Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова несколько раз кивнул и наконец перевел дух.
– Мне, наверное, надо бы… – Он указал на свой компьютер.
Валенсия поймала себя на том, что тоже кивает и ее руки сложены, как будто она молится.
– О, – сказала она, словно ей в голову внезапно пришла важная мысль, – я кое-что забыла. Мне нужно… – Она указала себе за спину и, продолжая кивать, поднялась с кресла. Волна печали захлестнула чувство унижения. Она торопливо зашагала по проходу. Куда? Это не имело значения. Питер наверняка никогда больше не заговорит с ней.
Может быть, никто и никогда больше не заговорит с ней. Может быть, кассиры в продуктовых магазинах будут настороженно смотреть на нее, пробивая чек, и кивать, вместо того чтобы пожелать хорошего дня, а знакомые будут покровительственно улыбаться, проходя мимо нее на улице, вместо того чтобы пригласить на кофе, и Питер никогда больше не повернет свое кресло в ее сторону, и она проведет остаток жизни, задаваясь вопросом, оглохла ли она или ее просто игнорируют.
Глава 8
– Я познакомилась с мистером Валентайном в свой день рождения.
Еще не успев открыть глаза тем утром, я вспомнила, что у меня день рождения, поэтому еще какое-то время держала их закрытыми. К официальному началу дня я была одна в своей квартире, а потом мне нужно было идти на работу, и то, что это мой день рождения, ничего не значило. (Вот как бывает, когда тебе за тридцать; дни рождения больше не важны, потому что первоначальное волнение от самого факта твоего существования уже пережито. Ты больше не новость. Но еще остается какая-то ностальгическая часть тебя, которая помнит – может быть, тоскуя, – время, когда это вызывало у людей эмоции.)
Проблема была в том, что я и сама не знала, чувствую что-либо или нет.
От этой мысли глаза у меня открылись. Я выглянула в окно у своей кровати и увидела рассекающий небо самолет и две узкие белые линии за ним. Я подумала, что, может быть, за исключением спешащих по делам или к кому-то на смертном одре, все на этом самолете направляются в место, которое лучше и интереснее того, куда собираюсь пойти я: молодая пара – в медовый месяц, мальчик – в тематический парк, женщина – в другой город, где ее ждет новая работа.
Все они взволнованы, все в восторге от путешествия, у всех интересная жизнь.
Я завидовала им.
Но что-то цепляло мое сознание. Что-то из прошедшего дня, не проникшее сквозь паутину сна в день нынешний. Что-то печальное.
Правильно, похороны.
Похороны моей бабушки. Я была одной из ее сиделок, и она очень болела в конце и хотела уйти, так что горечь ухода смешивалась с тихой радостью освобождения от мучений. Похороны прошли хорошо; собралось много родственников, которых я давно не видела, люди рассказывали, какой им помнилась бабушка. В общем, получился настоящий праздник достойно прожитой жизни.
Я посмотрела на небо как раз в тот момент, когда самолет исчез в облаках.
Сердце дернулось в груди, как будто пытаясь догнать его, и я перевернулась на спину, решая. Думая о своих обязанностях, своих отношениях, своей работе, своем банковском счете. Я поняла, что все будет хорошо. Без меня ничто не остановится, ничто ценное не потратится впустую.
Моя семья, окруженная собравшимися на похороны друзьями, тетями и дядями, кузинами и кузенами, окруженная кастрюлями и букетиками цветов, наверняка не заметит моего отсутствия. Моей бабушке больше не нужно, чтобы я читала ей или помогала встать с постели. И, обращаясь к своему сердцу, я сказала вслух в своей пустой спальне:
– Дерзай.
(Это то, что сердца хотят услышать. Конечно, всегда ли вы должны говорить сердцу то, что оно хочет услышать, это совсем другой вопрос. Сердца похожи на двухлетних детишек, которым часто хочется делать глупости, такие как лизать ножи для стейка или падать животом на ступеньки.) Я собрала сумку, позвонила на работу – предупредила, что больна, – и поехала в аэропорт. Все было просто, как в игре, в которую я играла в детстве. В маленькой коробочке с пластиковой крышкой находились лабиринт и крошечный шарик. Цель состояла в том, чтобы перегнать шарик с одной стороны лабиринта на другую, наклоняя коробочку, постукивая по ней и направляя шарик с помощью силы тяжести. В тот день мир был коробочкой, а я – маленьким шариком. Мне даже не нужно было ничего говорить – двигать ногами, чтобы не упасть, когда сама земля наклонилась и понесла меня вперед. От меня не требовалось даже храбрости – только послушание.
Я вошла в терминал, оглядываясь по сторонам, как если бы кто-то мог выскочить и затащить меня обратно на работу. Как будто у входа меня уже ожидала полицейская машина. Но моя паранойя объяснялась, конечно, просто нервным возбуждением; для всех я была обычной молодой женщиной, идущей в аэропорт. Никого не волновало, куда я направляюсь. Это имело большое значение для меня, но не для других. Я так привыкла жить по правилам, что малейшее отступление от рутины казалось нарушением.
И потом, это было так волнующе.
Я вообразила себя главной героиней фильма, представила, что это – первая сцена, без слов, но с одной только музыкой, безумная партитура с громкой, пьянящей перкуссией, передающей суматошную атмосферу аэропорта и отчаянный стук моего сердца в груди.
Для начальной сцены картина логичная. Я прожила тридцать четыре года, и со мной никогда ничего не случалось. Я уже начала задаваться вопросом, существовала ли я вообще до этого. Разве не дикая мысль? Может быть, и сама земля не такая уж старая? Может быть, все вокруг возникло в один и тот же день – персонажи в определенном сеттинге, заранее прописанные для каждого эпизода истории, – но было приведено в действие в определенный момент. Вот на что это было похоже.
Mise en scène. Я представила сделанные крупным планом и мелькающие на экране кадры: мои побелевшие костяшки пальцев, сжимающие ремень висящей на плече сумки; табло вылета с мелькающими буквами и цифрами; обмен улыбками с незнакомцем, столкновения с которым я избегаю в последнюю секунду. Мужчины в деловых костюмах, с портфелями; спортивная команда средней школы, спешащая с тяжелыми спортивными сумками к стойке регистрации багажа. Стюардессы на высоких каблуках, направляющиеся к своим гейтам короткими рублеными шагами; они спешат, но выглядят почему-то расслабленными. И все движения подчинены ритму музыки, слышать которую могла только я.
На мгновение я остановилась, чтобы окинуть это все одним взглядом, и воображаемая камера отъехала назад, чтобы показать, насколько я мала в контексте
- Дневник тестировщика - Юрий Бригадир - Юмористическая проза
- Квадратный метр неба - Сергей Витальевич Мартинкевич - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Пополам - Маша Трауб - Русская классическая проза
- Каким быть человеку? - Шейла Хети - Русская классическая проза
- Очаровательное массовое самоубийство - Арто Паасилинна - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Болотный цветок - Вера Крыжановская - Русская классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Обещал жениться - Любовь Матвеева - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза