы, как по команде, упали на стол и заснули. Во главе стола спал мэр города Марселя. За столом остались только наши. Они продолжали: собирались группами, поднимали бокалы, о чём-то говорили, спорили…
В конце стола сидел седой капитан второго ранга из механиков. Красный, распаренный, он пил и ни с кем не спорил. Он смотрел перед собой и только рюмку к губам подносил. Как-то незаметно для самого себя он залез во внутренний карман и выудил оттуда какую-то бумажку. Это была речь. Механик удивился. Какое-то время он смотрел в неё и ничего не понимал.
— …В то время, — начал читать он хорошо поставленным голосом, отчего все за столом притихли, — когда оба наши наро-да-а…
Механик выпучил глаза, он ничего не понимал, но читал:
— Оба… ну ладно… и-дут, идут… и-ик…
У него началась икота, которую он мужественно преодолевал:
— Идут они… родимые… и-ккк!… в ис-сстори-ческий момент… и-к….
Его икание становилось все более глубоким, наши за столами улыбались все шире:
— В этот момент… ик… всем нам хочется… ик… хочется нам, понимаешь… — Ики следовали уже сплошной чередой, улыбки за столом превратились в смех, смех — в хохот.
Мех остановился, улыбнулся, запил икоту из фужера и, глядя в бумажку, сказал мечтательно: «От сука, а?…».
Оригинальное решение
Вы знаете, когда оно ищется на подводной лодке?
При приёме командирского решения? — Нет.
При выборе режима перехода морем? — Нет.
При прорыве противолодочного рубежа? — Нет.
Не мучайтесь. Никогда но угадаете. Это нужно пережить!
…Ночью подводная лодка висит в бездонных просторах, как заброшенный космический корабль… Железная пустыня… Можно пройти с носа в корму — ни одного человека, только ровный шум вентиляторов, и ты стараешься идти тихо, крадёшься, чтоб не спугнуть общую космичность: инопланетянин на чужом корабле…
Что это? Непонятное, огромное, бесшумное, нависшее над горловиной люка, налитое, дышащее через раз? Фу ты, Господи, да это же наш зам! За-му-ля! Вот сука, да он же подсматривает за нижним вахтенным: голова опущена в люк, а остальное, стоящее на коленях — сверху. Вот чучело, а! Фотоохотник. Экран соцсоревнования. Выслеживает. Бдительный наш. Самый наш беспокойный. Самый ответственный. Не спится собаке. Бродит. А что если… нога сама зачесалась в тапочке — ы-ы-ы-ы, аж пальцы на ногах свернулись трубочкой, как у шимпанзе на прогулке, — а что если… легонько так дать, чтоб только клюнул вниз, а пока выбирается — слинять через переборку. Пусть потом ищет. Нет, так не интересно…
Моторист Миша, большой оригинал, невольный свидетель того, как зам смотрит вниз, присел на корточки и с удовольствием уставился в раскоряченные над люком, стоящие на коленях два военно-морских копыта, соединенные одной огромной тяжёлой перемычкой.
На флоте принято пугать друг друга. Напугал — полдела сделал.
Оригинал Миша улыбнулся: он знал, что ему делать. Он пододвинулся поближе, мечтательно закатил глаза и, осторожненько просунув руку, схватился там и дёрнул вниз тот самый мешочек, который у любого мужчины полностью отрастает к шестнадцати годам. Произошёл звук — иии-э-х! Смотрящий вниз зам как подпружиненный разогнулся, схватился обеими руками за отрываемый мешочек и, выпучив глаза, как ночной лемур, улетел — как захлопнулся — в прорубь люка ведьмой на помеле, хватая воздух открытым ртом.
Внизу он выбил себе зубы и на две недели свернул шею.
Оригинала Мишу вычислили через сутки, И НА. КА. ЗА. ЛИ. За рукоприкладство!
Хыбля!
Зама у нас на тральщике звали Хыбля. За «Хы, бля-товарищи!». Это его любимое выражение. И ещё он говорил, оттопырив на правой руке указательный палец и мизинец: «Эта… с партийной прынцыпиальностью!». После 18.00 ни дня он на тральщике не сидел с этой своей «прынцыпиальностью». В 17.30 подходил к нашему командиру, к нашему Коле-Васе и говорил ему: «Ну что, Николай Васильевич, я… эта… пошёл?…» — и прямо на трап, а командир провожал его вслед ошалевшим взором. Все годами с корабля берег нюхают, а эта скотина ежедневно при жене!
Но на учении мы его всё же достали. Да-а! С помощью ядовитых дымов. На учении с помощью ядовитых дымов создаётся видимость химического заражения. Уже «химическую тревогу» объявили, уже все попрятались, я в противогазе и в этом презервативе — защитном комплекте — бегаю по кораблю с ядовитой шашкой в руках, не знаю, куда её сунуть, а зам на корме, без защиты, голышом, анекдоты травит.
