принесла французский журнал с гороскопом. Так интересно!
Она его будто с ложечки горьким лекарством поила. Уговаривала, выздоровления желала. Он казался себе таким тяжелым, мрачным, как каменная глыба, а Милочка, как синичка, легкая, маленькая, прыгает, крошки собирает…
Заглянул в аудиторию, забрал портфель.
На улице было слякотно, будто уже весна пришла.
Я ей просто надоел, думал он. Она была так терпелива из вежливости. Из благодарности, что я тогда с ней в лаборатории допоздна просидел. Но ведь нельзя так бессовестно ее терпением злоупотреблять. Конечно, ей надоело. У нее своя жизнь, свои дела, а я… Ну что ж, больше не буду. Вообще не буду. Надо только позвонить, извиниться за назойливость.
Но Тамара все поняла. Как-то умела она увидеть за шелухой суть, главное.
— Напрасно ты на меня обижаешься. На самом деле на работу ко мне сейчас лучше не приходить. А вечером я подругу обещала навестить. Хочешь, поедем вместе?
И как это люди раньше жили без телефона, подумал он, выходя из красно-белой телефонной будки. Как это вообще возможно — без телефона?
Подруга жила в новом районе.
Они шли от одного блочного белого дома к другому, точно такому же. Сергей дороги совершенно не запомнил.
У лифта он заупрямился — для того чтобы проверить, действительно ли она хочет, чтоб он с ней появился. Тамара его минут десять уговаривала.
Подруга встретила Сергея так, будто давно его знала, мельком глянула, кивнула и, позабыв о нем, заговорила с Тамарой. Зато он ее исподтишка изучал. Смуглая, гибкая, черные глаза с поволокой и черные, густые, на прямой пробор разделенные волосы. Звали ее Надя. Двигалась медленно, томно. Ей бы, наверно, пошло сари. А были на ней джинсы с грубым ремнем и красная рубашка с погончиками.
Тамара сняла шубу. Надя руками всплеснула:
— Ой, Том, какая юбка!
Сергей тоже посмотрел: темно-зеленого цвета, длинная, с отороченными белыми накладными карманами. Она Тамаре очень шла.
— Дай померить, — попросила Надя и увела Тамару в кухню.
Сергея одного оставили. Он прошел в комнату. Над тахтой висел яркий рисунок. Очень неумело кто-то изобразил шторм на море. Это первое, что в глаза бросилось. Потом осмотрелся. Мебели мало, и хаотично расставлена. Секретер между платяным шкафом и буфетом, а углы пустые. На полу проигрыватель, колонки от него — одна на шкафу, другая на подоконнике.
Вошла Тамара. На ней были джинсы. Надя вертелась в передней перед зеркалом в Тамариной юбке.
— Где достала-то? — спрашивала она, любуясь нарядом.
— Ой, не говори! — Тамара села на тахту, закурила. — У Светки, конечно.
— Была у нее, а меня не взяла, — обиделась подруга.
— Да ведь ездила деньги отдавать. За туфли, помнишь?
Подруга кивнула, встала к зеркалу спиной и пыталась повернуть голову так, чтобы увидеть себя сзади.
— Приехала к ней и прямо с порога говорю: «Света, сразу предупреждаю, покупать ничего не буду. Денег нет». А у нее, как всегда, по комнате барахло разбросано. Витька из поездки вернулся. Я эту юбку увидела, у меня глаза загорелись. Светка заметила. «Может, все же померишь?» Я померила. Как на меня. А Светка хитрая: «Отдашь, когда будут». И я взяла. А дома в самый дальний ящик запрятала, чтоб Олег не видел. Сегодня в первый раз надела.
Сергей с недоверием думал: неужели это наяву и он рядом с Тамарой?
Подруга принесла яблоки, начатую бутылку вина.
— Знаешь, кто привез? Саша. Я никого не ждала, вдруг звонок. «Сейчас приеду». Мы с ним посидели, но, видишь, даже не допили. Он меня звал в воскресенье на лыжи.
— Поедешь? — спросила Тамара.
— Да ты что!
Они пересели к столу, Сергей наполнил бокалы.
— Поставь какую-нибудь музыку, — сказала Тамара.
Подруга лениво поднялась, включила проигрыватель. Пластинка была старая, заигранная, с шипением. Карел Готт, определил Сергей.
Выпили.
— А где Гриша? — спросила подруга.
— Гриша? — Тамара описала сигаретой в воздухе неопределенный круг. — Не знаю. Я его уже неделю не видела. Обещал позвонить, но как в воду канул. Зато, знаешь, кто прорезался? Игорь.
— Какой?
— Ну, помнишь, в поезде познакомились, когда с юга возвращались?
Крутился угольно-черный диск, песня следовала за песней, иногда пластинку заедало — одно и то же, одно и то же… Надя диск переворачивала и переворачивала, возможно, он был у нее один-единственный, а может, ей просто нравился Карел Готт. Сергей сидел, слушал. Но не было продолжения. Одно и то же, одно и то же…
— Мой сладкий звонил, — говорила подруга. — Просил ему рубашки приталить. Только по делу и звонит.
На улице — удивительно, всего за два часа! — сильно подморозило. Стало скользко. На крутом спуске Тамара взяла Сергея под руку. От ее прикосновения он будто оттаивать начал.
— Ты, я смотрю, весело живешь, — сказал он.
— Я? Весело? — Она непонимающе на него посмотрела.
— Ну да. Знакомые всякие, звонки, встречи. Хорошо жить, когда много друзей.
Посреди дворика, в который они вошли, рядом с одноэтажным желтым зданием котельной небольшой серый прямоугольничек асфальта был свободен от снега. Видно, под ним, в глубине, проходили теплые трубы. Три темные лужицы дымились по краям прямоугольника.
— Встанем здесь, тут ноги меньше будут мерзнуть, — сказала Тамара. Рукой в варежке она показала: — Вон мои окна. Одно темное, другое горит.
— А кто дома? — спросил он.
— Муж.
— А, понятно…
Они помолчали.
— Давно ты замужем? — спросил он.
— Восемь лет… Видишь, какая я уже старенькая.
— Глупость, — сказал он.
— Помнишь, ты меня на «вы» называл…
Он смущенно улыбнулся.
Конечно, нужно было остаться на консультацию. Все-таки декан проводил.
Но ждала Тамара, так они условились: в три Сергей будет у нее. А консультацию назначили внезапно. Декан читал последнюю в семестре лекцию и вдруг объявил, что после нее ответит на вопросы о предстоящем экзамене.
— Я, пожалуй, уйду, — сказал Сергей.
Милочка состроила жалостливую гримасу.
— А что случилось?
— Да так, дела.
— Хочешь, приезжай ко мне вечером, я тебе все, что он скажет, передам.
— Нет, спасибо, наверно, не смогу.
Может, признаться ей во всем, подумал он. Что я все лгу, лгу… Она ведь понимает, чувствует.
Все притихли, провожали его недоуменными взглядами. Декан стоял у кафедры, мотал на ус: ага, молодой человек излишне самонадеян, думает, что не нуждается в моей помощи. Что ж, проверим, проверим… Можно было притвориться, прижать к носу платок или закашляться. Так все делают. Декан бы и не поверил, но это уже как бы правила игры.
Он позвонил Тамаре из автомата. На коммутаторе ответили: добавочный занят. А монету автомат сожрал. Приехать к ней и сказать: «Ну, тебе дозвониться… Пять двушек ухлопал!»
Ровно в три он был в проходной.
