Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стараясь не шуметь, мальчишки привязали осла к тутовому дереву, бросили ему охапку сена и, на прощание приласкав его, вышли на улицу и тут же разошлись по своим домам.
Утром, едва продрав глаза, Давид выскочил из дому и бросился к ограде, отделявшей их двор от соседского: осла под тутовым деревом не оказалось.
После завтрака к Давиду явился Шаген. Больше часа приятели возились с Санасаром, собакой Давида, всё время поглядывая на соседний двор. Около двенадцати часов мальчики увидели наконец на осле отца Сурена.
— Дядя Арташес! — крикнул Давид через ограду. — Вы съездили в больницу к Сурену?
— Да.
— Ну и как он там?
— Хорошо. Скоро вернётся домой. Может, дней через пять. — Он снял поклажу с осла и поставил на крыльцо. — Хороший осёл у Баграта, послушный.
— Значит, нашему мальчику уже лучше? — спросила мать Сурена, выйдя на крыльцо. — Ну слава богу… А где ты взял осла?
— Видно, Баграт поздно вечером привёл его к нам во двор. И даже не стал меня будить, привязал к дереву и ушёл. — Дядя Арташес погладил серого по спине. — Он, Баграт, только с виду кажется чёрствым, а на самом деле сердечный человек… Вай, что это вы гогочете? — спросил отец Сурена, повернувшись к Давиду и Шагену.
— Будешь есть? — спросила дядю Арташеса его жена.
— Нет, сначала отведу осла его хозяину, ну и поблагодарю за доброе дело, а оттуда побегу в контору, — ответил дядя Арташес и вышел, ведя осла под уздцы.
— Давай побежим тоже! — сказал Давид.
— Куда?
— Посмотрим на деда Баграта — какую он состроит гримасу, когда к нему придёт дядя Арташес с ослом.
Мальчишки добрались до Багратова дома раньше, чем отец Сурена с ослом. Давид с Шагеном спрятались в кустах за забором и стали ждать.
Когда дядя Арташес вошёл с ослом во двор к Баграту, тот на него посмотрел так, словно перед ним стоял урвакан.
— Это ж мой осёл!.. — воскликнул он в изумлении, хлопнув себя по бёдрам.
— Да, твой осёл, — ответил отец Сурена. — В целости и невредимости. Я должен покаяться перед тобой, Баграт-джан. Я думал о тебе плохо… А ты, оказывается, добрейший человек. Надо же, сам привёл ко мне осла, чтобы я мог съездить к больному сыну…
— Что-о?! Я?! — гулко стукнул себя в грудь Баграт. Глаза его готовы были выскочить из орбит. — Привёл к тебе своего осла? Что я, дурак, чтобы приводить к тебе своего осла?
Давид и Шаген затаив дыхание слушали их разговор.
— Как?! Разве не ты привёл ко мне во двор поздно вечером осла? — спросил дядя Арташес и с изумлением уставился на Баграта.
— Я?! Вай! Да ты что, смеёшься надо мной? Я его с самого утра ищу по всему посёлку. Весь извёлся от беспокойства… Чего это ради я буду приводить к тебе своего осла?
— Что же, стало быть, твой осёл оказался добрее, человечнее тебя: видно, он сам явился ко мне поздно ночью, — сухо сказал отец Сурена и Армена, повернулся и вышел на улицу.
Мальчишки притаились за кустом, растущим возле штакетника, когда дядя Арташес, что-то сердито бормоча под нос, прошёл мимо. Но едва только он исчез из виду, они безудержно расхохотались.
— Аревик, слышала про эту историю с Багратовым ослом? — обратился отец Давида к жене за ужином. Она кивнула. — И вообще, удивительные вещи происходят в нашем посёлке за последнее время.
— Старухи говорят, что это всё дело рук урваканов. Каждую ночь они спускаются со своей горы в посёлок и…
— Урваканы?! — воскликнул Давид. — Они считают, что это всё урваканы делают?! Вай, не могу!.. — И мальчик расхохотался.
— Слушай их побольше, — смеясь, сказал отец матери, — они тебе что хочешь наговорят.
— Послушай, Шаген, знаешь, какие слухи пошли по посёлку? — спросил Давид, когда приятели на следующий день направились к сельпо послушать, о чём толкуют люди.
— Какие?
— Представляешь, старухи думают, что всё, что мы сделали, — сделали урваканы.
— Ну да?!
— Честное слово! Мама вчера рассказывала за ужином.
— Значит, мы с тобой — урваканы? Вот здорово!
— Конечно! Это ж про нас с тобой…
Месть
Недалеко от сельпо друзья встретили Анаит Гукасян. Она стояла у своей калитки и плакала. Плечи её вздрагивали от сильных рыданий. Давид и Шаген остановились возле плачущей девочки.
— Ты чего это ревёшь? — спросил Давид покровительственным тоном.
Но Анаит не ответила. Она продолжала плакать.
— Обидел кто? — спросил Шаген, внезапно тоже почувствовавший себя представителем сильной половины человечества.
Анаит, размазывая по лицу слёзы, кивнула.
— Кто тебя обидел? — спросил Давид.
— Она… — срывающимся голосом проговорила Анаит и зарыдала снова.
«Она» — это, понятно, мачеха, Лусик, на которой год назад женился после смерти жены отец девочки. Память о матери была ещё очень свежа у Анаит, и она ни за что не хотела называть мачеху мамой, за что ей частенько и доставалось от неё.
— А что случилось? — спросил Шаген.
— Она… ударила меня за то, что я разбила сервизную чашку… — Плечи Анаит снова затряслись от плача.
Давид и Шаген быстро обменялись взглядами. Друзья теперь понимали друг друга с полуслова.
— Не плачь, Анаит, — сказал Давид, — увидишь, она тебя больше пальцем не тронет. Правда, Шаген?
— Очень даже правда, — подтвердил Шаген.
Разумеется, после этого разговора Давид и Шаген повернули назад: им уже не было никакой надобности идти к сельпо за последними местными новостями.
Давид и Шаген, спрятавшись за живой изгородью, долго наблюдали за двором Гукасянов. Несмотря на поздний час, в этот вечер в Саришене стояла несусветная жара, и поэтому Лусик, мачеха Анаит, решила постелить себе на лавочке, под большим ореховым деревом, неподалёку от живой изгороди. Для Анаит и её брата Каро она постелила на веранде, где были распахнуты окна и двери, а мужу — на ковре, прямо на земле, ещё тёплой от дневного зноя. Скоро они уснули.
В руках у Давида был длинный шест, на конце которого была прикреплена поперёк короткая палка.
— Давай сюда рубашку, — прошептал Давид.
Шаген достал из-за пазухи белую отцовскую рубашку и надел её на крестовину, которую держал в руках Давид. Получилось настоящее пугало.
Убедившись, что все крепко спят, Давид влез на изгородь, а оттуда на ореховое дерево. Шаген подал ему крестовину с надетой на неё белой рубахой. Держась свободной рукой за ветку, Давид свесился над лавкой, на которой спала Лусик, и, раскачивая над её головой пугало, страшным голосом завыл:
— У-у-а-а… у-у-а-а!
— У-у-у-у-у! — вторил ему снизу Шаген.
— Вай, что это?! — проснувшись, закричала Лусик. — Вай, мама-джан! Вай, мама-джан, урваканы! — завизжала она громко и натянула на себя одеяло: перед её широко раскрытыми от ужаса глазами, издавая страшный вой, раскачивалась в воздухе какая-то белая фигура с растопыренными руками.
— Что?! Кто?.. Урваканы? Какие урваканы? — вскочил с постели отец Анаит и, схватив карманный фонарь, подбежал к Лусик.
Но Давид бросил во двор камень, обёрнутый в тетрадный листок, соскользнул с дерева и уже был по ту сторону изгороди. В следующую минуту друзья что есть мочи бежали по безлюдной улице.
— Ур…ваканы… Только что я сама своими глазами видела… Вот тут, надо мной… летали в белом саване… — заикаясь от страха, лепетала Лусик. Она дрожала всем телом.
— Какие урваканы? — рассердился на неё муж. — Что ты мелешь чепуху? Ложись-ка скорей в постель и спи, ты ведь не старуха, чтобы верить в урваканов! Смотри, ты своими криками разбудила даже детей.
Анаит и её маленький брат Каро действительно вышли во двор и испуганно слушали разговор отца с мачехой.
— Тебе, верно, привиделся страшный сон…
— Да ведь они даже бросили камень в меня! — воскликнула Лусик.
— Опять она за своё, — с досадой сказал отец Анаит, а сам всё-таки направил луч света на землю. И вдруг… — Что это? — Он поддел носком ноги какой-то предмет, белеющий в траве. Потом наклонился, поднял брошенный Давидом камень, обёрнутый в бумагу, и прочёл: — «Если ещё хоть раз обидишь Анаит, провалишься сквозь землю. Урваканы».
На следующий день у сельпо только и было разговору, что об урваканах, которые ночью летали над двором Гукасянов. Давид и Шаген слушали все эти толки и перемигивались. Они очень гордились, что вызвали такой переполох в посёлке.
— Мариам, слышала, как урваканы напугали ночью Гукасян Лусик? Они летали всю ночь над их двором и выли страшными голосами. Среди них, наверно, была покойная мать Анаит и Каро, она привела урваканов, чтобы отомстить за своих детей.
— Слышала, слышала, но не очень-то верю во все эти россказни.
— Вай, ты не веришь мне! Я сама слышала, какой Гукасяны ночью переполох подняли у себя во дворе. Я ведь рядом с ними живу. Лусик до сих пор не может опомниться от страха.
- Новые рассказы про Франца и школу - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Праздничные истории любви (сборник) - Светлана Лубенец - Детская проза
- Шоколадные каникулы - Жан-Филипп Арру-Виньо - Детская проза
- Большое путешествие Марселино - Хосе Мария Санчес-Сильва - Детская проза
- Братья-арбузики и Гоша Галошин плюс Татка Пузырь - Олег Фокич Коряков - Детская проза
- Приключения Гугуцэ - Спиридон Вангели - Детская проза
- Легенда о Земле - Алексей Гучинович Балакаев - Детская проза
- Дом П - Юлия Кузнецова - Детская проза
- Злоключения озорника - Герхард Хольц-Баумерт - Детская проза
- Сказочный переполох - Майкл Бакли - Детская проза