Подлетаю я к нему и сую ему шашку между ног. А если ты голышом того дыма глотанёшь, то тут же появляется желание взлететь, как стая напильников.
У зама от яда глаза выскочили и повисли, как у рака на стебельках. Он орал и танцевал вокруг нашей корабельной артиллерии танец японских сирот и при этом всё пытался у меня выяснить, есть ли на это учение план, утверждённый комбригом, или его нет.
— Да есть у меня план, есть, — говорил я ему, — успокойтесь.
Выяснив, что план у меня есть, зам промчался как вихрь, прорвался внутрь корабля и начал по нему носиться в поисках противогаза. Вместо противогаза он нашёл спящего по тревоге Пашу-артиллериста и тут же сплясал на нём чечёточку.
Проверяющие
Адмиралов у нас — как собак нерезаных. Есть даже специально натасканные, проверяющие адмиралы. Потомки Нахимовых и Корниловых. Инспектора.
Они проверяют у нас всё. Раз в неделю какая-нибудь сволочь приезжает, то есть комиссия, я хотел сказать. Правда, флот к ним привык, как зверь в зоопарке к жующей публике, и волнуются только верхи, но всё равно дышать не дают.
— А что, — спросите вы, — нельзя, что ли, капраза для проверки прислать?
Нельзя. У нас на флоте своих капразов навалом, и чужого у нас просто пошлют вдоль забора надписи читать, вот адмиралы и надрываются.
У всех проверяющих адмиралов мозги, от непрерывных проверок, несколько повернуты вокруг своей оси, с наклоном таким мозги, мальца с креном. А вот угадать этот самый угол, так сказать, наклона, с которым они набекрень, тем, кого он проверять собирается, никогда не удаётся: он каждый раз новый, этот наклон.
Конечно, можно вычислить отдельные эпизоды, фрагменты, если он ездит ежедневно, но полностью, так чтоб до конца вся картина, а потом спать спокойно, — вот это не получается.
Один, например, любит остановить машину, отловить офицера и проверить у него, не вынимая себя из машины, знание статей 82, 83 дисциплинарного устава. На всхожесть. Вот доложите, что изложено в статьях 82, 83 дисциплинарного устава.
Военнослужащего наблюдать интересно и полезно, а офицера — тем более. Народ вокруг бродит, а офицер тужится, как будто угорь на лбу давит усилием воли. И всё это с таким перекосом внешности. «82, 83?» — «Да». Ну заклинило. Ну просто затмение какое-то. Ну, хоть убей. Вот сейчас только помнил. Только что — и оторвалось. Начисто. А ведь читал же недавно. И именно эти вот статьи — 82, 83.
Пот течёт, жалкие потуги. Офицер, кстати, охотно потеет. Сердце у него бьётся охотно, у офицера: прикажешь — забьётся, прикажешь — не будет. У настоящего офицера.
А адмирал смотрит на него из машины и ждёт. У этого адмирала была только одна положительная эмоция — красная рыба, остальные были задушены в зачаточном состоянии.
Следующего проверяющего, из того же третичного периода, того, как приедет, сразу же вези на свалку. Приедет он на свалку и скажет:
— Да у вас же здесь залежи! — всё, можно увозить и предъявлять к оплате.
Слушали его, конечно, с трепетом, но никто так и не узнал: чего же у нас залежи. Эту тайну он унёс в могилу.
Был ещё один адмирал, такой же старый козёл, головенка трясется, а всё ещё служит, бедненький.
Он любил слово «бардак». «Бардак, — говорил он, — у вас». И ничего, кроме бардака, ему на флоте обнаружить не удалось.
А был такой адмирал, который любил болты. Это был ежегодный проверяющий. Ему специально болт из нержавейки вытачивали, никелировали, на подставку вертикально — и сверху колпак из оргстекла.
Но каждый год болт должен был быть на несколько миллиметров длиннее и толще. Где-то на плавзаводе даже валялись чертежи этого чудовища. Вытачивали народные умельцы «малахитовые шкатулки», а начальство подносило, слюнявя рукава.
- А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… - - Александр Покровский - Юмористическая проза
- Собрание сочинений. Том третий - Ярослав Гашек - Юмористическая проза
- Второй лишний - Мария Фирсова - Короткие любовные романы / Юмористическая проза
- Два властных босса - Татьяна Александровна Захарова - Современные любовные романы / Юмористическая проза
- Миссия той пассии - Марсель Салимов - Юмористическая проза
- След чудовища - Дм. Иванов - Юмористическая проза
- Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - Елена Павлова - Юмористическая проза
- Дневник тестировщика - Юрий Бригадир - Юмористическая проза
- Надпись на сердце - Борис Привалов - Юмористическая проза
- Здравствуйте, дорогие потомки! - Анастасия Каляндра - Прочая детская литература / Детская проза / Юмористическая проза