Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Райкин в свое время предлагал прикрутить к ноге балерины динамо-машину, чтоб ток давала на пользу общества. Похоже, он ошибся только с частью тела.
***
Я сошел на следующей остановке.
Через пару минут я обнаружил, что у меня нет русских денег. Есть немножко долларов, которые еще надо менять.
В поисках обменника я сунулся в подворотню, другую. Нигде не было искомой вывески. Зато в каком-то глухом углу я увидел секс-шоп. По старой памяти девяностых я решил, что в таком заведении может быть разменное окошко, и зашел.
В похабном вертепе было пусто. Длинные прилавки были завалены искусственными членами в пакетиках - размеры наводили на мысль, что их делают для лошадей. Стены украшали кружевные лифоны, хлысты с наручниками и длинная искусственная рука для засовывания в жопу.
За прилавком сидела тетка, очень похожая на ту, автобусную. На морде тетки каменело терпение.
Я подумал про себя, как это мудро придумано - брать на подобную работу именно такого типа тетех. Мужик за прилавком был бы немыслим, молодая девка - тем более: ну как попросишь у такой лошадиный хрен, хлыст или хотя бы кассету с гей-порно? Тетеха же вызывала ощущение существа бесполого, асексуального, и в то же время внушала доверие.
Я подошел и спросил у нее насчет обменника. Она показала мне на закуток, где скрывалось крохотное окошко. Курс был грабительский, но выбирать не приходилось, к тому же мне и нужно-то было немного.
Подсчитывая деньги, я услышал за спиной девичий голосок:
- Мне вот… нужно… - невидимая мне девушка запнулась, - смазочку…
- Вагинальную или анальную? - в голосе тетки была чистая, беспримесная заботливость.
- Эту… вагинальную, - девушка смутилась еще пуще.
- Ну вот пожалуйста, - послышалось какое-то шуршание, - тут все. Это импортные, они хорошие, только дорогие. Эта не очень… эта, говорят, раздражение вызывает… А вот наша, «Услада» называется. Все хвалят, и цена не такая похабная. Возьмите «Усладу». Очень приличная вещь.
Дмитрий Быков
Вся Россия - наш сад
Сладкие пытки родины
Высказываясь однажды о «Дне опричника» Владимира Сорокина, Артемий Троицкий упомянул о садомазохизме русского патриотизма как о чем-то общепризнанном. Генезис этого садо-мазо занимает меня давно и никем, кажется, как следует не описан. Нет слов, в том, чтобы слишком пылко отдаваться родине и желать насилия с ее стороны, в самом деле есть нечто эротическое и притом болезненное, - но это, конечно, не только русское явление. Штука, однако, в том, что именно в России у него есть любопытные особенности и слишком устойчивая садическая окраска. Вспоминаю газетный очерк 1979, кажется, года - там «Комсомолка» рассказывала о подвале, в котором старшеклассники играли в гестапо. Подчеркиваю - старшеклассники, а не какие-нибудь пионеры; «гестаповцы», насмотревшись «Семнадцати мгновений» и много еще чего, устраивали сексуальные оргии, имитации повешений, расстрелов, допросов - и все это с участием девушек, которые не только не возражали, но здорово вошли во вкус. Все это было описано хоть и с пылким пафосом отвращения, но весьма откровенно по тем временам: чувствовалось, что и авторы относятся к происходящему с живым интересом. В финале следовал неизбежный гражданственный монолог - вот, к услугам этой молодежи были кинотеатры, библиотеки, кружок мягкой игрушки, но их неумолимо тянуло в подвал. Что же это такое?!
Кажется, все наши разговоры о путях России отчасти напоминают эту беспомощную руладу. Вот же, к нашим услугам созидание, всякие национальные проекты, здравоохранение и образование, и строительство настоящей демократии, - но всех почему-то неумолимо тянет в подвал родного подсознания, в разделение на истребляющих и истребляемых, в общенациональную оргию, которую неустанно пытаются спровоцировать то одни, то другие. А почему? А потому, что это интереснее. Ясно же, что самомазохистские игры значительно интереснее кружка мягкой игрушки. А мы сами себе мягкая игрушка, и при первой возможности сбиваемся в этот кружок - предлог может быть любым, вплоть до разведения помидоров. Можно выбросить в России самый невинный ботанический лозунг - и население по отношению к нему немедленно поделится на западников (растлителей) и почвенников (запретителей), после чего польется отнюдь не томатный сок. Нынешняя стабильность чревата все тем же подвалом - эту изумительную особенность русского эроса и русской власти наглядно демонстрируют садомазохистские сайты интернета.
Это искаженное, но чрезвычайно интересное пространство впервые открылось мне, когда я в 2000 году собирал материалы для «Оправдания». Там описана секта самомучителей, непрерывно подвергающих друг друга изощренному насилию, - и для достоверности мне понадобился сайт, посвященный истории пыток в России. Как ни странно, о самих пытках там было не так уж много - зато весь прозаический отдел сайта был битком набит рассказами бесчисленных анонимных авторов, чьи творения по изобретательности далеко превосходили позднего Пазолини. Почти во всех этих рассказах - частью фантастических, частью исторических, - представители власти изобретательно насиловали и казнили представителей народа. Власть бывала разная - иногда фашистская, иногда комиссарская, но одинаково неумолимая. Также во всех рассказах и фантазиях, наводняющих сайт, было заметно знакомство с книжной серией «Пионеры-герои», отлично памятной мне по детству. Эти сборники были истинной усладой садомазохиста: там подробно, со смаком излагались истории из цикла «Мужчины мучили детей», причем описание подвигов несчастных пионеров занимало едва треть очерка и было выполнено, прямо скажем, без волнения, с холодным носом. Зато едва дело доходило до пыток и расправ, повешений и расстрелов, допросов и издевательств - авторы щедро демонстрировали весь наличный талант. Впрочем, ведь и в «Поднятой целине» комсомолец агитирует казаков сдавать зерно путем подробного и смачного рассказа о пытках, которым подвергли зарубежного комсомольца:
«… Так вот, вели они агитацию за свержение капитализма и за устройство в Румынии Советской власти. Но их поймали лютые жандармы, одного забили до смерти, а другого начали пытать. Выкололи ему глаза, повыдергивали на голове все волосы. А потом разожгли докрасна тонкую железяку и начали ее заправлять под ногти…
«…» Жандармы тогда стали резать ему шашками уши, нос отрезали. „Скажешь?“ - „Нет, - говорит, - умру от вашей кровавой руки, а не скажу! Да здравствует коммунизм!“ Тогда они за руки подвесили его под потолок, внизу развели огонь…
- Вот, будь ты проклят, какие живодеры есть! Ить это беда! - вознегодовал Аким Младший.
- …Жгут его огнем, а он только плачет кровяными слезами, но никого из своих товарищей-комсомольцев не выдает и одно твердит: „Да здравствует пролетарская революция и коммунизм!“
- И молодец, что не выдал товарищев! Так и надо! Умри честно, а друзьев не моги выказать! Сказано в писании, что „за други своя живот положиша…“
Дед Аким пристукнул кулаком и заторопил рассказчика:
- Ну, ну, дальше-то что?
(Деду Акиму интересно, - Д. Б.)
- …Пытают они его, стязают по-всякому, а он молчит. И так с утра до вечера. Потеряет он память, а жандармы обольют его водой и опять за свое. Только видят, что ничего они так от него не добьются, тогда пошли арестовали его мать и привели в свою охранку. „Смотри, - кажут ей, - как мы твоего сына будем обрабатывать! Да скажи ему, чтобы покорился, а то убьем и мясо собакам выкинем!“ Ударилась тут мать без памяти, а как пришла в себя - кинулась к своему дитю, обнимает, руки его окровяненные целует…
Побледневший Ванюшка замолк, обвел слушателей расширившимися глазами: у девок чернели открытые рты, а на глазах закипали слезы, Акимова жена сморкалась в завеску, шепча сквозь всхлипыванья: „Каково ей… матери-то… на своего дитя… го-о-ос-поди!…“ Аким Младший вдруг крякнул и, ухватясь за кисет, стал торопливо вертеть цигарку; только Нагульнов, сидя на сундуке, хранил внешнее спокойствие, но и у него во время паузы как-то подозрительно задергалась щека и повело в сторону рот…
- „…Сынок мой родимый! Ради меня, твоей матери, покорись им, злодеям!“ - говорит ему мать, но он услыхал ее голос и отвечает: „Нет, родная мама, не выдам я товарищей, умру за свою идею, а ты лучше поцелуй меня перед моей кончиной, мне тогда легче будет смерть принять…“
Ванюшка вздрагивающим голосом окончил рассказ о том, как умер румынский комсомолец, замученный палачами-жандармами. На минуту стало тихо, а потом заплаканная хозяйка спросила:
- Сколько ж ему, страдальцу, было годков?
- Семнадцать, - без запинки отвечал Ванюшка и тотчас же нахлобучил свою клетчатую кепку. - Да, умер герой рабочего класса - наш дорогой товарищ, румынский комсомолец».
- Вторая мировая (июнь 2007) - журнал Русская жизнь - Публицистика
- 1968 (май 2008) - журнал Русская жизнь - Публицистика
- Безумие (март 2008) - журнал Русская жизнь - Публицистика
- Знамя Журнал 7 (2008) - Журнал Знамя - Публицистика
- Бывший разведчик разоблачает махинации БНД - Норберт Юрецко - Публицистика
- На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин - Биографии и Мемуары / Политика / Публицистика
- Сокровенный человек (апрель 2007) - журнал Русская жизнь - Публицистика
- ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ ПОСТАНОВЛЯЕТ... - ЮРИЙ ГОРЬКОВ - Публицистика
- Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов - Публицистика
- Нефть, PR, война - Мишель Коллон - Публицистика