Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э, так ведь, тут вот….
— Да это все ерунда, он подтянет свою учебу, будет серьезней. Вот и мама ему поможет, если что. Правда, мама?
— Так ведь… — упирался директор.
— Подписывайте, я ручаюсь. — доверительно нагнулся Михалыч к директору.
Тот посмотрел на Михалыча, как ребенок на факира и произнес долгую речь о высоком доверии школы, о моих обязанностях и тому подобных вещах.
Михалыч весело исподтишка подмигнул мне. Вопрос решился. Повезло еще паре-тройке учеников. Последние два десятка выперли без лишних разговоров.
Зачем это было нужно Михалычу, я могу только догадываться. Скорее всего, это был микс мотивов, состоящей из сострадания напуганной одинокой вдове с ребенком, возможности проявить себя, победить в небольшой битве с директором, козырнуть авторитетом перед другими учителями. И таким образом даже, наверное, в случае снятия с должности директора-коммуниста, выглядеть авторитетной кандидатурой N1 на этот маленький трон. А может он, просто был нормальным мужиком.
Директор поспешно в этот же год от своего партбилета отказался, линейку проводил без красных флагов и вообще без всякой политической идеологии. Правда, эта мобильность его взглядов ему помогла ненадолго. В следующем, выпускном для меня, году его сняли с должности прямо посреди второй четверти и заменили дамой с правильными связями.
* * *Учебный год начался иначе, чем раньше. Не было пионеров, салютов, красного знамени, барабанной дроби и горна. В нашем классе были большие перемены в составе. На параллели из пяти классов их осталось только три. К нам в класс прибыло семь человек из расформированных. Треть учащихся отправилась на этот год в училища, осваивать рабочие специальности. Они еще полгода скучали по прежним однокашникам и всю осень околачивались на школьном дворе. Им было немного больно смотреть на то, как их детство сократили росчерком пера. Они, конечно, куражились перед нами, не показывали вида, что им хочется назад в свои привычные классы. Пытались гордиться званием "бурсаков", но их глаза сообщали совсем иное. Это были растерянные дети, сделавшие первый шаг в иной уклад их привычной жизни. Мастера ПТУ были грубыми, требовательными, крикливыми. Школьные учителя в сравнении с ними были ангельски добры. Занятия в ПТУ проходили в тесной связи с практикой, и нашим бывшим одноклассниками приходилось проводить много времени у станков, у кладок с камнем и кирпичом, у швейных машинок и в малярке, в зависимости от профиля училища.
Наш обновленный класс в этом году стал ощутимо взрослее. Вместе с ушедшими в училища исчез дурашливо-детский микроклимат. Я за лето заметно подрос. Мой голос, наконец, стал ниже.
После линейки мы отправляемся в гастроном. С нами Анка, Кира и еще несколько одноклассниц. Все веселые и загорелые. Из магазина выходят два наших гонца. В большом пакете мягкий свежий батон, несколько бутылок пепси-колы и пляшка "Три семерки". Мы отправляемся в большой городской парк, больше похожий на ухоженный лес.
— За новый учебный год! — звучит тост, и мы распиваем на всех вино из пластиковых маленьких рюмок. Каждому достается совсем немного. Суть больше в символике самого распития, в обряде нашей мнимой взрослости. Пустая бутылка через 20-ть минут баскетбольно забрасывается Саней в урну и разбивается об ее дно.
Я сижу рядом с Кирой. Теперь мы всегда в компании сидим только рядом. Иногда мы встречаемся с ней в выходные дни. Но оставляем в отношениях расстояние. Это расстояние попадает в грань находящуюся на стыке между понятиями "дружба" и "пара". Я понимаю, что мои сверстницы теперь отдают предпочтение парням немного старше себя. Некоторые барышни из класса за лето обзавелись таковыми. И теперь смотрят на нас, одноклассников, немного свысока, преподнося себя взрослее, чем они есть на самом деле. Но Анку и Киру эта манерность, по большей мере, обошла стороной.
Однажды я впервые попал к Кире домой в гости. Это было в конце октября. Мы гуляли по улице, и нас прогнал с нее неприятный моросящий дождь. Пришлось спешно идти в подъезд. Из-под козырька мы смотрели на увядающую желтизну обмокшей листвы. Мы почти ни о чем не разговаривали. Ветер шумел и выл в щелях дверного проема.
— Холодно. Пойдем ко мне. — и она повела меня к лифту.
Дома у нее никого не было. Квартира была большой и уютной. Мы сидели на кухне, на плите в чайнике закипала вода. Мы впервые были наедине в помещении, и я даже подумал, что это шанс на нечто большее. Но не почувствовал от нее взаимности. Напротив, она сразу внутренне закрылась. Движения выдавали ее напряжение. Мне пришлось приложить усилия, демонстрируя, что я ни на что не претендую. Что можно просто пить чай, разговаривать, смотреть, как опускается вечер за окнами, и получать от этого удовольствие. Свет абажура красиво и уютно стелился по кухне, отсвечивал в небольшом зеркале и падал на наши лица. Я помню, как подумал, что сейчас в этот момент, мы должно быть очень красивы. И сам момент прекрасен. Это — юность.
* * *— Привет! Узнал? — слышу я в трубке голос Паши.
— Конечно! Ты откуда звонишь?
— Да, здесь я, у родителей. Приходи в подвальчик. Расскажу интересную новость.
— Сейчас буду.
Я кладу трубку и одеваюсь, чтобы пойти в подвал. Сегодня пятница. Весь вечер свободен. Ночи становятся холодными, и дворовые доминошники теперь расходятся рано.
— Привет! — пожимает мою руку Паша.
В подвальчике уже сидят Дима и Антон, и мы ждем пока подойдет Джон.
— Наконец-то, Джонни-барабашка! Привет! — встает с диванчика Павел. — В общем, пацаны, слушайте! В Киеве организовывают рок-фестиваль для молодых команд. Есть возможность выступить на нормальной сцене перед зрителями. Засветиться, типа. Так что, если хотите, поспособствую вашему участию. От нас нужна демо-запись пяти-семи песен собственного сочинительства, которые вы захотите исполнить. Ну, как?
— Это круто! — с загоревшимися глазами выдыхаем мы хором.
— Тогда репетируйте! На следующей неделе должна быть готова демка. Я приеду, заберу.
Остаток вечера, мы выбираем песни из двух десятков, написанных мной и Антоном. Определяем восемь песен, над которыми будем работать. Две из них совсем новые и Павел слушает их под акустику.
Антон продолжает сочинять. У него получается и наблюдается рост в этом деле. Стиль колеблется от тихой лирики до тяжелого рока. Я за всё время написал восемь песен и уже месяц не берусь за это дело. Вдохновения нет и его нужно напитать впечатлениями, а на это требуется время. Антону с этим проще, он чаще влюбляется, чаще встречается и расстается с девушками. Все эти эмоции прут из него в музыкальный материал.
Мы продумываем техническую сторону дела. Решено записывать ударные, гитары и голос по отдельности на двухканальный старенький бабинный "Маяк". Вначале ударные на один канал, затем бас и гитары на второй. После включать сразу два канала на воспроизведение и записывать наложенные инструменты на кассетник, сливать с кассеты на один канал бабинника, а на другой канал дописывать голос. Качество конечно терялось. Несколько перезаписей съедали чистоту звучания, но иного варианта мы не видели.
— Как мы запись сделаем, если у нас даже камертона нет? — морщим мы лбы.
— Камертон можно попросить у училки по музыке. — говорит Джон.
— Ага, на неделю что ли? Гитары каждый день подстраивать нужно.
— Тогда купить. Он недорогой, наверное.
— А примочку для гитары?
— Да, с этим сложнее.
Мы думаем, перебираем знакомых и места, где могут быть примочки. Но так ничего и не придумываем.
Антон берет нашу новую гитару, купленную мной, и долго вертит ручки настроек. Добавляет реверберацию и гитара становится жесткой и рычащей. Потом убавляет, и она играет мягко, по-битовому.
— Кажется, мы можем обойтись и без примочки. Демка все-таки нужна, а не альбом. — усмехается довольно Антон.
Мы соглашаемся. Дима обещает завтра поехать за камертоном в музторг.
— Нету там никаких камертонов! — с гневом заявляет на следующий день Дима.
— Как это нету? Да, ну? — удивляемся мы — Это же музторг, там все, что хочешь, продают. Даже саксы есть.
— Саксы есть, камертонов нету.
Мы опять морщим лбы, напрягаем шеи, думу гадая.
— Я, кажется, знаю, что можно сделать! — просветляюсь я. — Где эта кассета, с "Металликой" последней? Там под одну вещь можно гитару настроить.
Мы включаем "Nothing Else Matters" "Металлики" и подстраиваем акустику под несложный перебор Кирка Хаммета. Приходится постоянно перематывать кассету на вступление. Антон крутит колки гитары и недовольно качает головой. Мучительно долго дергает по очереди струны, опять крутит колки. Я выхожу на улицу, чтобы сменить звуковой фон, меня жутко раздражает процесс настройки, и сам я им занимаюсь только у себя дома. В студии это дело всегда достается Антону.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- ...Все это следует шить... - Галина Щербакова - Современная проза
- Еще один круг на карусели - Тициано Терцани - Современная проза
- Планка (сборник) - Евгений Гришковец - Современная проза
- Бал. Жар крови - Ирен Немировски - Современная проза
- Михалыч... - Евгений Гришковец - Современная проза
- Зима - Евгений Гришковец - Современная проза
- Другие - Евгений Гришковец - Современная проза
- Темные воды - Лариса Васильева - Современная проза
- Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг - Современная проза