Форма входа
Читем онлайн Живи и помни - Валентин Распутин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Лиза легко повинилась.
- Ой, не судите меня, бабоньки, я че-то не то сказала.
- Чего тебя судить? Живи за всех за нас, раз ты такая везучая. Но гляди: плохо будешь жить - берегись. Не пожалеем - это я тебе точно говорю. Я первая тебе яму зачну копать. Мы не виноватые, что наши мужики там полегли. Правда, Максимушка, не виноватые? Скажи ты нам.
- Не виноватые.
- Вот. У нас есть за что на судьбу обижаться. До самой смерти теперь мы на нее будем зло держать. А тебе, Лиза, не за что. Вам сейчас только жить да радоваться, у вас все от самих себя зависит. И если че не так, знай: ты допрежь всего нам в глаза тычешь, что у меня, у нее, у нее так же могло сложиться, если бы судьба нас и пожалела. А нам это видеть нельзя. Мы ниче такого знать не хотим - понятно?
С шумом открылась дверь, и в избу полезли ребятишки. Лиза кинулась их выпроваживать, но они в голос загалдели:
- Ему не давали - вот этому.
- Он только пришел.
- Дядя Максим, ему не давали.
Ребятишки вытолкали к столу Родьку. Надька, увидев его, взревела:
- Ты откуль здесь взялся? Я тебе че наказывала? Я тебе че говорила? А ну марш отсюда!
Родька, не двигаясь, с жадным мучительным вниманием, во все глаза смотрел на Максима. Встретившись с этим взглядом, Максим тихонько опустил на пол девчонку и поднялся.
- Ты, что ли, Родион? - глухо, перехваченным голосом спросил он.
Родька торопливо закивал.
- Ну, здорово, что ли. - Максим подошел к мальчишке и протянул ему здоровую руку. - Смотри, как вырос, совсем мужик. Молодец. Что ж ты так поздно? - Он достал с полки круглый печатный пряник, какими одаривал всех ребятишек, и протянул его Родьке. Тот взял. - Вот и весь гостинец, больше ничего нету. Посласти, брат, во рту, побалуйся. А завтра днем, будет время, приходи, поговорим. Сегодня, видишь, некогда. Придешь завтра?
Родька опять закивал и попятился к порогу. Ребятишки сомкнулись за ним, зашумели и вывалились в двери.
- Смотри, как вырос, - с печальным удивлением повторил Максим, усаживаясь обратно.
- Они растут, - бодро подтвердил Нестор, которому по привычке не терпелось взять на себя разговор. - Им и война нипочем.
- Скоро она кончится, война-то? - спросила вдруг Лиза. - Ты, Максимушка, оттуда, скажи ты нам - долго еще ждать?
- Для тебя она кончилась, - негромко сказала Надька, но Лиза услышала и обиделась:
- Почему это она для меня кончилась? Думаешь, если он здесь так мне и дела больше ни до чего нету? Ты скажешь. Я не бесчувственная какая-нибудь, что всем плохо, а мне хорошо. И не на заимке живу, чтобы дальше глаз своих не видать, а с народом.
_ Скоро, бабы, скоро, - ответил Максим. - Сами знаете, наши до самой Германии уж дошли. Теперь додавят.
- А не заворотят? Немец тоже под Москвой был, а прогнали.
- Заворотят? - Максим прищурил глаза и натянулся, -подавшись вперед, словно вглядываясь в одному ему ведомую даль. Лицо его чуть перекосилось. Нет, не заворотят, Лиза. Я обратно с одной рукой пойду, одноногие, покалеченные пойдут, а не заворотят. Хватит. Невозможно, чтобы заворотили, не позволим. Не на тех нарвались.
- Четыре года - куда больше? - закивала Василиса Премудрая. - И мы тут поизносились. Надька не пропустила:
- Че-то по тебе не видно, что ты поизносилась.
- Ох, Надежда... Кто бы тебе язык укоротил? Серьезный разговор идет, а она свои колючки тычет.
- И нам досталось, - подхватила Лиза. - Верно, бабы, досталось? Тошно вспоминать. В колхозе работа - это ладно, это свое. А только хлебушек уберем - уж снег, лесозаготовки. По гроб жизни буду помнить я эти лесозаготовки. Дорог нету, кони надорванные, не тянут. А отказываться нельзя: трудовой фронт, подмога нашим мужикам. От маленьких ребят в первые годы уезжали... А кто без ребят или у кого постарше - с тех не слазили, пошел и пошел. Настена он ни одной зимушки, однако, не пропустила. Я и то два раза ездила, на тятю тут ребятишек бросала. Навалишь эти лесины, кубометры эти, и стяг с собой в сани. Без стяга ни шагу. То в сугроб занесет, то еще что - выворачивай, бабоньки, тужься. Где вывернешься, а где нет. Настена он не даст соврать: в позапрошлую зиму раскатилась моя кобыленка под горку и на завороте не справилась - сани в снег, набок, кобыленку чуть не сшибло. Я билась, билась - не могу. Из сил выбилась. Села на дорогу и плачу. Настена сзади подъехала - я ручьем заливаюсь, реву. - На глаза у Лизы навернулись слезы. - Она пособила мне. Пособила, поехали вместе, а я никак не успокоюсь, реву и реву. - Еще больше поддаваясь воспоминаниям, Лиза всхлипнула. - Реву и реву, ниче не могу с собой поделать. Не могу.
- Лиза, Лиза! - останавливая ее, позвал Максим.
- Не буду, Максимушка, не буду. Это я от дурости. Вы разговаривайте, я не буду. - Она ушла в куть и тут же вернулась, встала на то же место, у края застолья. - А облигации? - напомнила она, растревожившись и не в состоянии сразу остановиться. - Последнюю картошку весной в Карду леспромхозовским возили продавать - только бы рассчитаться, на что подписались, только б фронту подмогчи. Все, думаем, легче им там хоть сколько будет. А ты тут как-нибудь, в нас не стреляют, не убивают. Да чтоб ему, фрицу проклятому, и на том свете покою не было. Пускай ему отломится за все, за все наши мучения.
- Кто из нас, непонятно, - я или ты сегодня мужика дожда-лася? спросила, оборачиваясь к Лизе, Надька.
- Я, Надька, я. Больше не буду.
- У нас все шиворот-навыворот, - обиженно загудел осоловевший Нестор. Что за народ! На войну мужиков провожали - пели, а встречаем - как на похоронах. Хватит нам Надьку слушать, давайте песню.
Надька шевельнулась, но ответить не успела. Лиза за спиной у Настены полным, чуть подрагивающим от волнения и слез голосом начала "Катюшу". Ей подтянули, и в числе первых подтянул Иннокентий Иванович. Лишь старики у стенки тихонько бормотали меж собой. Пела Василиса Премудрая, пел Максим, размахивал руками Нестор. Отстав, вступила Надька и вдруг сорвалась, уронила на стол голову и затряслась в рыданиях. Лиза обняла ее сзади за плечи и подняла "Катюшу" еще выше, песня не споткнулась, даже когда вслед за Надькой громко, навзрыд заплакала Вера Орлова. Надька оторвала от стола голову, взяла стоящий перед Настеной стакан с самогонкой, залпом выпила и, не вытирая слез, снова запела.
Настена, затаившись, молчала. Она не могла ни говорить, ни плакать, ни пить вместе со всеми - как никогда раньше, Настена поняла здесь, что ничего этого нельзя: не имеет права. Что бы она ни сделала, все будет обманом, притворством - ей оставалось только осторожно слушать и смотреть, что делают и говорят другие, ничем не выдавая себя и не обращая на себя внимание. Она уж и жалела, что пришла сюда, но и уйти теперь тоже было неловко. Все они тут были на виду: и счастливая, сияющая Лиза, и Максим, оглушенный родными стенами и ослепленный родными лицами; и растерявшийся, в один день полинявший Нестор; и хитроумный чтей-грамотей, колхозный счетовод Иннокентий Иванович старающийся обо всем знать поперед других; и уверенная в себе, твердо и спокойно ступающая по жизни Василиса Премудрая; и простоватая, задиристая Надька - все держались открыто и ясно, и если что-то скрывали про себя - без этого человек не живет, - то по малости, по надобности, и скрывали свое, личное, Настена же таила такое, что почему-то касалось всех и было против всех, с чем бы каждый из них к сегодняшнему вечеру ни пришел, против Надьки, и против Василисы Премудрой, и даже против Лизы. Она, эта тайна, соединяла их вместе и отделяла от них Настену; ее еще по привычке принимали за свою, а она уже была чужой, посторонней, не смеющей отзываться на их слезы и радости и не решающейся вторить им в разговорах и песнях.
Хитрит Надька, что не она потеряла Витю, что он полег от вражеской пули сам. Потому она и говорит, потому и спрашивает об этом, что чувствует свою вину - малой каплей не знает, в чем она, эта вина, не понимает, как можно было помочь Вите, но чувствует и мучается. Или меньше, чем надо, молилась, или меньше страдала, думала о нем? Почему Лиза дождалась, а она нет? Почему Василиса Премудрая, хоть война еще не кончилась, не сомневается, что ее Гаврила придет целым и невредимым? И придет - с такими, как Василиса Премудрая и Гаврила, ничего не делается - всех выбьют, все вымрут, а они вдвоем останутся и заживут спокойно себе дальше. Почему так получается? Нет, что-то тут есть, что зависит и от бабы тоже. Испокон, наверно, баба маялась этой загадкой, пыталась открыть эту тайну, не надеясь только на удачу, и впустую: век от века каждая обходилась своим чутьем, слепым, страстным и неуверенным заклинаньем, и если его не хватало, изводилась все от той же вины.
Верила и Настена, что в судьбе Андрея, с тех пор как он ушел из дому, каким-то краем есть и ее участие. Верила и боялась, что жила она, наверно, для себя, думала о себе и ждала его только для одной себя. Вот и дождалась: на, Настена, бери, да никому не показывай. Одна, совсем одна среди людей: ни с кем ни поговорить, ни поплакаться, все надо держать при себе. А дальше, как дальше быть? Как его вызволить из этой беды, как жить, чтобы, не ошибясь, не запутавшись, помочь? Что бы с ним теперь ни случилось, она в ответе.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Живи и помни - Валентин Распутин бесплатно.
Похожие на Живи и помни - Валентин Распутин книги
- Крещенские гадания - Лада Лузина - Русская классическая проза
- Что передать вороне? - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Рудольфио - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Женский разговор - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Новая профессия - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Вокзал, перрон. Елка с баранками - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Хороший поступок - Роман Шинаков - Периодические издания / Русская классическая проза
- Том 2. Круги по воде - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза
