Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ой! Опять разбирается… то в бумагах, то в ведомостях, теперь в тетради… Ну как увлечь на это зрителя?
Найти какой-то интересный театральный ход или последовать за Ю.А.? Он мне сказал, что ему хочется увидеть кусок жизни, без единой театральной интонации, без единого жеста.
Пятнадцатая картина.
Сначала обходит все лужи, а потом не замечает ничего и в финале не слышит проливного дождя.
Когда родилась догадка-предположение, что это «не его» трактор, даже задрожал и не может зажечь спички.
А радоваться нечему. Во-первых, брак пойдет и при мне и отвечать мне придется, во-вторых — пропадает смысл выпуска машин, коли они не годны.
Любовь к ней в том и заключается, в том и должна, мне кажется, быть выраженной, что с ней легко думается, решается, мечтается, преодолеваются трудности, хотя о любви — ни слова.
Вот в конце картины и можно сыграть то, что мне показалось, когда я рассказывал Ю.А.
После стихов оказаться на расстоянии от Тины — устраниться. А потом долго, долго глядеть на нее.
Она не двинется — только стала серьезной.
— Пойдем… — шепотом.
Она качает головой еле-еле.
Взяв себя в руки: «Ты права». — Уже поздно или с подтекстом: «поздно сопротивляться». Еще не знаю, но она сделала еле заметное движение к нему…
Он ждет. Она не двигается. Ждет.
— Меня ждут дома.
Она колеблется, решает, не решается, молчит.
— Да, и меня тоже.
А дождь как из ведра, и они не замечают. Друг в друге.
А потом резко разошлись в разные стороны.
24/X
«ЛИР»
Взмах на Гонерилью отменил. Подходя к ней, бросаю плеть, а может быть, поднимаясь со скамьи, не брать ее?
26/X
Беседа с Николаевой[481].
Талантливый человек. Очень приятные вещи дораскрыла. Готова работать.
Бахирев решает медленно. Веская, замедленная речь, особенно вначале.
Первую картину хочет переписать, чтобы не сын был в центре картины, а события. Тревожные, беспокойные. Мальчик поворачивает сцену. Ей нравятся вопросы, на которые нет ответа. Это она одобряет. Но хочет, чтобы Вальган внес весь восторг от событий. Величие. Зависть. В противоположность Бахиреву.
Вторую картину не понимала. Я объяснил, чего хочу достичь в ней. На текст не нажимать, но чтобы ясны были ступени его подхода к решению.
А «монолитность» ей самой не нравится, и из романа она ее вымарала. Тем более, это и неверно. […]
Ей понравилась моя заявка и на то, что Бахирев вначале непонятен, грубоват, скрытный — прямая противоположность характеру Вальгана. А «монолитность» вешает на него эталон «правильного».
Я просил ее подумать о поговорках, пословицах для Бахирева, чтобы речь найти необычную. Обещала.
Сибирское слово: «однако-однако я пойду», «неумеха», «шмикаться».
Она находит, что если вторая сцена, сцена партсобрания и в ЦК, выпадут, то остальное простится, если оно будет даже не дотянуто.
Для первой сцены — и шумы, и прожекторы, проходящие машины, возгласы, жесты — каждая фраза должна быть наполнена тревогой. Бахирев здесь сжимается, как всегда, при всяком новом положении. Он должен познать, пережить в себе и уже потом реагировать.
Она одобряет, что я вымарал весь текст, рисующий отношение к событиям.
28/X
«ЛИР»
(ИЗ ДНЕВНИКА РОЛИ ЛИРА)
Спектакль шел ровно. Отдельные моменты были хорошие.
Сегодня на сцену с Гонерильей вышел на авансцену без плети. Чего-то не хватило в реакции, чтобы она имела право на: «не гневайтесь». А может быть, попробовать не подходить к ней и сыграть реакцию спиной? Жаль, что пробовать придется в Ленинграде.
На последнюю сцену что-то мало сил осталось.
Говорил с Сурковым по телефону:
— Спектакль хорош. Вообще хорош. Есть досадные просчеты: актерские — Иванов, Петросян, Ковенская… режиссерские…
У тебя мне нравится все и по-настоящему, но есть отдельные вещи, которые я бы исправил. Ты не видишь из зала и потому не замечаешь режиссерского просчета. Сцена в степи так разогнана на всю сцену, такими обычными средствами создается буря, так все гремит, что 5 минут, в которые ты остаешься вне этой фантасмагории, кажутся настоящим раем. Я отдохнул, я вижу, я слышу, я понимаю… С таким трудом к тебе пробираешься сквозь эти препоны, ты себе представить не можешь. Все на сцене мешает тебе. А нужно ведь совсем маленький кусочек степи и тебя в центре. Не то, что ты плохо тут делаешь, делаешь ты, наоборот, великолепно, но ты актерски не можешь принять на себя всю ответственность за слово «буря». За этим грохотом, шумом я не слышу даже твоего мощного голоса, за темнотой не вижу твоего выразительного лица. Я вижу только контуры фигуры и за тобой облака, тысячи раз пользовавшиеся в самых разных театрах.
Мне интересна стихия бури в актере, а не в электроцехе. Действительно, актер так мощно переносит нас в свою стихию, что на черта нам стихия бутафорская. Если я обрадовался тишине, значит, этот грохот зрителю мешает.
Великолепные у тебя сцены с двумя дочерьми — глубокие, человечные, величественные, точные.
В степи очень сильно, монументально, глубоко и величаво, с большой силой играешь сцену.
Потрясающий финал. А слезы, увиденные на щеках Корделии, великолепны. Я даже задрожал.
Не дряхлый старик, не сумасброд, а настоящий, полный сил и разума герой, человек огромной силы. Это все очень-очень здорово. […]
У Хачатуряна великолепные куски, особенно начало.
Великолепен Гончаров. Его красные палатки целиком из трагедии и сделаны по-гончаровски, его почерком. Стилизованные панно под старинную живопись, костюмы, тронный зал — все очень хорошо и нет никакой помпезности, что часто превалирует в шекспировских спектаклях.
В целом впечатление от спектакля очень большое, и, опять говорю, мне обидно, что тебя топят в сцене степи. Темно… а ведь важно каждое движение каждого мускула лица… Я не вижу, хоть сижу в первом ряду и зрение у меня хорошее. Огромный голос, ты с ним можешь делать, что хочешь, и вдруг я перестаю некоторые места роли слышать. Гончаров хорошо действует в остальных картинах, пусть и здесь будет верен себе. Что он размахался, пусть соберет внимание в центр, уничтожит электрооблака, а режиссер даст возможность насладиться актером. Надо идти не от киномеханика, а от Лира.
Меньше всего я могу обвинить спектакль в помпезности. Больше того, ваш спектакль самый не помпезный из шекспировских спектаклей, какие я видел. А у тебя сама значительность, величие, простота, человечность, глубина.
— Поддержать не хочешь нас?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары